Великий любовник. Юность Понтия Пилата - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 61

На апрельских Цереалиях никто из адептов в городских торжествах не участвовал — все удалились в предгорья, где из веток принялись строить хижины и шалаши.

XVIII. Началась заключительная стадия последнего этапа разжигания пожара — «мутунотутунии», как окрестил ее Гней Эдий Вардий.

С Цереалий до Палилий, с апрельских ид до шестнадцатого дня до майских календ, пока строили шалаши и хижины, рыли глубокую яму и сооружали над ней широкий деревянный помост — всё было велено делать собственными руками, ни рабами, ни наемными слугами не пользовались, — после работы, за вечерней трапезой, слушали Корнелия Сципиона, который, словно бродячий учитель, переходил от костра к костру и наставлял-разглагольствовал.

Великий Август, вещал Сципион, призывает римлян вернуться к славной и праведной жизни наших любимых предков.

Что для этого требуется? Прежде всего, надобно прекратить лицемерить перед другими и лгать самому себе, войну называя миром, произвол — справедливостью, излишества — благосостоянием, стяжательство — трудолюбием, неравенство — государственным устройством, блуд — браком. Надо подлинными именами назвать вещи. И в первую голову надо понять, что добродетель к нам никогда не вернется, ежели ее движущую силу, первооснову гражданского общества — семью — мы по-прежнему будем создавать, нарушая священные обычаи предков и пренебрегая исконно-римскими богами. Почему едва не погубили Отечество гражданские войны, кровопролитные и богомерзкие? Да потому, что своим вероломным предательством мы оскорбили великого Мутуна, мы в слепоте своей предпочли ему пришлого Марса, отца Ромула-братоубийцы, в честь которого переименовали наш город. Почему мы погрязли в разврате? Не потому ли, что теперь поклоняемся не нашей древней Тутуне, богине естественной и нелицемерной любви, а гречанке, богине-шлюхе, лживой Венере, которая ежедневно, ежечасно с Марсом, богом ненависти и раздоров, наставляет рога своему мужу-труженику, терпеливому и усердному богу Вулкану? Нам этого предательства не простят наши предки, маны и лары, и давно уже перестали прощать, судя по тем бедствиям, которые на нас обрушились и до Юлия Цезаря, и при нем, и после него.

Когда мы это поймем, продолжал измышлять Сципион, мы ужаснемся и устыдимся. И от ужаса прозреем, а стыдом своим начнем очищаться. Мы отречемся от чужеземных лживых богов, Марса, Венеры и Аполлона. Обратив свои виноватые взоры к Мутуну и Тутуне, мы выведем их из мрака ночи на свет дня. Они нас в ответ осветят, вернут нам правдивость, добродетельную естественность, счастье и покой, невозмутимую мудрость и справедливое величие. Поклоняясь нашим исконным богам, мы вернем на землю древнейшего Сатурна и вместе с ним Золотой век, век первозданной любви, равенства и братства всех сословий и состояний. Тогда каждый день будет праздником и весь год — Сатурналиями.

Так ораторствовал Сципион. И адепты ему покорно внимали: почти все — со вниманием, многие — с интересом. А некоторые, особенно молодые, когда Сципион умолкал, нетерпеливо выкрикивали: «Ну, когда же?! Когда, наконец, начнем поклоняться?! Мы на этой проклятой диете уже целый месяц!»

«Сначала надо очиститься от лицемерной любви, — глубокомысленно изрекал Сципион и таинственно прибавлял: — Скоро наступят Палилии…»…

XIX. Палилии наконец наступили. И вот что на них учинили: на деревянном помосте одного за другим принесли в жертву трех быков; первого — Мутуну, второго — Тутуне, а третьего — двум этим богам одновременно. Закладывали соответственно жрец Аполлона Руф Сальвидиен, салий Гай Цезий и Ренит, Осирисов раб. Им прислуживали — подавали жертвенные орудия, удерживали быков — четверо «разноцветных». Гимны для жертвоприношений сочинили Понтик и Федр. Солировали при их исполнении: при первом жертвоприношении — Пилад, при втором — Стефанион, при третьем — Гилас своим чарующим голосом. Резали животных таким образом, чтобы кровь как можно дольше лилась и сочилась из раны. Через щели в помосте кровь капала в яму, и в те места, куда она истекала, по очереди ставились «фециалы» и «фециалки», кровью этой окропляя себе голову, руки и грудь. Всем еще до обряда арвалец Карнулкул объявил, что резать будут, дескать, потомков того самого быка, которого Мать Земля создала в отместку Юпитеру, изгнавшему Сатурна; хотя великан Бриарей быка сокрушил, но тот перед смертью успел порезвиться и оставил потомство.

