Миноносец шел средним ходом, давая 155 оборотов машиной. Полтора часа назад мичман Бруно Садовинский заступил на вахту. Тихая, призрачная, лунная ночь окутывала мостик идущего миноносца. И хотя дрожала палуба, шумела рассекаемая носом корабля волна, гудели воздуходувки машинного отделения, мичман Садовинский ничего этого не слышал и не чувствовал. Перед его глазами развернулась во всю ширь горизонта грандиозная картина, подобная полотнам Айвазовского, где серебрилась величавая морская ширь, где сверху спускалось темное небо с голубой луной и мириадами звезд. Эта фантастическая ночь захватила его мысли и чувства целиком. Мечты Бруно улетели к Ирине. Вокруг все как-то заколыхалось, поплыло, и он увидел ее милое лицо. Лицо становилось все ближе, ближе, как вдруг Бруно очнулся, сердце сильно забилось, словно кто-то невидимый неожиданно толкнул в спину. Мичман вздрогнул, распрямил плечи, излишне громко одернул сигнальщика и зашагал по мостику.
«Черт возьми! Слишком чарующая ночь, — мысленно оправдывал он себя, энергично расхаживая по мостику. — Слишком красивое и завораживающе море».
С рассветом чары звездной ночи улетучились. Потянувшийся с W ветер поднял волну, и миноносец стало покачивать. В 7 часов 50 минут было замечено парусное судно. С «Расторопного» дали сигнал: «Застопорить ход». Судно подчинилось. Вооруженная досмотровая партия, под командою мичмана Воронина, осмотрела шхуну. Шхуна называлась «Паулина». После досмотра «Паулина» пошла прежним курсом. В течение дня никаких судов больше замечено не было.
Вечером, в 19 часов 53 минуты, с эскадренного миноносца «Деятельный» открыли огонь из орудий. Как потом выяснилось, по неприятельской подлодке. Ночь в дозоре в Ботническом заливе прошла спокойно.
В субботу, 29 октября, в 9 часов 55 минут ошвартовались к миноносцу «Стройному» в Раумо. После обеда снялись со швартовых и у лоцманской станции Люперте ошвартовались к миноносцу «Деятельному».
Через штаб Минной дивизии стали известны подробности гибели семи германских миноносцев. Офицеры и нижние чины ходили в приподнятом настроении.
— Поддали жару немакам! — говорили с воодушевлением матросы.
— Серьезные потери германского флота — за одну ночь! — радостно переговаривались офицеры.
Тяжелая военная работа по охранно-сторожевым функциям на передовой и центральной позициях, неутомимо выполняемая миноносцами изо дня в день, принесла свои военные плоды.
Как писал об этих события В. С. Пикуль в романе «Моонзунд»: «Русские отомстили за все!»
30 октября перешли в Або для погрузки угля. После обеда начали погрузку. Приняли 95 тонн. После угольной погрузки команду уволили в баню на транспорт «Ильмень».
Утро 1 ноября застало миноносец «Расторопный» у острова Ментюлуото. Весь день команда занималась судовыми работами. В среду 2 ноября, в 7 часов 30 минут, развели пары в котле № 2, снялись со швартовых и пошли в Ментюлуото. В 7 часов 52 минуты произвели «Боевую тревогу». В 15 часов ошвартовались в Ментюлуото к миноносцу «Стройному».
Во второй половине дня совместно с миноносцем «Стройным» начали конвоирование пароходов «Vesta» и «Helios». В 6 часов 24 минуты следующих суток «Расторопный» и «Стройный» довели пароходы «Vesta» и «Helios» до маяка Агэ и повернули обратно на маяк Эншер. В 13 часов 05 минут на «Расторопном» произвели отбой «Боевой тревоги».
В Люперте ошвартовались к транспорту «Веди» для очередной погрузки угля. В течение 4 часов погрузили на миноносец 71 тонну кардиффского угля. Грузили 42 человека команды.
