От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 18

Стоя у открытого окошка и наблюдая за этой сценой, я подумал, что сам себя лишил изрядной доли дорожной романтики, когда решил добираться в Турцию через Сирийские Ворота [16] и сел в вагон с надписью «Compagnie International des Wagon-Lits». Подобные поезда — похожие друг на друга, как братья-близнецы, — ходят в Берлин, Париж, Рим, Вену, Будапешт и Афины. Проводники в одинаковых коричневых униформах застилают вам постель по вечерам и будят по утрам. Но, с другой стороны, это как раз тот момент, который сближает с эпохой святого Павла и помогает восстановить подробности его путешествий. Думается, подобные унифицированные спальные вагоны были бы весьма уместны в Малой Азии того времени.

Дело в том, что на всей территории Римской империи — от Британии на западе и до Каспийского моря на востоке — господствовал некий принцип интернационализма. Прежде всего, римляне озаботились проложить целую сеть великолепных дорог. Пользуясь этими дорогами, вы могли добраться от Иерусалима до Булони. И на всем протяжении этого долгого пути вы вполне могли обходиться всего двумя языками — латынью и греческим. Если же по дороге у вас, не дай бог, случилась беда или возникли какие-то проблемы, то достаточно только заявить о своем римском гражданстве (а именно так и поступил апостол Павел), и повсюду — что в Эфесе, что в Антиохии или Александрии, или даже в самом Риме — вам была обеспечена одна и та же юридическая и полицейская поддержка. Чтобы оценить это, достаточно вспомнить, какое количество бюрократических препон ждет вас на том же отрезке пути в наше время. В каждой стране собственные законы. Вам придется договариваться с различными представителями властей — французскими, швейцарскими, итальянскими, югославскими, сербскими, болгарскими, греческими, турецкими, сирийскими и палестинскими. Единственное, что роднит всех перечисленных чиновников — полное безразличие к вашей судьбе. Там, где раньше простиралась открытая дорога, сегодня возвели целую кучу границ — с таможнями и паспортным контролем. И повсюду вы будете наталкиваться на официальные барьеры. Вас ждут закрытые двери, бесконечные проверки и недоверчивые взгляды, словно в вас подозревают шпиона или контрабандиста.

И лишь здесь, в международных спальных вагонах, вы получите одинаковые — что в Париже, что в Стамбуле — одеяла и простыни; и завтраки вам будут сервировать на одинаковых голубых тарелочках, независимо от того, где вы находитесь — в Белграде или Барселоне. Эта одинаковость сервиса воспроизводит — во всяком случае, до некоторой степени — великолепную стандартизацию римских дорог, которая царила в античную эпоху.

Утренняя заря разгоралась над Алеппо, когда мы двинулись дальше — в плоскую и жаркую страну, которая ждала на севере. Наш поезд потихоньку удлинялся: время от времени на станциях к нему прицепляли все новые вагоны — обычные и вагоны-рестораны.

В одном из таких вагонов-ресторанов я и позавтракал. В меню входили яйца «обернуар», кофе и тосты. Впрочем, ел я рассеянно, все мое внимание поглощал пейзаж, открывавшийся за окном. Это был настоящий нецивилизованный Восток — такой, каким он сохранялся на протяжении последних столетий. Цепочки верблюдов маячили на горизонте, всадники с ружьями за плечами возвращались к себе домой — я видел стоявшие поодаль деревушки с глинобитными домиками и куполом мечети. Меня забавляла мысль, что, несмотря на все внешние отличия, этот современный вагон-ресторан является прямым восприемником древних караванов, которые двигались по Эгнатиевой дороге [17] .

Напротив меня за столиком восседал мой сосед сириец — чисто выбритый, благоухающий одеколоном, в феске, сидевшей под каким-то немыслимо-высокомерным углом, — и задумчиво вертел в руках чашечку кофе. Как выяснилось, он ехал в Стамбул. Умирающий город, как сказал сириец. Турецкий диктатор Кемаль, или Ататюрк, «Отец турок», если пользоваться официальным титулом, решил обречь старый город на медленную смерть, а в качестве республиканской столицы развивать Ангору, то есть Анкару.

— Но разве можно убить Стамбул? — вопрошал сириец, взмахнув в воздухе наманикюренной рукой. — Он создан самой природой как мост между Востоком и Западом. Город, которому довелось побывать и крепостью, и базаром. Как можно убить такое чудо?

Я слушал его рассуждения о будущности Стамбула, а сам пытался отгадать, с какой миссией мой сосед едет в Стамбул. Меня интриговал его внешний вид — высокая красная феска, надушенные волосы, изящные ухоженные руки и бросающийся в глаза костюм. Этот человек казался сошедшим с обложки какого-нибудь приключенческого романа. Я так и не решился дать волю своему любопытству.

Через несколько часов наш поезд покинул пределы Сирии и вскарабкался на горный хребет Аман.

Плоская местность с ее пальмами, грязными деревушками и караванами верблюдов осталась позади. Теперь мы ехали по суровой гористой местности. По обе стороны от железнодорожной линии вздымались отвесные склоны, густо поросшие хвойными лесами. Местами их пересекали темные ущелья, по дну которых неслись стремительные потоки. Горы, отделявшие страну святого Павла от родины Христа, напоминали мне не то Швейцарию, не то Шотландию. Порой мне казалось, будто мы приближаемся к Сент-Морицу, а в иные моменты я готов был поклясться, что вот-вот за поворотом откроется Форт-Уильям.

Наконец поезд остановился на пограничной станции Февзипаса. Над зданием вокзала развевался красный флаг с белым полумесяцем и звездой — неопровержимое доказательство того, что мы очутились на турецкой территории. И сразу же узрели плачевные последствия декрета Гази [18] , который обязал всех турок носить западную одежду. Толпа, без дела слонявшаяся по станции, имела откровенно жалкий вид — море матерчатых кепок и безнадежно устаревших европейских костюмов. Арабы в своих традиционных лохмотьях, безусловно, выигрывали на фоне этих убогих синих пиджаков с коричневыми заплатами.

Нам предстояла процедура проверки паспортов, и вот в вагон вошли полицейские. Они щеголяли остроконечными фуражками с красными лентами и серыми немецкими шинелями с красными же обшлагами, у каждого на поясе висела кобура, из которой выглядывала вороненая сталь нагана. Тут же суетились таможенники: в поисках контрабанды они беззастенчиво ощупывали чемоданы, порой даже не ленились перетряхивать багаж.

Посадка на поезд производила странное впечатление: молчаливые и безучастные люди в матерчатых кепках поднимались по подножкам вагонов, шли по проходам, заглядывали в купе. И все это — под наблюдением солдат с винтовками на плечах. Наконец поезд тронулся с места, набрал скорость. Я сидел у окна и с жадностью рассматривал непривычный ландшафт. Такое нескоро забудется.