Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 67

Халиф построил летний дворец аз-Захра в память любимой жены, носившей это имя; но слово «дворец» не дает правильного представления об огромном королевском городе, построенном террасами, с собственными акведуками и окруженном одинарной стеной, примерно в трех милях от Кордовы. Как ни печально, сегодня дворец разрушен почти полностью, но его руины показывают, что это был самый великолепный дворец, когда-либо построенный в Испании. Там имелись висячие сады, птичьи дворы, зверинцы, пруды с рыбками и звенящие ручьи, изящные дворики и беседки; классическому миру пришлось внести в его строительство обычную лепту мраморных и порфировых колонн. Один из многих фонтанов дворца аз-Захра привезли из Византии; в другом зодчий как-то умудрился примирить льва, антилопу, крокодила, дракона, орла и прочих птиц в одном произведении: весь этот зверинец из золота и украшен жемчугом и драгоценными камнями. Я бы с радостью пожертвовал всеми имеющимися в Испании арабскими памятниками, чтобы увидеть целым этот дворец великой эпохи, с его статуями прекрасной аз-Захры и почти богохульным фризом, окаймлявшим беседку и повторявшим ее имя — вместо восхваления Аллаха. Одной из достопримечательностей дворца был прудик «живого серебра» в спальне халифа — очевидно, имитация бассейна со ртутью во дворце Тулунидов в Каире, где султан Хумаравайх, страдавший от бессонницы, иногда засыпал на плавучем диване.

В центре мечети я нашел кафедральный собор Кордовы, который построили, убрав часть колонн и тем самым освободив пространство для церкви, крышу которой подняли выше крыши мечети. Служба уже началась, и я не стал заходить внутрь; забавное ощущение — стоять снаружи в исламской мечети, словно за кулисами театра, и разглядывать христианского священника на кафедре, хор и каноников, а также огромный орган со сверкающими рядами золоченых труб. Многие писали, что эта церковь посреди мечети — позор, но лично я не вижу в этом ничего позорного. Нет более подходящего символа для Андалусии — возможно, даже для всей Испании, — чем этот христианский бриллиант в невероятной мусульманской оправе. Куда хуже, чем строить церковь в мечети, подумалось мне, было возвести стену вдоль северной стороны мечети, отрезав ее от дворика Апельсиновых деревьев. Вот это действительно акт вандализма; и я ушел, желая, чтобы президент Эйзенхауэр убедил генерала Франко снести эту стену.

Когда я вернулся в гостиницу и стал готовиться к отъезду в Гранаду, ко мне зашел попрощаться мой юный гид. Испанцы, кажется, могут покидать свои офисы и прочие места работы в любое время, когда только пожелают, — и это замечательно. Мы выпили по бокалу manzanilla, и юноша сказал мне, что в Гранаде сейчас идет фестиваль музыки и танца, так что я вряд ли найду ночлег; на этой печальной ноте мы и распрощались.

Я подумывал свернуть с шоссе и заглянуть в городок Теба, лежащий примерно в семидесяти милях к югу. Но это было слишком далеко. Теба — место битвы с маврами, в которой погиб сэр Джеймс Дуглас, когда вез сердце Роберта Брюса в Святую Землю. Любой шотландец, оказавшийся в Гибралтаре, может легко попасть туда на поезде, поскольку город стоит на главной линии из Альхесираса в Бобадилью.

История, которую, среди прочих, поведал нам Фруассар, такова: когда Брюс умирал, на душе у него было неспокойно, ибо насыщенная событиями жизнь помешала ему исполнить обет отправиться крестовым походом в Святую Землю. Созвав рыцарей, король завещал, чтобы после смерти его сердце забальзамировали и отвезли ко Гробу Господню, куда его тело отправиться не может. Добрый сэр Джеймс Дуглас обещал исполнить эту миссию и после смерти короля отплыл весной 1330 года в компании шотландских рыцарей, везя с собой сердце Брюса в «ane cas of sylvr fyn, enamalit throu subtilite» («ковчежец из тончайшего серебра, изысканно изукрашенный эмалью»), который носил на шее.

