– Хорошо!
Когда Степан сел за карту, Ванятка уже спал, устроившись калачиком на длинном глиняном китайском кане, холодном летом, потому что не топили.
Степан снова стал изучать карту.
«Вот! Это железнодорожный мост! Если на тот берег переправиться на лодках, то надо человек пять. И чтобы взяли с собой купальное или рыбацкое, пару дней пусть посидят на берегу. На этом, городском конце моста будет посложнее, здесь нужна комбинированная группа из русских и китайцев, человек шесть, восемь, итого: одиннадцать, тринадцать… На том берегу только русские, им бы хотя бы маузеры, чтобы не так заметно! Значит, с китайцев маузеры и переправа на тот берег. Старшим пойдёт Саня Громов. На этом берегу старшим будет Петр Головня. Он по мостам – инженер, сколько их взорвал. Всё! С мостом всё! Дальше – гарнизонные интендантские склады между Диагональной и вокзалом, это надо поручить Енисею, пусть поставит там только своих, «оборонцев», хотя без старшего и там не обойтись, значит, – Мозговой Иван! Итого… – Степан посчитал на пальцах. – Чёрт, какой расход!.. На дорогу на Пинфань, в 731-й, надо поставить китайцев Лао Чжана, уж они эту дорогу хорошо знают, и их не надо маскировать; по человеку на километр, плюс – связник и мой старший! Коля Петровский, он хабаровский, когда-то учил китайский язык, справится!»
В дверь постучали.
– Да! – отозвался Степан.
– Моя здесь, капитана! – В дверях стоял Лао Чжан, из-за спины улыбался его брат Толстый Чжан, а из-за него выглядывал переводчик:
– Видите, успели…
– Вас сам Бог послал! – с облегчением вздохнул Степан.
«Только вот Енисея не хватает! Сейчас бы он был в самый раз!»
– Проходите, товарищи, садитесь!
С Лао Чжаном они на карте быстро распределили посты, китаец внёс несколько поправок, он попросил добавить к группе наблюдения за интендантскими складами десяток своих людей на случай, если понадобится захватывать оружие; он сказал, что может поставить в строй несколько сотен, это было хорошо. Через час они закончили.
– Ну что, товарищи! Можно и отдохнуть, только комендантский час уже, вам придётся остаться здесь.
Оба Чжана с улыбкой согласились.
Две пожилые китаянки принесли ужин: чай, рис и пампушки.
– Водыка? Капитана водыка куши? – улыбнулся Лао Чжан.
Степана как обдало горячим паром, точно так говорил Саньгэ, и он ответил в тон Лао Чжану:
– Водыка капитана кушай – нету. Моя – чай!
– Холосы капитана! – с той же улыбкой ответил Лао Чжан, и Толстый Чжан кивнул.
– Лао Чжан, – неожиданно для себя спросил Степан, – вы сказали, что вашего первого старшего брата убили японцы, вы – второй старший брат.
– Есть ещё младший брат, но он на юге… – добавил Лао Чжан.
– Сяо Чжан… – с доброй улыбкой сказал Толстый Чжан.
– Маленький Чжан, – подсказал переводчик.
– …самый умный, уцйся многа. Сяса нами руководи!
Степан кивнул:
– А был третий старший брат? – Он постарался замаскировать вопрос простым любопытством и всё-таки вздрогнул, когда переводчик, переводя слова «третий старший брат», произнёс «саньгэ».
Лао Чжан поднял глаза и горестно переглянулся с Толстым Чжаном:
– Хай-й-я! Ни дуй саньгэ, вэнь?
– Вы спрашиваете о третьем старшем брате? – перевёл переводчик.
– Да, просто интересно, как это у вас – первый старший брат, второй брат – старший, третий…
– Это у нас обычай такой, у нас в семьях много детей… Он был ему, – Лао Чжан кивнул в сторону Толстого Чжана, – третий старший брат, у них один год разница, но он пропал в тайге, давно, ему было лет шесть, семь… или немного больше…
– Вот как?
– Да, это было году в двадцать втором, не помню точно…
– Ты правильно говоришь, в двадцать втором, в это время ты уже был в Сахаляне… – подтвердил Толстый Чжан.
– …он с мальчишками, наша семья жила недалеко от границы, через Уссури, пошёл собирать черемшу, и никто не вернулся, то ли тигр убил, то ли… не знаем, он пропал. А другие говорят, в Хабаровске стал… – и он перешёл на русский язык, – больсой капитана…
– Белый рис кусай… – мечтательно добавил Толстый Чжан.
Лао Чжан, услышав это, повернул к брату лицо, и у него было такое выражение, что, если бы они были моложе и рядом никого не было, Лао Чжан врезал бы ему хорошего подзатыльника, по крайней мере, – и Степан это увидел, – Толстый Чжан слегка пригнул голову.
Когда Степан всё это услышал, то внутренне возликовал: «Живы будем, верну я вам брата!»
Когда всё обсудили, Лао Чжан попросил разрешения обратиться к Степану с вопросом:
– Капитана, спроси больсой капитана, Асакуса – моя?
Степан понял.
– Моя спроси «большой капитана», только когда «большой капитана» прибудет в Харбин. А что ты с ним сделаешь, если он тебе достанется?
– Два рас убей!
Степан не ответил, нужно было сменить тему, и он спросил, удалось ли снять квартиру на Гиринской.
– Да, завтра утром можно туда зайти.
Перед тем как лечь спать, договорились, что по всем намеченным точкам до определённого сигнала, который может поступить в ближайшее время, будут стоять только дежурные смены, а пока что все находятся на базах без особых шевелений.
Асакуса распахнул полы дзюбана – тонкий шёлк нижнего кимоно холодил кожу.
Он всегда любовался, как догорающие угли долго светились мерцающим, переливающимся огнем, и помогал огню, помешивая угли кочергой. Сейчас он отложил её и смотрел, как огонь сам находит путь и гуляет по поверхности углей, и не мешал ему.
Сегодня к полудню пятницы, 10 августа, он получил шифротелеграмму из Мукдена от начальника 2-го отдела Разведывательного управления штаба Квантунской армии, который сообщил, что рядом с императором образовались две партии: одна премьера Судзуки – она была за то, чтобы принять условия Потсдамской конференции. И другая. Ею руководили военный министр Анами и начальники Генеральных штабов армии и флота Умэдзу и Тоёда. Они тоже соглашались принять условия союзников, но только в том случае, если те пообещают сохранить монархию, дадут Японии право разоружиться самой, позволят самим наказать военных преступников, откажутся от оккупации островов и не введут войска в Токио.
На татами рядом с коленями у Асакусы стояли мудрец Фукурокудзю – слева, и леший Тэнгу – справа. Глядя на них, Асакуса только сейчас увидел, что между ними как раз поместился бы его короткий меч – вакидзаси. Он взял Фукурокудзю и Тэнгу в руки.
«Кто из вас кто? Ты, Фукурокудзю, – премьер Судзуки, а ты, Тэнгу, – министр Анами или наоборот?»
Ещё в шифровке было сказано, что относительно Дяди Асакуса может принять любое самостоятельное решение.