Ярость берсерков. Сожги их, черный огонь! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Бахрошин cтр.№ 7

– Сельга! Сельга! Сельга!

Решили, имя свое объявляет. Так ее и назвали.

Я вспомнил, когда еще сам был малым, отец Огнь, великий охотник был, пока не прибрал его в грозу гневливый Перун, принес из лесу щенка лисицы. Щенок тоже все норовил забиться в угол потемнее, мочился со страху и скалил оттуда мелкие белые зубки. Точь-в-точь как она. Совсем была дикая. И очень худая, одни мелкие косточки торчали сквозь обрывки холстов. На последнем уже дыхании находилась. Как она прошла через бескрайний Ерошин лес, где живут мохнатые лесные люди Ети, где рыщут добычу зубастые звери? Непостижимо умом…

Не выживет, сказали все старики. Выхожу, ответила им тогда старая Мотря. Настоями, травами отпою, будет жить. Этого, мол, ребенка посылает мне сама богиня Мокошь взамен сыновей, убитых на ратном поле совсем молодыми, не оставившими приплода. Будет мне теперь вместо родной дочери. Будет, мол, кому разжевать беззубой старухе корку на мякиш, когда десны расстанутся с остатком зубов.

Радовалась, значит, находке.

Старейшины сомневались, конечно. А вдруг не Мокошь послала? Как знать? Вдруг это дите Лешего, лесного хозяина, или порождение страшного одноглазого великана Верлиоко, что сторожит чашу? Прижил, допустим, великан дите с какой ни есть бабой и нам подкинул. А после придет за ним в наши селения и многих поедом съест. Может такое быть? Может, конечно… А то, еще хуже, живые камни, по злому чародейству оличей или витичей, или далеких косин родили человеческое дитя на погибель всему роду поличей. Вот вырастет девка, окаменеет и как начнет всех изводить, куда денешься? Такое тоже вполне может быть… Лучше отнести девку обратно в лес, а там пусть боги распоряжаются ее судьбой. Выживет или нет – это их воля.

Но баба Мотря обидно обозвала стариков старыми вонючими козлами. От страха, мол, всегда готовы прежде времени обдристаться. Где это видано, чтоб безвинного ребенка снова в лес на погибель отправить? Не отдам лесу, себе оставлю и выхожу, твердо сказала она. Баба Мотря никогда не стеснялась в словах. А по правде скажу, не будь она ведуньей с огненным глазом, быть бы ей не единожды поротой за острый язык.

Старейшины спорили с бабой Мотрей, но кто ее переспорит? Поди поспорь с ней, когда она не только травы знает, понимает их тайную силу, но и ломаные кости вправляет, хвори гонит из людей и скотины. А может, обратное дело, наслать хворобу или другое что… Глаз-то огненный, так и сверкает, когда на тебя посмотрит. Она, говорили, когда по лесу ходит, самого Лешего приветствует, как родича. Ей даже мохнатые Ети уступают дорогу. Всякое про нее говорили. Кто знает, что правда? На всякий случай лучше оберегаться ее! Не только я, многие так думают.

Ладно, пусть выхаживает, приговорили старики. Авось еще не выживет девка. Сама помрет, и спорить будет не о чем.

И выходила ведь, старая! Скоро девчонка уже ковыляла по селению, первое время – с клюшкой, потом – без. Пополневшая, но все такая же пугливая. Когда к ней обращались, не откликалась. Отворачивалась и убегала в Мотрину избу. Кричали, свистели вслед – не оборачивалась, еще пуще бежала. Как будто не понимала по-нашему. А может, и не понимала, кто ее разберет? Мотря ничего про нее не рассказывала. У такой – поди выспроси! Посмотрит своим лихим глазом – язык к зубам прилипает…

Да, я помню, сильно боялась Сельга, когда была маленькой. Всех подряд боялась, от случайной тени шарахалась. С придурью девка, решили мы тогда. Может, от оличей отбилась или от витичей, их дурная кровь внутри бродит? Впрочем, нет, они бы сказались, что у них дите пропало…

Минуло несколько зим и лет, и Сельгу стало не узнать. Выправилась. Поднялась, как опара у печки. Говорила она по-прежнему мало, но бойко, за словом за реку не ходила. Никого больше не боялась. Даже в лес ходила одна-одинешенька. По многу дней в лесу пропадала. Из лука стреляла, как хороший охотник. А уж взрослой стала, разумной просто не по своим годам. Смотрит ярко-синими глазищами и как будто насквозь тебя видит. Так и щупает нутро, смущает взглядом. По молодости, конечно, хороводится с девками и парнями, играет игры, как положено, но всегда словно чуть наособицу. Я давно заметил, даже самые бойкие из парней не хватают ее бездумно за телеса, как других, не толкают, не щиплют, а будто смущаются. Вроде как сила неведомая в ней есть, в этой пигалице.

