Странные умники - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 51

Она взяла солонку и высыпала на ладонь щепотку соли.

– Когда я добралась до дому, Аркадий сидел в гостиной и смотрел «Кинопанораму». Он даже головы не повернул в мою сторону. Мне хотелось кричать от ужаса и стыда, звать на помощь и биться в истерике, но я тихо села на диван сбоку от мужа и стала смотреть телевизор… В это время зазвонил телефон. Я сняла трубку, услышала частые гудки… Не знаю, как это случилось. То есть я хочу сказать, что никакого заранее составленного плана у меня не было. Я вдруг повернулась спиной к Аркадию и стала говорить в трубку: «Ну куда же вы пропали?.. Почему неудобно? Конечно, я могу с вами говорить…» Минут пять я так разговаривала по телефону; мне в ответ неслись частые гудки, а я расспрашивала своего несуществующего собеседника о делах и самочувствии, долго договаривалась с ним о встрече. Под конец я даже назвала его по имени – Сережа. Почему Сережа? Не могу вам объяснить. Может быть, потому, что никого из наших знакомых так не звали… Нет, вы не поняли. Я вовсе не собиралась этим инсценированным разговором разбудить в муже ревность. Я просто не могла больше молчать. Если угодно, я пыталась заполнить окружающую тишину хоть звуком собственного голоса… Как бы то ни было, муж остался безучастным. Мы молча досмотрели «Кинопанораму», после чего Аркадий встал и, не произнеся ни единого слова, ушел к себе в кабинет. А я схватила пальто и выбежала на улицу. У меня было такое состояние, в котором оставаться на одном месте совершенно невозможно! Нужно все время двигаться, тогда еще как-то можно терпеть… Я шла, ничего вокруг себя не видя. Кажется, я сделала несколько кругов вокруг нашего пустыря… Наш дом стоит на краю пустыря, вернее, даже не пустыря, а поля, настолько пустырь этот большой и широкий. Со всех сторон поле окружено домами новостроек. Вы представляете себе?.. Сколько времени я так кружила, понятия не имею. Но вдруг я остановилась и тут же сказала себе, что Аркадий мог не слышать моего разговора по телефону – говорила я достаточно тихо… А вдруг он расслышал мои слова, они задели его за живое, но он не пожелал обнаруживать свои чувства; ведь это так естественно!.. Уговаривая себя подобным образом, я побежала домой, с каждым шагом все более веря в то, в чем я себя уговаривала. Внутри меня все замирало от надежды, и я бежала все быстрее и быстрее в направлении дома, точно боясь, что, если я вдруг остановлюсь, мой самообман обнаружится и надежда исчезнет.

Она взяла нож и прижала его к щеке.

– Когда я вбежала в квартиру, муж сидел на кухне, пил чай и читал газету. Подняв голову, он посмотрел в мою сторону, но как бы сквозь меня и снова уткнулся в газету… Этот взгляд словно взорвал меня. «Ты не думай, что я совершенно одинока и беззащитна! – закричала я на Аркадия. – У меня есть человек, который меня любит. Он давно меня ждет. Только не воображай себе, что если я т е б е не нужна, значит, я уже вообще никому не нужна…» Я не понимала, что говорю. Говорила не я – говорило мое отчаяние… Это, наверно, очень смешно выглядело. Женщин, способных вести себя подобным образом, я всегда считала, по меньшей мере, дурно воспитанными… Когда же я кончила кричать и опустилась на стул, Аркадий с улыбкой посмотрел на меня, покачал головой и ушел к себе в кабинет… Боже, вы даже не представляете, как я любила его в этот момент! Я боготворила его!

Она оторвала нож от щеки, взяла вилку.

– Дальше я плохо помню. Помню, что несколько дней подряд… Мне звонили реальные люди; они удивлялись тому, что я называла их Сережами, смеялись, требовали, чтобы я перестала дурачиться, обижались. Один раз я поймала себя на том, что разговариваю с Сережей в отсутствие мужа… Я возвращалась домой за полночь, а один раз осталась ночевать у подруги, не предупредив об этом Аркадия… Я со всеми пыталась заговорить о Сереже – с подругами, сослуживцами. Они смотрели на меня с нескрываемой жалостью. Большинство из них вообще не верило в существование Сережи; а те, которые верили, сострадали, пожалуй, даже больше. Они не противоречили мне, не отговаривали, но на их лицах я читала: «Несчастная ты женщина! Разве мы не понимаем, что ты любишь Аркадия, а не этого Сережу? Разве может какой-то там Сережа – пусть добрый, славный, милый – сравниться с твоим мужем? Кого ты хочешь обмануть – нас, себя?..» Я не выдержала и снова грубо нарушила правила игры. Я вбежала к мужу в кабинет. «Да, он действительно не такой интересный человек, как ты, – объявила я Аркадию. – И конечно же, я никогда не смогу полюбить его так, как любила тебя. Но он милый, заботливый, он любит меня. Пойми ты, самое главное для женщины, чтобы ее любили. Ради этого можно жить и с нелюбимым человеком. Лучше с ним, чем с тобой…» Знаете, что мне ответил Аркадий? Ничего. Усмехнулся, покачал головой и вышел. Боже, как я презирала себя в этот момент!