Флот зашел в Слейс на двенадцать дней, чтобы к экспедиции присоединились фламандские рыцари. Дуглас устроил на борту походный буфет, где услаждал местных дворян «винами двух сортов и пряностями». Потом корабли, видимо, обогнули Испанию, поскольку нам сообщают о прибытии экспедиции в Валенсию. Здесь Дугласу стало известно, что король Кастилии Альфонсо XI воюет с мусульманским правителем Гранады. Дуглас посоветовался со своими рыцарями, и все согласились, что это славная драка, в которую они обязаны вмешаться. Экспедиция повернула назад и причалила в Севилье, рыцари спустили на берег боевых лошадей и поскакали в лагерь кастильского монарха, который принял их с великой сердечностью и любовью. Среди иностранных рыцарей, которые сражались вместе с испанцами, был англичанин, известный своими военными подвигами, с изрезанным шрамами лицом. Узнав о прибытии Дугласа, о чьих храбрых деяниях он был наслышан, англичанин поспешил навстречу, чтобы сравнить отметины битв. Когда он выразил удивление, что лицо Дугласа не блещет шрамами, шотландец ответил: «Хвала Господу, у меня есть руки, чтобы защищать голову!»

В конце августа 1330 года испанская армия выстроилась против мавров близ Тебы, и Альфонсо скомандовал наступление. Дуглас, стоявший со своими рыцарями на фланге, ошибочно решил, что дан сигнал к общей атаке, велел трубам играть вызов и выехал к маврам под клич: «Дуглас! Дуглас!» — с сердцем Брюса в ковчежце на шее. Маленькую группку рыцарей быстро окружила мавританская конница; увидев сэра Уильяма де Сент-Клера Рослинского в трудном положении, Дуглас поскакал ему на помощь и был убит. Один из рассказов о его смерти гласит, что на скаку шотландец снял ковчежец с шеи и бросил его в гущу битвы, воскликнув: «Куда ни лети, Дуглас за тобой!»

Гибель Дугласа положила конец экспедиции. Говорят, что его тело и сердце Брюса были найдены на поле битвы и перевезены обратно в Шотландию. Дугласа похоронили в часовне святой Бригитты в Дугласе, а сердце Роберта Брюса, как считается, покоится в аббатстве Мелроуз.

§ 3

Я ехал в Гранаду сквозь ослепительное сияние летнего дня. Ландшафт плыл в знойном мареве. Воздух за окном был таким же раскаленным, как в моторе, и среди этого запекшегося красного пейзажа по склонам Sierra карабкались оливковые деревца. Хотя многие поэты воспевали серебристую седину оливкового дерева, я часто думал, что его красота преувеличена. За исключением мест наподобие Кипра, где баснословного возраста деревья простирают колдовские длани над каменистой землей и производят впечатление древних монументов, обычная олива, выведенная ради плодов, только тогда прекрасна и полна романтики, когда вспоминаешь о ее связи с классическим миром.

Во всей Испании нет зрелища более приятного глазу, чем пейзаж Андалусии; и долина Гвадалкивира, через которую я проезжал, — прекрасный тому пример. Единственная часть Испании, известная викторианцам и многим более поздним путешественникам, именно Андалусия породила легенду о жаркой южной стране, где всегда светит солнце. Городки и деревушки, все в белых бурнусах из прохладной извести, мнятся оазисами неги и свежести средь наготы незатененных дорог. Я приехал в маленький, полный цветов прелестный городок под названием Андухар. Цветы свисали из оконных ящиков по белым стенам и росли на улицах, их можно было увидеть в патио и на маленькой пласе. Здесь я остановился, чтобы выпить чего-нибудь холодного и понаблюдать за юношей, пившим воду на испанский манер: он держал красный глиняный jarra над головой, позволяя струйке воды из носика литься прямо в рот. Наверняка этот трюк — еще одно мавританское наследство, поскольку арабы любят вольно обращаться с водой. Недаром они столь склонны любоваться падающей водой, восхищение которой у арабов — врожденное. Помню, однажды я спросил нынешнего короля Иордании Абдаллу, что доставило ему наибольшее удовольствие, когда во время визита в Британию он оказался в Шотландии. Довольно неожиданно король ответил: «Дождь в Пиблсе». Выяснилось, что правительство, в порыве вдохновения, поселило его в санатории в Пиблсе, где три дня шел проливной дождь; обеспокоенные хозяева страшно удивились, обнаружив, что их гость совершенно счастлив, часами простаивает у французского окна и наблюдает за льющейся с неба водой.