Юлия в длинных белых одеждах и с золотым венком на голове — не лавровым, а смоковным — Юлия, рассказывал Вардий, уже не на телеге, а на позолоченной колеснице кружила вокруг помоста, на котором убивали быков. А Юл Антоний в жреческой тоге-претексте управлял конями. Похоже, изображали: Юлия — богиню Тутуну, а Юл — фламина ее. Два красных пятна теперь уже не выступали на Юлином лице — лицо было под стать ее одеянию: белым, словно гипсовым, как посмертная маска, и на этой белой нежити особенно ярко выделялись «пронизывающе-зеленые, сверкающе-стеклянные глаза»; Вардий утверждал, что Юлия с помощью притирок и капель наверняка что-то сделала со своим лицом и со своими глазами, потому как сами по себе не могут глаза так истуканно блестеть, а лицо быть таким мертвенно-бледным.

«Гирпины» и «гирпинки» в кровавом окроплении не участвовали. Но, возлежа на траве, издали наблюдали за обрядом. А когда всех быков умертвили и всех перворазрядных, как греки говорят, «причастили мистериям», настала и их очередь, второразрядных: сначала их заставили, парами, мужчина с женщиной, взявшись за руки, прыгать через костры, а после «причащаться» у Сальвидиена, Цезия и Ренита: они тоже парами подходили к одному из жрецов, и тот возливал на них коровье молоко, которое велено было слизывать друг у друга… нет, только с волос и со щек, и ни в коем случае не целоваться!

Воздержание продолжалось. На вечерней трапезе вина не пили. Первостепенным, среди прочих закусок, подали жареные бычьи яйца, второстепенным — вареные коровьи языки. По окончании пиршества мужчины удалились в свои шалаши, женщины — в свои отдельные хижины. Юл и Юлия ночевали в центре праздничного лагеря, но тоже по отдельности — каждый в своем сооружении из дерна, веток и листьев.

Вакханалия, вернее, мутунотутуния, была разрешена и состоялась на Виналиях, на девятый день до майских календ. С утра напившись вина, головы украсив венками из мирта и мяты, адепты устремились на гору, возвышавшуюся над поляной, и там, срывая друг с друга одежды, предались любви — голодной, неразборчивой, ненасытной, тем более плотоядной, что делалось это не в укромных местах, не по одиночке, а свально, всем пьяным скопом, на всеобщем возбуждающем обозрении… Гней Эдий мне достаточно подробно описывал, кто с кем и как сочетался; как на самой вершине горы, на плоском широком камне, устланном александрийским ковром — Вардий несколько раз подчеркнул, что ковер был именно александрийским, — на этом-де камне, со всех сторон окруженная совокупляющимися парами, Юлия отдалась Юлу, то есть богиня Тутуна сопряглась со своим жрецом, ставшим «на это священное время» богом Мутуном… Я эти его описания, с твоего позволения, опущу…

В горах целый день отбезумствовав, ушли из предгорий и спустились на подгородную виллу Тиберия. На территорию виллы никто не вступил, даже Юлия, которой эта вилла принадлежала по праву законной супруги. Нет, велено было адептам из тростника и соломы строить для Юлии дом, точно напротив главного входа на виллу: дескать, так вот и жили в благословенную эпоху, во времена Сатурна, в Золотом веке. Дом этот соорудили за один день и нарекли «дворцом», так как в нем поселилась Юлия-богиня со жрецом своим Юлом, а все остальные разместились в простеньких шалашах, теперь уже не раздельно мужчины и женщины, а теми парами, которые составились в горах, на Виналиях.