У каждого корабля своя линия жизни. Есть корабли — больше стоящие у причалов, а есть корабли — труженики. Угольные миноносцы — из последних, из тружеников. Через каждые 450–500 миль хода требуется бункеровка. Уголь, уголь, уголь.
Утром следующего дня с транспорта «Веди» приняли еще 61 пуд машинного масла. После приема масла эскадренный миноносец «Расторопный» отошел от транспорта и ошвартовался у лоцманской станции Люперте. В полдень к борту «Расторопного» подошел миноносец «Стройный».
Пришедшие с моря эскадренный миноносец «Деятельный» под брейд-вымпелом начальника дивизиона и миноносец «Дельный» ошвартовались к борту «Стройного».
В субботу 5 ноября, миноносец «Расторопный» находился у острова Люперте.
Дальше по навигационному журналу «Расторопного»:
«Суббота. 5 ноября 1916 г.
13:05 Снялись со швартовых совместно со “Стройным” и строем фронта влево вышли в море.
14:29 Произвели боевую тревогу.
15:20 Нашел густой туман.
16:52 Вошли в Раумо, ошвартовались к стенке. Плавали 49,4 мили».
(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60381)
Переход в густом тумане до Раумо по шхерному району, среди десятков островов, островков и каменных гряд, оказался очень тяжелым. Плавание по счислению — по приборам, особенно трудное в тумане, когда судьба корабля зависит не столько от исправности штурманских приборов, сколько от шестого — штурманского — чувства пространства командира, управляющего кораблем, закончилось благополучно. Офицеры миноносца хорошо помнили, как два месяца назад, в конце августа, потерпели аварию миноносцы «Орфей» и «Забияка». Оба миноносца сели на камни в шхерах, днем, в ясную погоду неосторожно сойдя с фарватеров.
Да, этот переход дался экипажу «Расторопного» нелегко. Тем более необходим был отдых. В Раумо простояли до понедельника.
В воскресенье 6 ноября побудку команды провели на час позже — в 7 часов. В 7 часов 30 минут команда завтракала, и после подъема флага и утренней приборки было назначено проветривание личного имущества, или, как говорили матросы, — «чемоданное учение». На верхнюю палубу выносились парусиновые чемоданы, в которых хранились личные вещи матросов, и все из них вытаскивалось, развешивалось и проветривалось. Матросы приводили в порядок свое белье, где надо чинили или штопали. После обеда и обеденного сна «чемоданное учение» продолжилось до ужина.
День 6 ноября был днем корпусного праздника. Флотские офицеры, выпускники Морского корпуса, вспоминали в этот день родной корпус и наверняка немного грустили об ушедшей навсегда гардемаринской юности, проведенной в его стенах. Основанный еще Петром Великим, славный наследник его Навигацкой школы, Морской корпус выпускал элиту офицерского корпуса Российской империи — офицеров флота.
Мичману Садовинскому вспомнилось по-корабельному массивное трехбашенное здание на Николаевской набережной Васильевского острова. Его светлый парадный (Столовый) зал, в честь праздника ярко освещенный тяжелыми люстрами. Вспомнилась статуя Петра I, перед которой строились гардемарины в дни торжественных событий. Юный кадет младшего класса Бруно Садовинский первое время слегка робел перед лицом императора, но это быстро прошло.
Жизнь Морского корпуса с его лекциями, практическими занятиями в артиллерийском и минном классах, в радиотелеграфном и девиационном кабинетах, с летней морской практикой на учебных судах, быстро пробежала перед мысленным взором Бруно, как в немом кино. Припомнилось мичману Садовинскому, как в этот день в мирное время устраивались торжественные парады, праздничные обеды, и завершалось все великолепными балами, на который приглашались девушки из лучших гимназий Петербурга. На одном из таких парадов, в 1914 году, присутствовал государь. Повернувшись лицом к строю кадет, гардемарин и офицеров корпуса, он спокойным и негромким голосом произнес: