Ярость берсерков. Сожги их, черный огонь! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Бахрошин cтр.№ 11

* * *

Наваждение?

Чудно. Ничего вроде такого особенного, девка как девка. Две руки, две ноги, голова сверху. И одевается просто. На шее носит обычные деревянные бусы да оберег расшитый на голове – вот и все украшения.

Всего несколько раз и говорил с ней. Сидел, помню, как-то на берегу, смотрел, как катит Илень свои воды, представлял, как течет он все ниже и ниже. Вот уже и потеплело вокруг, лес по берегам поредел, степь пошла, буйная, пахучая до дурмана. Потом высохла степь по берегам, изжарилась солнцем, окаменела песком и пылью. Море близко. Привкус соли в дыхании ветров и пронзительные, как тоска, крики чаек.

Далеко течет Илень-река, ни глазом не глянуть, ни птицей не долететь…

Задумался, не заметил, как она подошла, рядом села. Когда увидел ее, словно берег подо мной закачался. Сама подошла!

– Смотришь? – спросила она своим глубоким, грудным, чуть глуховатым голосом.

– Да.

– Река далеко течет.

– Да, – согласился я.

– Много воды катит Илень.

– Да.

– Долго можно смотреть…

Она усмехнулась? Или это мне показалось?

– Да, долго, – снова согласился я.

Сам понимал, не разговор это. Сидел только, краснел, как рак в горячем котле.

Пошутить бы, сказать веселое или какую сплетню сплести, чтоб засмеялась, заслушалась, как получалось у меня с другими. А то заладил – да, да. Как Мяча-дурачок, который малым еще упал с дереваистех пор ходит кривым на один бок, как Леший, и гукает по-совиному. Вот сейчас она посидит и скажет: скучно, мол, с тобой. Не о чем нам говорить больше…

– А в прошлом годе Корень в лесу за сук зацепился. Помнишь, нет? – придумал наконец я.

Мне показалась, что она поморщилась. Почему-то я не мог взглянуть ей прямо в глаза. Отводило взгляд. Может, правда – нечистая сила?

– Трудно не запомнить, – сказала она. – Не хочешь – напомнят.

– А орал как!

– Да, орал… Наслушалась я про то. Наши родичи – они как дети, – сказала она. – Им бы только друг другу кости перемывать.

– А я? Тоже как дите? – решился спросить.

Она долго не отвечала. Я, хоть и не поворачивался к ней лицом, боком сидел, одеревенел, как пенек с глазами. Но замечал – смотрит, оценивает.

– Про тебя разное толкуют, – задумчиво сказала она. – А ты по правде всякие земли видел?

– Видел, да.

Вот и весь ответ. А ведь тут бы и рассказать, тут бы соловьем защелкать про чужеземные чудеса. С другими девками получалось, им, знал давно, лишь бы слушать чудное. А с ней не сумел. Язык прилип к зубам, как смола. Предал меня язык!

– Ладно, пойду я, – сказала она. – После расскажешь…

Поднялась гибко, неслышно.

Улыбнулась? Или мне опять показалось?

Потом я ругал себя. Вспоминал без конца, что она сказала, что я сказал, что она ответила. Долго перебирал наш разговор, как скряга в закромах перебирает свои запасы. Что тут перебирать-то – «да» и «да». А ведь мог…

Сельга…

Я никогда не был робким, умел ответить и словом, и делом. А тут – словно свирепый огонь выжигал меня изнутри. Огонь, по-иному не скажешь. Внутри бушевал огонь, а снаружи – пепел остывший. Бессчетное число раз я говорил себе – вот подойду объясню толком, что не могу без нее, позову с собой. И не мог. Не шли ноги, не ворочался язык-предатель.

Чародейство?

Второй раз мы говорили наедине, когда встретились случайно в лесу. Это было вскоре после того, как свеи обустроили свой стан на нашем берегу. Я, помню, возвращался с охоты, нес через плечо двух подстреленных зайцев. Торопился к дому. Вкусный запах свежей заячьей крови будоражил живот. С зари блудил по лесу, кишка кишке уже кукиши показывали, ворчали на хозяина дружно.

А увидел ее – про все забыл.

Она возвращалась из леса с травами. Через плечо несла небольшой лук, подходящий для женской руки, у пояса – расшитый по коже колчан со стрелами и маленький нож в таких же вышитых ножнах. Совсем охотница. Истинная Дива-богиня, что бродит меж лесов с луком и стрелами. Нет, Зарница…

Хорс, играя лучами среди золотисто-бурых стволов высоких вековых сосен, осветлял ее темные волосы и баловался между грудей. Казалось мне, даже солнце радуется ее красоте.

Я загляделся на нее. Долго удалось смотреть. Пока она сама меня не заметила.

Сельга опять подошла ко мне первая. Сдержанно поприветствовала. Мы вместе пошли в селение. И опять проклятый язык еле шевелился во рту, как ворочается полудохлый сом, прочно застрявший на мелководье между камнями. Вырвать его!

Она тоже шла рядом молча, ступая неслышно, совсем по-лесному, как легкая молодая олениха. Молчала.

– Свеи, похоже, надолго встали, – сказал я, чтоб нарушить молчание.

Она не ответила.

– Мужики жалуются, пришлые воины много едят и пьют, – продолжил я, теряя голос. Конечно, нашел о чем говорить с девой… Тут вдруг кишки, которым напомнили про еду и питье, тоже вступили в наш разговор. Издали громкое, отчетливое бурчание. Спели, называется, во весь нутряной голос!

Я почувствовал, что готов молить Сырую Мать расступиться под моими ногами.

Улыбнулась?

– Скота пожрали – самой Коровьей смерти не успеть за ними. Скорей бы уж уходили, – в отчаянии сказал я.

Почему она не отвечает? Скука со мной?

– Надолго, – вдруг сказала она, – может, теперь навсегда пришли свеи.

– Как так? – удивился я.

Она опять не ответила.

– Нет, не может такого быть, чтоб надолго, – рассудил я. – Пересидят службу и уйдут восвояси. Другая дружина придет, свеи уйдут с ней биться. Или что иное случится, всегда что-нибудь случается. Сила дружины – в стремительном беге через богатые земли. Чего им сидеть у нас? Уйдут…

– Уйдут одни, воротятся другие.

Она говорила тихо, серьезно, медленно. Я понял наконец, не от скуки она молчала, тут иное. Думала она, много думала, а может, провидела что из грядущего. Не зря же люди говорят – ведунья она…

– Их много, свеев. Будут все приходить и приходить… Я знаю это, боги иной раз позволяют мне заглянуть в будущее, – сказала Сельга, словно подтверждая мои невысказанные мысли.

Я даже вздрогнул от такой догадливости.

– Молодой народ, сильный, – согласился я, помолчав.

– Молодой? Нет. Не они… Молодые – это наши родичи. Даже моложе, чем молодые. Что старые, что малые – все как дети. Свеи сильные – да, храбрые своим железом, свирепые от собственной силы. Но они несгибаемые. И жадные. А жадность да косность – это удел стариков.