Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 88

Максим оглушенно молчал. Даже глаза у него не бегали, а смотрели куда-то мимо и сквозь. А Понтий Пилат продолжал как бы оправдываться:

— Почти три года от Тиберия никто не появлялся. Я отправлял регулярные отчеты императору. И мы с тобой составляли секретные доклады Элию Сеяну, как ты знаешь, особое внимание обращая на лояльность легатов, на настроение в легионах и связи оппозиции в войсках и среди местного населения… Я, честно говоря, даже подумал, что это прощальное напутствие императора было своего рода мистификацией или проверочной уловкой. Тиберий всегда любил эдак…

Пилат сокрушенно вздохнул и, раненно глянув на Максима, рассказал:

— Первый посланец от Тиберия прибыл только в прошлом году, и примерно через месяц после ареста Агриппины и Нерона. Тиберия особенно интересовало, как у нас относятся к Сеяну и что про него говорят. И не только у нас, в Иудее, но также в Азии, Сирии, Африке и Египте. В Египте — особенно. Мельчайшие подробности было велено сообщить. Вплоть до того, восколько обходятся заказчикам скульптурные и прочие изображения Элия Сеяна и насколько они дороже или дешевле изображений самого императора. При этом Сеян именовался в этом послании «наш общий друг», «мой лучший друг», «мой преданный друг и товарищ»…

Во втором послании, которое я получил месяц назад, сразу после взятия под стражу Друза Младшего, имя Сеяна уже не сопровождалось никакими дружескими эпитетами, — сообщил Пилат. — Передо мной ставились намного более конкретные задачи. На составление ответа мне была отведена только неделя. Стало быть, неделя на ответ, не меньше недели — на доставку в Рим; сейчас море еще неспокойное, и быстро до Капри не доберешься… Видишь, третье послание было отправлено мне почти сразу же по получении ответа на второе…

— А как же я не заметил ни первого посланника, ни второго? — сокрушенно проговорил Корнелий Максим, словно к самому себе обращаясь.

Пилат чуть поморщился, но как бы от сострадания к своему другу и советнику, и ласково возразил:

— Ты их заметил, Корнелий. Второго — точно заметил. И мы с тобой сразу же стали составлять тайное послание Сеяну. Помнишь, об оппозиционных разговорах в первой когорте Шестого легиона?.. Я сказал те бе, что прибыл секретный сотрудник от префекта претория. И ты сразу же отправился в Лаодикею. А потом вернулся, и мы с тобой сели за доклад…

С обидой и болью Максим глянул на Пилата, но тут же опустил глаза и, стараясь сделать свой голос как можно более безразличным, спросил:

— А это второе послание… послание от цезаря, о чем оно было?

— Пока не могу тебе сказать. Видишь ли…

— Ну, это понятно, — тут же согласился Максим.

— Прежде всего позволь подвести итог третьему посланию, сну этому, который мы так долго с тобой комментировали и разбирали.

— Да, конечно, — сказал Максим.

— Пять моментов мне кажутся важными и очевидными. Первое: Тиберий пришел к выводу, что Сеян — по крайней мере, в последние семь лет — устраняет не столько противников самого императора, сколько своих собственных врагов и конкурентов. Второе: Тиберий заподозрил Сеяна в гибели Друза Старшего. Третье: Сеян фактически окружил Тиберия своими людьми, и эти люди, выполняя приказы Сеяна, игнорируют указания императора. Четвертое: рвущийся к власти Сеян, по мнению Тиберия, теперь ни перед чем не остановится и способен даже на него, императора и друга, в любой момент покуситься. И наконец, пятое и самое главное: мы с тобой должны в этот критический и страшный для Рима час встать на сторону императора и все свои усилия приложить к тому, чтобы «кровавый желудок», который так или иначе предстоит принести в жертву империи и закону, принадлежал не принцепсу, а главному заговорщику, злодею и гнусному убийце Луцию Элию Сеяну!.. Таково мое последнее и заключительное толкование. Ты с ним согласен, Корнелий?

Эти слова Пилат произнес хотя и взволнованно, но твердо и решительно.

— Я не понимаю, — ответил Максим.

— Чего не понимаешь?

— Я не понимаю, зачем ты заставил меня комментировать и толковать? Ты меня рассматривал и толковал? — с неподдельной обидой спросил Максим.

— А как же иначе?! — воскликнул Пилат, не только не растерявшись, но как будто обрадовавшись вопросу. — И, представь себе, очень многое обнаружил. Я понял, что ты уже сделал ставку на Сеяна, а Тиберия готов осудить и уже давно осуждаешь. Оказывается, тебе многое известно, и скорее всего, с Римом у тебя есть отдельный канал, по которому ты получаешь конфиденциальную информацию, но некоторой ее частью со мной не делишься. В отношении ко мне, твоему начальнику, я не разглядел у тебя враждебности. Напротив, я увидел, что тебе очень хочется окончательно привлечь меня на сторону Сеяна и посвятить в твои собственные тайны. Ты очень обрадовался этому сну-посланию. Ты его давно ждал. Ты решил, что это приказ от Сеяна и теперь можно будет наконец открыться, говорить начистоту и совместно действовать.

От каждой фразы Пилата Максим вздрагивал и дергал головой, словно от удара. А Пилат продолжал говорить с ним, как разговаривают с ребенком, которому сделали больно и которому очень важно теперь объяснить, что боль эта для него целебна и необходима:

— Пойми ты, ничего не изменилось и не изменится в наших с тобой отношениях. Потому что ты мой верный и опытный соратник, а я твой искренний и благодарный начальник. Мы оба, ты и я, ревностно и неустанно работали на Сеяна, пока видели в нем ближайшего друга императора и исполнителя его воли. Служа Сеяну, мы служили императору и Риму. Но ныне, как мы видим, пути их расходятся. И честный человек, истинный гражданин и преданный солдат империи в этой ситуации должен выбирать. И выбор у него может быть только один…

Максим вдруг не выдержал и, прерывая Пилата, зашептал, будто захрипел:

— Пойти против Сеяна — самоубийство! Сеян намного сильнее Тиберия. В этой схватке чудовищ, в этом поединке Сциллы с Харибдой Сеян обязательно победит! Я в этом не сомневаюсь. Поверь моему опыту!

— А кто Сцилла и кто Харибда? — быстро спросил Пилат.

— Какое это имеет значение?!

— Имеет, — так же быстро возразил Пилат. — Потому что, помнишь, у Гомера про Сциллу говорится, что она — смертное зло, а Харибда — зло бессмертное?

— ИОдиссею пришлось выбирать: он мимо Сциллы поплыл!

— Нас с тобой Сцилла точно сожрет, — прошептал Максим.

— А если победит Тиберий?

— Я этого не допускаю. Но если он победит, тогда нам тем более смерть и позор.

— Вот-вот, смерти-то разные. Умирая от руки заговорщика Сеяна, мы погибнем героически. А от руки победившего императора подохнем как преступники и мятежники!

— Не все ли равно, — прошептал Максим.

— Для меня — нет, не все равно, — медленно и убежденно произнес префект Иудеи.

— А если они помирятся? — вдруг спросил Максим и поднял на Пилата испуганные глаза. — Если они снова договорятся между собой, а после Сеян узнает, что мы осмелились интриговать против него?