Валтасар. Падение Вавилона - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ишков cтр.№ 72

Нур-Син объяснил.

— Скажи, что все это, — царь обвел рукой небосвод и светлые боровые дали, — создал Мардук. Как же дети и подданные небесного царя могут ослушаться его?

Еще через час пути они добрались до бурного, сбивавшего с ног потока. Вырвавшись из глухого распадка, река разливалась и начинала часто петлять по пологому дну долины. Видимые на противоположных склонах изжелта-зеленые откосы позволяли тем, кто прятался в засаде, безбоязненно осыпать стрелами сгрудившихся у переправ врагов. Издали едва слышно тянуло дымком, видимо, киликийцы уже начали занимать исходные позиции.

Царь приказал поворачивать назад. В лагерь вернулись затемно. Здесь его обрадовал начальник элитной эмуку. Доложил, что посланные в дозор задержали перебежчика, утверждавшего, что ему все известно о планах Аппуашу.

— Да ну? — изумился Нериглиссар. — Он кто, брат царя, его отец или сын?

— Нет, он из поварни. Вавилонянин, три года назад угодивший к киликийцам в плен. Так он говорит.

Царь кивнул, обернулся к Нур-Сину.

— Вот и пришел твой час, писец. Разузнай-ка, что на уме у этого патриота, решившего подсобить соотечественникам. Акиль и Хашдайя помогут тебе. Только работать тихо, без криков и шума. Когда понадобятся крики, мы их организуем. Лабаши поможет тебе.

Далее Нериглиссар приказал посадить проводника-горца, ходившего с ними в разведку, в отдельную палатку, приставить к нему караул из толковых и надежных солдат и оберегать союзника от всякого общения с другими, прежде всего со своими соплеменниками. Царь пояснил проводнику.

— Если хочешь получить заслуженную награду, сиди спокойно. Ни с кем не заговаривай, не высовывайся, не пытайся сбежать. Это в твоих же интересах. Отдохни, отоспись. Неудобства скоро кончатся. Как только мы разобьем Пиринду.

* * *

Принимаясь за дело, Нур-Син первым делом подивился — неужели в том и скрывалась загадка его приглашения в поход, чтобы доверить ему допросы перебежчиков и выловленных шпионов. Тогда зачем надо было перед выходом в поход скрывать круг его обязанностей? Почему царь вспомнил именно о нем? Показания перебежчика придется проверять прижиганием огнем или бичеванием, но и по этой части у Нериглиссара было достаточно мастеров. Выходит, правитель ждет от него чего-то другого?

После возвращения из Лидии Нериглиссар выполнил обещание и возвратил писца-хранителя в музей. Однако с того дня сына Набузардана начали часто вызывать к царю, и Нур-Син не заметил, как оказался кем-то вроде царского секретаря. Ему приходилось сопровождать Нериглиссара на заседания государственного совета, его приглашали в апартаменты правителя. Царь все чаще и чаще, в ущерб Набониду, интересовался его мнением по тому или иному вопросу — просил отвечать запросто, что думаешь, то и говори.

Набонид ни разу не выказал неудовольствие, словно подобное возрастание милостей, оказываемых формально подчинявшемуся ему писцу, его нисколько не тревожило. Это обстоятельство более всего беспокоило Нур-Сина. Зная Набонида и открыв для себя, что нового царя тоже нельзя было назвать простаком, лихим, бездумным воякой, он ощутил на сердце смертельный холодок: вновь его втягивали в какую-то интригу, и он словно жертвенный баран был вынужден ступать под нож, который уже занес над ним негласный распорядитель этой церемонии. Удивительно, но царский голова сам настоял перед правителем на том, чтобы передоверить Нур-Сину обработку части дипломатической почты, а именно переписку между Нериглиссаром и его дядей Астиагом, составлявшую одну из самых строго охраняемых государственных тайн.

В чем заключалась причина такого неожиданного взлета? Внимание сильных трудно заслужить знанием языков, умением вести дипломатические переговоры, ученостью, даже личными пристрастиями, тем более умением разбираться в древних клинописях, папирусах и пергаментах. В природе правителей доверять только тем, кто выкажет безграничную верность, готовность пойти на все, или тем, кто сумеет убедить в этом своего покровителя. К сожалению, верность, знания и способности по большей части редко стыкуются в одном лице.

