Потешная ракета - читать онлайн книгу. Автор: Елена Колядина cтр.№ 44

Приложил ушеса к притвору и, охваченный сладострастием, приготовился услыхать премерзкие вздохи и стоны…

Но в келье лишь тихо беседовали.

Феодосия пыталась убедить верного своего товарища открыться игумену Феодору – узнав радостную весть о своем Агеюшке, хотела, чтобы такое же счастье обрели и настоятель с Варсонофием. Не могла она открыть товарищу истинную причину своей настойчивости и признаться, что завтра покинет монастырь и пойдет по свету искать табор, с коим странствует ее сыночек. Поэтому Варсонофию внезапные страстные уговоры открыться в сыновстве игумену показались непонятными.

– Когда-нибудь, не сейчас, – тряс главою Варсонофий. – Не время еще.

Феодосия с сочувствием обняла его за плечо.

И в сей двусмысленный миг дверь распахнулась, и в келью ворвался Венька.

Феодосия сжала ладонь Варсонофия.

– Ну что, голубки, попались? – ухмыльнулся Венька. – Мужеложцы похотливые!

Феодосия, с трудом понимавшая значение сего слова, недоуменно смотрела на монаха. Но Варсонофий вскочил в гневе и набросился на Веньку с кулаками.

Феодосия испуганно прижалась к стене, но скоро опамятовалась и ринулась разнять бьющихся. Она крепко схватила Варсонофия за локоть, и, к ее радости, он нехотя шагнул назад, удивленно глядя на Веньку. И вдруг, пошатнувшись, с тем же удивленным взглядом упал на пол, так что глава его оказалась под столом, а ноги нелепо подогнулись.

Феодосия перевела взгляд на Веньку – в руке того темнел нож. Зубы его стучали.

Наконец он перевел взгляд на Феодосию, и та в ужасе ринулась из кельи. Толкнулась в соседнюю дверь, но каморка была пуста. Пуста оказалась и галерея. Не зная, у кого искать помощи и спасения, Феодосия в страхе побежала к настоятелю.

Игумен словно ждал ее и молча отворил дверь.

Взглянув на нежные ланиты, яблоневого цвета шею, крошечные уши, игумен пришел в недоумение – как раньше не разглядел он прелепую юную жену? Несомненно сие жена! Но в то, что Феодосий, или как там ее, был ведьмой, поверить было невозможно. Уж игумен-то Феодор знал в ведьмах толк, не первый год пажить топтал! Сколько их, любострастных, прикопали добрые московиты в сырую землю, сбросили в поганые пруды и сожгли в срубах!

«У ведьмы зеницы черные, либо коварного зеленого цвету, власа вьются хмельными кудрями до самых лядвий, и весь облик погибельный для мужей, – размышлял настоятель. – А у Феодосия очеса, словно голубые проталины небесные, власы короткие, взгляд кроткий. Нет, даже если баба он, то на ведьму никоим видом не похож».

– Отец Феодор, Варсонофий – родной сын ваш! Не хотел признаваться, дабы не смущать вас и не вредить служению, – заливаясь слезами, возопила Феодосия.

Игумен недоуменно нахмурил лоб.

– Держите бийцу! – указуя перстом на Феодосию, крикнул подбежавший сзади Венька. – Он убил Варсонофия, дабы скрыть грех мужеложства!

И швырнул на стол окровавленный нож.

– Нет ли у вас чадца со льняными власами и голубыми очесами, трех лет от роду? – внове и внове повторяла Феодосия, обходя цыганские шатры и завешанные пологами телеги. – Не приблудился ли к вам Агей, Агеюшка Юдов Ларионов?

