Харбин - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анташкевич cтр.№ 131

У него, правда, был ещё один окимоно – Фукурокудзю, его дала мать, когда по древнему обычаю отдавала маленького Сюна на усыновление бездетному старшему брату мужа. Сейчас мирный китайский божок Фукурокудзю стоял на письменном столе Асакусы, там, за ширмой, в кабинете, а Тэнгу в чайной комнате охранял подставку с катаной и вакидзаси. Не так давно самураи носили за поясом два меча вместе, а сейчас короткий вакидзаси в одиночестве, в ожидании своего часа оставался на подставке. Вот его-то и охранял маленький, размером с мизинец, бесстрашный и верный Тэнгу. Длинный, похожий на наконечник копья, острый клюв этой то ли птицы, то ли человека свисал и почти закрывал искривлённые оскаленной улыбкой губы. Гладкая голова Тэнгу глубоко ушла в плечи, точнее, в крылья, и он напоминал нахохлившегося под дождём ворона на написанной чёрной тушью миниатюре, висевшей здесь же в нише-токо-номо.

Глядя на огонь, Асакуса мог часами сидеть на корточках и вставал только тогда, когда просыпалась рана в ноге. В этой чайной комнате, которую он сделал как в доме своего дядьки, где они подолгу сидели и дядька, его приёмный отец, обучал его чайной церемонии и рассказывал о древних японских самураях и их подвигах, Асакуса продумывал все свои операции.

Почему Юшков напомнил ему Тэнгу – этого лешего, кому злого, а кому доброго, по старинным преданиям охранявшего лес, заставлявшего плутать путников, пугавшего громким хохотом лесорубов? Почему ему захотелось оставить конспиративную квартиру и примчаться – это в его-то возрасте – сюда и остаться наедине с самим собою и со своим старым мудрым окимоно?

Наверное, во всём этом, в этой потайной комнате и старой церемонии предков, в этом маленьком Тэнгу и в том, что богиня Аматэрасу послала ему такого похожего на Тэнгу Юшкова, что-то было такое – сокрытое.

В чайной комнате было сумрачно, почти темно, и это помогало думать. Асакуса взял бамбуковый черпачок и помешал им закипавшую воду.

«Ну что ж! – Он погладил широкий клюв Тэнгу и поставил его перед собой. – Я проиграл. Я не исполнил долг перед императором. Выход?..» Он правой рукой взял с подставки блеснувший синим, отражённым от очага светом вакидзаси и положил его на колени; левой раздвинул полы дзюбана и оголил живот.

«Раз так – вот выход! Простой, как и должно быть. Надо только написать письмо императору».

Он придвинул столик с тушечницей, свитком толстой, свернувшейся полурулоном бумаги, выбрал кисточку, потом снял с шеи полотенце и стал у основания клинка ближе к цубе оборачивать им лезвие. Вакидзаси был длинноват для сэппуку, но если сделать, как положено, то левой рукой можно взяться за рукоятку, а правой – за обмотанное полотенцем лезвие – так будет удобно.

«Жаль, что нет кайсяку, ладно, пусть хоронят с головой, а на роль кайсяку хорошо бы подошёл Коити Кэндзи».

Он медленно наматывал на клинок мягкую бумажную ткань и задумчиво, без всякой мысли смотрел на Тэнгу.

Вдруг ему показалось, он даже вздрогнул, что птица-человек, этот леший-оборотень, с которым он не расставался с самого детства и который чудом вытащил его из-под земли, куда его, раненного, но ещё живого, закопали китайские контрабандисты, или партизаны, или чёрт его знает кто, подмигнул.

Полковник взял окимоно в руки: «Ты хочешь мне что-то сказать? Что?» Остановившимися глазами он смотрел на сморщенное усмешкой лицо лешего.

«Ты хочешь спросить? Я освобожу дух, но что будет дальше? Я тебе отвечу: а дальше – то, что я проиграл! Я проиграл! Ты спрашиваешь – кому? Я тебе отвечаю – этим русскэ собака!»