Она отрезала маленький кусочек мяса.

– Одна знакомая актриса рассказывала мне, как она работает над ролью. «Я должна, – объясняла она, – знать о своей героине буквально все: не только то, чем она живет и дышит в рамках пьесы или картины, но и весь тот мир, который ее окружает, так сказать, за кадром, за действием. Иначе зритель мне не поверит…» Видите ли, я вдруг поняла, что мне надо так же. И первым делом необходимо силой воображения как бы поменять местами Аркадия и Сережу, первого из них сделав нереальным, а второго – реальным. Ведь Аркадий и в самом деле стал для меня нереальным, рассуждала я. Он умер, он прошлое, которого мне уже не вернуть. Но ведь жизнь моя еще не кончена, и весьма вероятно, что рано или поздно я встречу человека, которого смогу полюбить так же сильно, как Аркадия. Ведь живет же он сейчас где-то, и встреться мы с ним теперь, я бы быстро забыла об Аркадии, перестала вспоминать, мучить себя. Надо лишь поверить в существование Сережи, поселить его в моем настоящем, пусть пока лишь воображаемом… Поселить! Я тут же уцепилась за это слово и принялась искать для своего Сережи соответствующее жилище. После нескольких часов блуждания по району я выбрала наконец для него дом на противоположной стороне пустыря… Я, кажется, забыла вам сказать, что этот наш пустырь такой большой, что скорее похож на поле… Я зашла в подъезд и тут же почувствовала запах, обычный запах недавно выстроенного блочного дома… Это было ужасно! Я не могу вам передать это словами, но в какую-то секунду передо мной словно пронеслось… Будто бы снова въезжала я с Аркадием в нашу новую квартиру, такая счастливая!.. Это было так неожиданно и больно, что я пришла в себя, лишь когда уже бежала вокруг пустыря-поля.

Она резала мясо на мелкие кусочки.

– Но я упрямая женщина… Нет, вы не поняли, это от безысходности… Я убедила себя в том, что Сережа не может жить в моем районе, что он должен жить на противоположном конце города. На следующий день после работы я отправилась в самый отдаленный район – полчаса на метро и столько же на автобусе. Я выбрала дом, выбрала этаж, окна и, глядя на окна – в подъезд я уже не решалась зайти, – принялась мысленно обставлять его квартиру… Я довольно легко управилась с кухней; тем более что мне в этом сильно помогло ее освещенное, но незашторенное окно. Потом перебралась в темную гостиную. Я старалась представлять ее себе как можно детальнее, то есть не только расставляла в ней мебель, но и повесила на стену картину, поставила на стол старинную лампу и вазочку с засохшими розами, телевизор поместила к окну, магнитофон… Магнитофон меня и погубил. Потому что тут же зазвучала музыка… Вряд ли вы знаете эту музыку. Но для меня в ней тогда моментально соединилось и вспыхнуло такое нестерпимое, такое выворачивающее наизнанку!.. Я тут же перестала представлять себе комнату, а вместо нее представила, как я бросаюсь наперерез первой попавшейся машине, мчусь к себе домой, влетаю в квартиру, падаю на колени перед Аркадием и вою от страха, от боли, от звериного желания схватить, удержать, вырвать… Я действительно бросилась наперерез, заставила перепуганного водителя везти меня на противоположную сторону города… От бесполезного унижения меня спасло лишь то, что Аркадия не оказалось дома. В ту ночь он вообще не пришел ночевать. Я прождала его до утра… Нет, такой боли я еще никогда не испытывала. Понимаете, это когда все, на что ты натыкаешься взглядом, словно впивается в тебя, режет, душит, жжет: угол подоконника, пуф возле торшера, чашка с блюдцем на кухонном столе – все это твоей болью словно пропитано, вернее, усиливает то, что горит и корчится внутри тебя. А если закрыть глаза, то совсем уже невыносимо становится… Впрочем, это невозможно объяснить.