Ничего, ничего, обрюхатится, засмирнеет, решили мы тогда. Не она первая…

Выходит, ошиблись.

От себя скажу, бывают, случаются такие люди, что из ребячества становятся сразу взрослыми. Умом-разумом быстро превосходят ровесников, как дерево, что стрелой растет ввысь, когда другие вокруг еще только пытаются приподняться над землей и камнями. Про таких говорят: их боги при рождении отмечают особо. Вот я, например, такой! Очень умный я с самого детства. За это меня и не любят родичи, что умнее других…

В селеньях рода Сельгу постепенно начали уважать. Баба Мотря передала ей свои знахарские секреты. Старая теперь лежала больше, Сельга сама всех лечила. И лихоманку снимала, и ломоту в костях, и боль в брюхе после долгих праздников, и при родах помогала скотине и бабам. Да ловко как! Мужик бороду почесать не успеет, а у него уже приплод готов в избе или в стаде. Обмывать пора хмельным делом.

Люди говорили, от одного ее взгляда легче становится, вот оно как! Большая в ней оказалась сила…

Нет, сказать против нечего: хороша получилась девка! Не нашенская, издалека видать, других кровей, но хороша. Глядишь, и отворачиваться не хочется. У наших-то волос темно-русый, прямой, лица широкие, носы тоже широкие, глаза светлые, с водянистой голубизной. А у Сельги глаза яркие, синие, как небо в летний полдень. Волосы потемнее, почти черные, волнами вьются. Красиво! Лицо тонкое, смуглое, даже зимой словно бы тронутое Хорсом-солнцем, уже набравшим весеннего жару. Тело тоже тонкое, стан – дюжий мужик пальцами обожмет. Но складное, где надо – все круглое. Скрывать нечего, все на нее засматривались.

Хороша! А мужикам себя не дает.

Я вот думал тогда: может, у нее по женской части не хватает чего? Нет, с виду вроде бы все в порядке. Когда она мылась в реке вместе с другими бабами, я нарочно смотрел. Груди, правда, небольшие, девичьи, но торчком стоят, подмигивают темными сосками. Кожа гладкая, чистая, блестит на солнце. Бедра полные, налитые. Черные волнистые волосы промеж ног и под мышками, мягкие с виду, как шерстка ягненка. Хороша! Так бы и впился в нее как клещ!

Но там, внутри, кто ее пробовал? То-то, что никто. Никому не давалась. Наши-то девки как? Пока решают, с кем будут жить, уже одно-два чада бегают по двору. Редко кто без прибытка к мужику в избу входит. А вокруг этой парни вились, как оводы вокруг коровы. И ничего! Мужики постарше пробовали уговорить. Сулили, кто чем богат. Опять ничего! Сам Злат, старейшины Зеленя сын, первый силач во всем нашем роду, два раза с ратью походным князем ходил, богатый теперь, кружил, кружил возле избы бабы Мотри, но так ничего и не выкружил.

Я, врать не буду, тоже испытал удачу. Как-то объяснил ей по чести, мол, если мужик нужен, только скажи-намекни. Я, сама знаешь, живу с бабой, трое детишек у нас. Но это не помеха. Завтра же объявлю перед всеми родичами, что отсылаю дурную бабу прочь, а себе хорошую беру, новую. Ее, значит. С молодых-то парней что толку, им бы только по кустам скакать, с кем – без разницы. Сегодня – одна, завтра – другая, ненадежный народ. В голове, кроме смеха, одни несерьезности. А я – мужик зрелый, холить буду и нежить. Запасы у меня в закромах. Серебро есть, меха на продажу. Может, не столько, сколько у Злата, все помнят, как он походную добычу делил. Но есть, на двоих хватит. Только бровью поведи, что согласна!