Фигурка в руках была тёплая.

«Ты хочешь спросить, должен ли я окончательно признать своё поражение? – Асакуса почувствовал озноб и машинально запахнул полы дзюбана. – Ты хочешь сказать, что я проиграл, не начав сражаться? Но я сражался!»

Взгляд Асакусы растворился, он закрыл глаза и открыл их, когда услышал клокотание кипящей в котелке воды.

«Ты думаешь так? Давай подумаем вместе, ещё раз, с самого начала!» Отполированный, гладкий Тэнгу вдруг выскользнул из сухих пальцев Асакусы, упал и исчез в складках хакама.

Не глядя, механически он помешал в котелке воду и нащупал палисандровую фигурку.

«Ну что же, ты всегда подсказывал мне верные решения. – Асакуса налил кипяток в тонкую фарфоровую юноми. – Итак, Летов, он же наш Старик, перестал выходить на связь больше год назад, в начале тридцать седьмого, поэтому пропала связь с офицером штаба округа Гореловым. Осенью Юшков арестовал, а сейчас они, может быть, уже и расстреляны: начальника хабаровского управления Дерибаса, начальника разведки Шилова и его заместителя Богданова, а потом, в конце октября, и сам перебежал к нам. От момента его перехода до сегодняшнего дня прошло три месяца. Советы его потеряли, а операцию «Большой корреспондент», или, как он сказал, они её называли, «Маки Мираж», кстати, что такое «Маки», надо будет спросить у Юшкова, свернули. Когда? Ещё один вопрос к Юшкову».

Асакуса всматривался в оскаленное лицо Тэнгу – окимоно улыбался.

«Если так, значит, своих агентов они из операции вывели, а может быть, тоже арестовали или расстреляли».

«Та-а-к! Ещё раз! – И Асакуса обратился к Тэнгу: – Чекисты Шилов и Богданов вместе с их начальником Дерибасом из игры выведены, Юшков, сам того не желая, об этом позаботился. Он здесь, и, если Летова-Старика и Горелова уже нет в живых, значит, свидетелей дезинформации с советской стороны не осталось. Никого! Так-так-так!»

Тэнгу улыбался.

«То есть до тех, кто мог бы сказать, что «Большой корреспондент» был крупной дезинформацией, дотянуться, по крайней мере от нас, с японской стороны, невозможно. Москва не в счёт, там у нас позиций нет, это я знаю точно! Что остаётся? А остаётся, что, кроме Юшкова, о том, что это была оперативная игра Советов, знаю только я».

Асакуса передохнул.

– Ну что ж! – сказал он вслух. – С этого момента можно всё начинать сначала, только в обратную сторону!

Он плотно запахнул полы дзюбана, положил вакидзаси на подставку и поставил рядом Тэнгу, вылил из юноми остывшую воду; вода в котелке тихо кипела, растёртый в порошок зелёный чай хорошо взбился; Асакуса отложил венчик и налил в юноми кипяток. Всё это он делал медленно, как и полагается во время церемонии, и не чувствовал себя виноватым за то, что думал сейчас не о церемонии и не о том, что надо любоваться чайной посудой, чаем, водой и огнём, а о Юшкове, а точнее, о себе и что это было нарушением традиции, но другие мысли в голову не шли.

«Да! – с горечью вздохнул он. – Но всё это я мог узнать ещё в конце октября. Вот так – бить врага сапогом в лицо, пусть даже и спасая его от меча капитана Оямы, – растоптанная хурма в еду не годится!»

На следующий день Асакуса снова, не заезжая в миссию, поехал на конспиративную квартиру, на душе у него было спокойно, отныне Юшков может вести себя как угодно, он, Асакуса, все решения принял.

«Надо вытащить из него всё, пока он… Растоптанная хурма тоже годится! Хоть бы и на семечки. Пусть прорастает».