Весь мир театр - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 52

«С меня довольно, – сказал себе Эраст Петрович. – Мне нет до этой женщины дела, но наблюдать, как она флиртует с мужчинами, незачем. Это отдает захер-мазохизмом». Он прикинул, когда можно будет удалиться, чтобы это не выглядело афронтом, и решил, что минут через десять.

Ровно через десять минут он подошел к Штерну и шепотом попрощался, попросив не привлекать к его уходу ничьего внимания.

Ной Ноевич выглядел то ли расстроенным, то ли озабоченным. Вероятно, его встревожила речь мецената.

– Блестящий дебют, блестящий, поздравляю, – пробормотал он, пожимая Эрасту Петровичу руку. – Давайте думать о следующей пьесе.

– Б-беспременно.

С облегчением Фандорин направился к выходу, лавируя между актерами и гостями, большинство которых держало в руках чай или коньячные рюмки.

Двери сами распахнулись навстречу Эрасту Петровичу. Он едва успел подхватить Элизу, буквально ударившуюся об него всем телом. На ее лице застыла маска ужаса, из-за расширенных зрачков глаза казались черными.

– А-а-а… – простонала она, кажется, не узнавая Фандорина. – А-а-а-а…

– В чем дело? Что случилось?

По коридору бежал Шустров, утирая платком лоб.

– Что вы с ней сделали, черт бы вас побрал?! – крикнул ему Эраст Петрович.

– Там… – Предприниматель, всегда такой спокойный, указывал куда-то дрожащим пальцем. – …Там, в уборной… Элиза взяла ключ со щита, открыла дверь… А там… Нужно вызвать полицию! Телефон… Где телефон?

Мертвец лежал в уборной, прямо под дверью, в позе зародыша – скрюченный, прижавший руки к животу. Стараясь не наступить в огромную лужу крови, Фандорин осторожно взял из разжатых пальцев складной нож с очень острым, слегка изогнутым лезвием.

– Рассекуха, – сказал за спиной Маса.

– Без тебя вижу. Отодвинься, никого не подпускай. Здесь много с-следов, – не оборачиваясь, сухо велел Эраст Петрович.

В комнате повсюду были пятна крови, кровавые отпечатки рук покрывали изнутри дверь, на полу виднелись красные следы остроносых подошв. Именно такие были на кавалерийских сапогах покойника.

– Пустите меня! – послышался сердитый голос Штерна. – Это мой театр! Я должен знать, что тут произошло!

– Входить не с-советую. Полиции это не понравится.

Ной Ноевич заглянул в уборную, побледнел и перестал настаивать, чтобы его пустили.

– Бедный мальчик. Его зарезали?

– Пока не знаю. Полагаю, корнет умер от потери крови. Широкая резаная рана живота не вызвала мгновенной смерти. Он метался по комнате, хватался за дверную ручку, потом силы его оставили.

– Но… почему он не выбрался в коридор?

Фандорин не ответил. Он вспомнил, как по дороге на банкет проходил здесь и удивился, что дверь заперта на ключ. Оказывается, Лимбах лежал всего в одном шаге, к тому времени, очевидно, уже мертвый или потерявший сознание.

– Море крови, – обернувшись, сообщил остальным Штерн. – Гусара зарезали или же он сам зарезался. В любом случае, завтра мы снова будем во всех газетах. Репортеры вмиг разнюхают, что юноша был поклонником Элизы. Кстати, что она?

– С ней Симочка, Зоя Дурова и Простаков, – ответила Василиса Прокофьевна. – Бедняжка в полуобморочном состоянии. Представляю себе, каково это – открыть дверь в собственную уборную и увидеть такое… Не знаю, как она это переживет.

Сказано это было с особым значением, которое Фандорин отлично понял.

– По крайней мере теперь ясно, почему корнет не бесновался на премьере, – хладнокровно заметил Разумовский. – Интересно, как он вообще сюда попал? И когда?

Ступив на носок между брызг крови, Фандорин потянул за уголок картонку, что высовывалась из кармана парадного красного доломана. Это был пропуск на артистический этаж, без которого в день премьеры постороннего сюда не пустили бы.

– Судя по тому, что никто из актеров Лимбаха не видел, он попал в к-коридор уже после начала спектакля. Господин Штерн, кто выдает подобные пропуска?

Ной Ноевич взял картонку, пожал плечами.

– Любой из актеров. Иногда я или Жорж. Обычно гости пользуются пропуском во время антракта или после спектакля. Однако мы играли без перерыва, а сразу после спектакля все отправились в буфет. Сюда никто не заходил.

– Борьно, – сказал Маса.

– Ты о чем?

– Когда зивот попорам – борьно. Он не самурай, он кричар. Гуромко.

– Конечно, кричал. Но в зале играла музыка, а здесь не было ни души. Никто не услышал.

– Смотрите, господин. – Палец Масы показал на дверь.

Среди подсыхающих потеков крови виднелись две грубо намалеванные буквы: «Ли», причем вторая была смазана, словно пишущего оставили силы.

– Ну вот что. – Эраст Петрович перешел на японский. – Не спускай глаз со всех, кто тут есть. Больше мне от тебя ничего не нужно. Я займусь этим делом сам, а поможет мне Субботин. Все равно без полиции не обойтись.

– Что вы говорите? – нахмурился Ной Ноевич. – И почему вы не дали Жоржу вызвать полицию?

– Я как раз и сказал Масе, что теперь пора. Сначала нужно было убедиться, что никто не войдет в уборную и не испортит следов. С вашего позволения, протелефонирую я. У меня есть в сыскной полиции знакомый, очень хороший специалист. Господа, прошу всех вернуться в б-буфетную! А вы, господин Штерн, поставьте у двери двух капельдинеров.

– Нет никаких сомнений это самоубийство.

Следователь московской сыскной полиции Сергей Никифорович Субботин по всегдашней привычке вдавил в переносицу дужку очков и, будто извиняясь, улыбнулся. – На сей раз, Эраст Петрович, ваше предположение не подтвердилось.

Фандорин не поверил своим ушам.

– Вы шутите? Человек сам распорол себе живот, а потом, опять-таки сам, запер дверь снаружи и повесил ключ на щит?

Субботин похихикал, отдавая должное шутке. Промокнул платком редкие белесые волосы – время шло к рассвету, позади осталось несколько часов напряженной работы.