Университетская роща - читать онлайн книгу. Автор: Тамара Каленова cтр.№ 87

По Сибири я гуляю,

Поселенец молодой.

Полюби меня, чалдонка,

Я живу здесь сиротой.

— Это еще что за дуэт козлиный? — вырвалось у Судакова, и он позвонил в колокольчик. — Что за пьянь бродит по территории? Чужие — в участок! Свои — доложить!

Казалось, Александр Иванович только и ждал этого случая, чтобы обрушить свой гнев на вполне конкретные персоны. Не на «студенческую массу» или «профессорско-преподавательский состав», а на обыкновенных лиц, нарушивших внутренние правила университета.

— Позвольте-с?

Дверь приоткрылась: бесшумно возник мундирчик.

— Ну?

— Смею доложить, Александр Иванович, — застрекотал с готовностью помощник попечителя. — Это люди ученого садовника Крылова. Дальняя родня по супруге-с… Иван Пономарев. И рабоче-служащий Панкрат, — он сделал паузу и многозначительно высунул язык. — Немтырь. Слышит все, а не говорит.

Судакову стало противно при виде этого языка, и он отрывисто сказал:

— Ясно. Ступайте вон.

Мундирчик послушно уежился — и исчез. Гнев, клокотавший внутри Судакова, требовал выхода.

Александр Иванович подсел к столу и, разбрызгивая чернила, быстро написал: «Приказ. Подвергнуть штрафу в размере трех рублей с каждого — И.П. Пономарева и садового рабочего…». Подумал и добавил: «А также подвергнуть их домашнему аресту сроком на пять суток, а ученому садовнику г-ну Крылову объявить на вид и порицание, дабы следил за своими подопечными получше».

Вновь позвонил в колокольчик и велел пригласить к нему ботаника Крылова. Немедленно.

Внезапных вызовов к начальству Крылов, как и все нормальные люди, не любил. Однако на сей раз к Судакову он вошел без малейшего признака неспокойствия, так, будто хаживал в этот чопорный кабинет многажды на день.

Эта его невозмутимость подействовала на Судакова примерно так же, как действует ковш на раскаленную каменку.

— С каких это пор, уважаемый Порфирий Никитич, — начал ректор медленно, угрожающе тихо и постепенно разгоняясь, — университетская роща стала проходным двором? Базарной площадью? Обжорным рядом?

— Не понимаю вас, Александр Иванович.

— Ах, вы еще и не понимаете?! — возвысил голос Судаков. — Все еще делаете вид, что это не ваши люди, не ваш рабочий устроили средь бела дня бутылочное веселие?! В университете! На глазах студентов! Горланить пьяные песни…

Крылов посмотрел на ректора, на его красное, искаженное гневом лицо и понял, что Немушка и беспечальная голова Пономарев попали не только под горячую руку, но им уже заранее отведена роль козлов отпущения. Это явная несправедливость возмутила его до глубины души. Вот уж поистине: бей своих, чужие будут бояться.

— Я не отрицаю, — тихо, но твердо сказал Крылов. — Я не отрицаю, что мои люди, как вы изволили выразиться, вернулись домой навеселе. Они были в цирке. Выиграли самовар.

— В цирке?! — сорвался на фальцет Судаков. — Они, видите ли, в цирк изволят ходить! Им, видите ли, весело!

— Что ж в этом предосудительного? народ затаскан по будням. И вы, Александр Иванович, знаете это не хуже меня. Мои люди работают много, без лени, с душою. С той душою, которая у них есть. Отчего ж не дать им праздника?

— Оттого… Оттого, что вы распустили своих работников! Они скоро на голову усядутся! Командовать начнут!

— А-а, вот вы чего боитесь, — усмехнулся Крылов и вздохнул. — Нет, Александр Иванович, мои командовать не будут. А вот другие…

— Вы… вы… — задохнулся Судаков и неожиданная судорога боли свела его лицо. — Что… стоите? Сердце… дайте…

Он показал рукой в угол, на шкафчик со стеклянными дверцами и мешком свалился в кресло.

Крылов сориентировался быстро: как-никак старый фармацевт. Отыскал флакон с сердечными каплями, налил в стакан воды и подал Судакову. Он совсем забыл, что у ректора слабое, «воробьиное сердце», и подверженность вспышкам гнева усугубляла его положение.

— Успокойтесь, Александр Иванович, — мягко, сочувствующе сказал Крылов. — Штрафы за своих людей я внесу. И остальное, что вы сочтете нужным применить, я возьму на себя. А сейчас вам лучше пройти к себе домой и полежать.

— С вами улежишь, — слабым голосом проговорил Судаков и закрыл глаза: ему было невыносимо видеть участливое лицо Крылова.

* * *

Высылку главарей студенческой забастовки Крылов видел своими глазами: в это время он был на вокзале и ожидал поезд, с которым должна была приехать Маша.

Подали вагоны, и жандармы вывели из здания вокзала группу исключенных из университета студентов. Их тотчас окружила толпа провожающих. Объятия. Прощальные слова… Кто-то запел:

Без крика и шума толпится народ

Вокруг дорогого вагона.

Никто не спешил с громким словом вперед,

Никто не нарушил закона.

Крылов заметил, как мелькнуло в толпе бледное лицо Барабанщикова. Он по-прежнему был спокоен, хотя Крылову показалось, что спокойствие юноши кажущееся, и он чем-то разочарован.

Ксенофонт Гречищев улыбался, жал всем подряд руки, кому-то издали помахал. Другие отъезжающие тоже держались великолепно. Может быть, выглядели чуточку более возбужденными. А вот провожающие, похоже, чувствовали себя менее уверенно.

— Мы продолжим…

— Не сомневайтесь!

— Выстоим…

— Вы еще услышите о нас!

Обещания звучали с повышенным жаром, однако, было видно, что сами говорившие плохо верили в то, что слетело с их губ в эти прощальные минуты.

Ударил колокол, и вагоны, лязгнув, медленно, словно отдираясь от перрона, сдвинулись и поплыли вперед.

— Прощайте, друзья!

— Мы вас не забудем!

— Держитесь крепче!

— Вы еще… о нас… услышите…

С того дня, когда происходили эти проводы на вокзале, прошло полмесяца. Забастовка продолжалась, хотя всем было ясно, что с высылкой основных восстанцев она резко пошла на убыль. Дом общежития по-прежнему был местом сходок. Студенты клялись не посрамить высланных товарищей, не трусить никаких репрессий и устрашительных мер.

В эти дни профессора и преподаватели во главе с Судаковым получили по почте стихотворение, выражающее чувство и настроение питомцев университета к своим наставникам. Получил такое послание и Крылов.

Не ожидали мы, почтенное начальство,

Что вы проявите подобное нахальство.

Что побудило вас, скажите нам на милость.

Такую зверскую к нам применить расправу?

А вы что смотрели, служители науки?

Вам не волнуют грудь невинной жертвы муки?