Вот с какими мыслями писец-хранитель царского музея явился в пыточную, устроенную в шатре, разбитом в стороне от лагеря и охраняемый специально подобранными воинами из элитной эмуку правителя.

Лабаши-Мардук уже ждал его. Наследный принц был явно недоволен тем, что какой-то писец средней руки посмел явиться после него. Лабаши ничего не сказал по этому поводу, однако его кисло-надменная, совсем еще мальчишечья физиономия ясно выражала его чувства. Нур-Син объяснил, что задержался по служебной надобности, однако выражение лица наследника не смягчилось. Это была не первая их встреча, но до сих пор дело ограничивалось поклонами со стороны Нур-Сина и легкими кивками, которыми наследник престола обычно одаривал дворцовых чиновников, «канцелярских мышей», как он обычно выражался. Неприязнь Лабаши, шестнадцатилетнего юноши, изо всех сил пытавшегося выказать себя взрослым, суровым и проницательным человеком, ко всем «прихвостням Набонида, ретрограда и консерватора, камнем улегшимся на пути нововведений», — была известна во дворце. Лабаши редко появлялся в Вавилоне, все больше сидел под крылышком матери в Сиппаре, в родовом имении, напоминавшем укрепленный замок. На официальных и посвященных богам церемониях держался особняком, окруженный группой молодых офицеров-халдеев и сверстников из отпрысков храмовой знати. Все они отвергали «старину», полагали, что пришло время новым ценностям, новому уставу. С придворными члены кружка Лабаши общались редко, при этом не стеснялись выказывать пренебрежение к «писарчукам и блюдолизам, присосавшимся к государственному пирогу». Более всего на свете Лабаши любил чувствовать себя непонятым или, на худой конец, несправедливо обиженным. Или изображать себя таковым. Это было как поветрие, свойственное тем наследникам престола, кто очень рано ощутил свою значимость и недооцененность. Обидеть его ничего не стоило, чиновники порой перешептывались между собой, что Лабаши специально появляется во дворце, что почувствовать себя оскорбленным, метнуть громы и молнии, напомнить о том, кто хозяин в стране, и удалиться с чувством исполненного долга. Поводов для обид, по мнению придворной челяди, было более, чем достаточно: их нерадивость, зевки во время разговора с наследником престола, не говоря уже о бесстыдном почесывании ноги об ногу, шмыганье носом, ошибка в произнесении титула, вызывающая нерасторопность при исполнении приказа — да мало ли что могло вызвать неудовольствие принца, его публичные жалобы, запахивание алого плаща и требования коня, на котором он умчится из «этого скопища гадюк, где каждый змееныш так и метит нанести ему оскорбление».

Правда, в отличие от недоброй памяти Амеля Лабаши-Мардук трудно было назвать злопамятным человеком, молодость и здоровая натура брали свое — он быстро веселел. К тому же молодой князь был ядовито остроумен и не глуп, и Нур-Сину казалось, что эти качества составляли лучшую часть его характера. На их основе могла родиться личность, способная изменить уклад жизни в Вавилоне. Все, кому приходилось близко сталкиваться с наследником, как один, полагали, что худшее в его нраве являлось следствием нуденья и желчи Кашайи. Именно мать извратила его взаимоотношения с приближенными к трону вельможами, а окружившие его в последнее время людишки старались подогреть амбиции наследника исключительно в корыстных интересах. Именно Кашайя по своему образу и подобию воспитывала сына. К сожалению, в детстве Лабаши не повезло иметь в наставниках строго и неподкупного, обладающего здравым смыслом человека. [59] Некому было объяснить ему, что обиды — шелуха для венценосца, не более чем способ понять, с кем имеешь дело. Главное для него, призванного царствовать, следовать добродетели власти, которая заключается в дерзости, исполняемой в рамках закона, и здравомыслии, способном приземлить любую, самую завиральную идею, осуществить ее с дотошностью и упорством крестьянина, насаждающего финиковые пальмы.