С той минуты, как завопила Феодосия: «Не убивал! Нет на мне такой вины! Ты бийца!» – оттолкнула Веньку и выбежала из монастыря, ни на мгновенье не прервала она хождение по Москве. Сперва мчалась Феодосия, задыхаясь горьковатым осенним воздухом, наугад сворачивая в темные проулки и плутая в незнакомых слободах, дабы укрыться от возможной погони. Потом, когда Москва осветилась холодным светом осеннего солнца, Феодосия принялась обходить берега речек и грязных прудов, где любили стоять табором цыгане. Обегая торжища – излюбленные места цыганок с отрочатами, рыская бродячей собакой, у которой утопили щенков, она не чувствовала ни усталости, ни холода. Покрасневшие от утреннего мороза руки, натертая сапогом пятка, пылающие щеки – все это равнодушно отмечала мысль Феодосии, но не тело: она не чуяла под собой ног и не ощущала ледяного сиверного ветра, пронизывающего рясу. Озирая поварской ряд, густо вонявший тушеной репой, гороховым супом и вареным мясным, она ощущала не голод, а тошнотный позыв, едва не вывернувший пищную жилу. Феодосия ухватилась за коновязь и на минуту остановилась, морщась и сглатывая тошноту.

– Нет у нас никакого Агея! – с самого утра отвечали Феодосии цыгане.

Никто не видел Агеюшки.

Отдышавшись, Феодосия торопливо побежала далее, вглядываясь в каждого одетого в цыганские отрепья отрочонка, просившего у москвичей милостыньку.

В полдень Москва загудела от сотен колоколов, и Феодосия, встрепенувшись, с жаром помолилась Божьей Матери, прося вновь обрести любимого сыночка. Помолившись, заметила, что в граде закипает некое волнение. Возбужденно переговариваясь и бранясь, проскакали стрельцы. Ржали кони. Пробежала ватага воротников. К Кремлю промчалась, грохоча по мостовой, карета с двуглавым орлом. Не стихал колокольный звон, перешедший в иных храмах в отрывистый набат. Одну из линий запрудили казаки. Феодосии от страха казалось – то ищут ее по обвинению в убийстве Варсонофия. Если бы не известие, что Агеюшка жив и здоров, Феодосия ни за что не стала бы скрываться! Но оставаться в монастыре, ждать разбирательств и праведного суда сейчас, когда сыночек, возможно, вышагивал с цыганами соседней улицей, было выше ее сил.

Когда мимо протопали пушкари, Феодосии почудилось, один из них упомянул монаха. «Приметы мои обсказывают, – решила она, юркнув в проход между заборами. – Надо переоблачиться в женское. Женой меня в монастыре не знали, значит, не догадаются дать приметы. Отец Логгин, судя по всему, меня пока не выдал, иначе схватили бы еще вчера… Венька первый бы руки выкрутил… Значит, ищут пока монаха мужеского пола, бийцу брата Варсонофия, упокой Господи его душеньку…»

Она опустила голову, дождалась, когда пушкари скроются из вида, и вновь, торопливо и бессмысленно, временами переходя на мелкий бег, принялась кружить по закоулкам, как вдруг почудилось ей, что идет по знакомому месту. Она замерла, встряхнула главой, приходя в себя, и обнаружила, что стоит перед роскошными хоромами Андрея Соколова.

Соколов в сей час вернулся домой – отдать распоряжения на случай, если вспыхнувшее в городе недовольство перейдет в бунт и потребует присутствия его, думного боярина, на службе и в помощи царю Алексею Михайловичу.

– Прости, Феодосий, некогда, – потряс благоухающей дланью Соколов, столкнувшись с монахом в теплых сенях, и довольно весело сообщил: – Сокольники шумят, того и гляди растерзают нас с тобой своими птицами! Пришлось на всякий случай выставить по улицам войско.

«Так то не меня ищут? – с облегчением подумала Феодосия. Но тут же вспомнила обиду Олексея и вновь испугалась: – Неужели Олешка поднял Сокольничью слободу в злобе на государя?! О, глупый, глупый!»

– В другой раз поговорим, – бросил Соколов и крикнул в глубь хоромов: – Велите накормить учителя и доставить в монастырь!