О-Бара. И этот о любви мне тут вздумал говорить! Вас,
господин Футоя, считала я умней. Мы с вами любим деньги, мы любим силу, власть.
А глупости и вздохи оставим для других. И если вы рискнули столь многим в этот
раз, на то у вас причины имеются свои. Вы знаете, что, если я князя приручу,
вся с Сацумой торговля, считай, у вас в руках. Пролитой крови брызги – не мне
вам объяснять – любого клея крепче нас склеит навсегда.
Футоя (со вздохом). Всё верно, мы душою с тобой, как
близнецы. И тысячу монет я не на ветер пустил. Рассчитываю после с лихвою их
вернуть. И все же горько думать, что разлучимся мы. Вот станешь ты у князя
наложницей, Бог даст. В ручную обезьянку ты превратишь его. (Ох, это ты умеешь,
тебе здесь равных нет.) Но мне в твоих объятьях тогда уж не бывать…
О-Бара. Ты умный, сильный, зрелый. Такой же, как и я. Мы оба
знаем цену объятиям с тобой.
Футоя. А ну скажи, О-Бара, какая им цена?
О-Бара. Довольно, что мы знаем: цена объятьям есть. Легко их
покупают, легко их продают. Кто этого не понял, Идзуми тот глупей.
Футоя. Скажи еще мне вот что. Идзуми я обрек на смерть
наживы ради, к ней нет во мне вражды. Но ты, лишь об Идзуми заходит разговор,
от ненависти будто чернеешь вся лицом.
О-Бара (яростно). Мне ненавистен этот ее надменный вид! Югэн
ее паршивый мне в горле словно кость! Кому нужна, скажите, такая красота,
которую пощупать и разглядеть нельзя? Находятся, однако, на свете дураки, кто
томную Идзуми предпочитает мне! Нет, я не понимаю! И не могу понять! А то, что
непонятно…
Футоя (подхватывает) …Должна ты истребить. Ах, бедная
Идзуми. И князь тут лишь предлог. Не этот, так другой ты сыскала бы резон.
О-Бара. Идете на попятный? Жалеете ее?
Футоя. Жалею, не жалею, пустой то разговор. Гласят законы
ниндзя, что отменить заказ теперь уж невозможно. Считай, она мертва.
О-Бара (с мечтательной улыбкой). Тогда еще немного я с
веткой потяну. Теперь приятно будет на дуру мне смотреть. Вдохнув волос Идзуми
чудесный аромат, смерденье мертвечины я буду ощущать.
Футоя. Уж коль о мертвечине заговорила ты, одна мне закавыка
покою не дает. В заклад свершенной сделки их дзёнин мне вручил свой тайный
знак, который я должен сохранить. А если пропадет он, считай, что я мертвец.
Вот он, дракон из яшмы, всю пазуху прожег… (Достает фигурку.) Скажу, чего боюсь
я. Коварны и хитры проклятые синоби. Вдруг вздумается им знак этот взять и
выкрасть?
О-Бара. Зачем? Я не пойму.
Футоя. Я за сохранность знака поклялся отвечать. Придут они
и скажут: «Где яшмовый дракон? Иль жизнью заплати нам, иль состояньем всем».
Куда от них я денусь? Разденут догола. Вполне в привычках ниндзя такой коварный
трюк. А ты им неизвестна, в секрете наша связь. Возьми-ка ты дракона, получше
его спрячь.
Футоя протягивает гейше яшмового дракона, О-Бара принимает
знак совершенной сделки. Оба застывают в этой позе.
Свет гаснет. Поворот сцены.
Картина вторая
Сад перед павильоном Идзуми. День. Фонари на энгаве не
горят. На авансцене стоит Неслышимый в странной позе: выставив вперед руки, в
них зажато несколько деревянных ножей. На краю энгавы так же неподвижно стоит
Сога. Рядом с ним сидит Сэн-тян.
Сказитель.
По видимости внешней в «Янаги» тишь да гладь.
Но близок день великий, когда решится всё.
Волнуется хозяйка, волнуется весь дом.
Судьба как будто мира поставлена на кон.
С усмешкой наблюдает за этой суетой
Лик кармы вездесущей. Известен ей финал
Заранее спектакля с названием «Судьба».
Начертанного свыше не избежит никто…
Ударяет в барабан.
Неслышимый начинает двигаться – жонглирует деревянными
ножами. Сэн-тян хлопает в ладоши. Сога спускается с веранды и решительно
приближается к жонглеру. Тот показывает ему, что ножи деревянные, но ронина
интересуют не ножи.
Сога. Послушай-ка, приятель, не нравишься ты мне. Дурить ты
можешь женщин, но только не меня. Сними свою личину. Хочу я посмотреть, что у
тебя за рожа, подвоха нет ли тут.
Жонглер показывает шутовскими жестами: «Нельзя! Я уродлив!»
Пустое! Повидал я немало страшных рож. Безносых и безглазых,
изрубленных мечом…
Хочет взять Неслышимого за плечо, но тот ловко уклоняется.
Это повторяется несколько раз. Сога начинается сердиться.
Эй, братец, я с тобою шутить не стану тут! Иль хочешь ты
отведать хороших тумаков?
Из павильона на энгаву выходит Идзуми, наблюдает. В это
время Сэн-тян, пользуясь тем, что на нее никто не обращает внимания, подходит к
фонарю и начинает лить себе на рукава масло.
Идзуми. Не мучайте, прошу вас, его вы, Сога-сан! Жить без
лица на свете – тяжелая судьба. Достоин уваженья отважный человек, не
сломленный бедою, страшней которой нет.
Касается своего лица и содрогается. Сэн-тян повторяет
«волшебный жест», который изобразил Неслышимый перед фокусом с огнем.
Сога. Я не учу вас танцам иль песням, госпожа. Вы тоже не
учите, как службу мне нести…
Сэн-тян (высекает кресалом огонь, поджигает трут и кричит).
Смотрите все, смотрите! Свершив волшебный жест, я тоже птицу Феникс сейчас
представлю вам!
Зажигает свое кимоно. Оно вспыхивает. Идзуми отчаянно
кричит. Сога застывает в растерянности. Не теряется лишь Неслышимый. Он
бросается к девочке, голыми руками срывает с нее горящее кимоно, швыряет его на
землю. Девочка испуганно плачет, но она цела. Неслышимый упал на колени,
согнулся от боли и прижал обожженные руки к груди, но не издал ни единого
стона. Сога и Идзуми бросаются к Сэн-тян.
Идзуми. Ах, что ты натворила! Глупышка, ты цела?
Сога (осматривая девочку). Чудесное спасенье! Ожогов нет
совсем. Но если б мигом позже поспел Нитонисё, сгорела б ты, дуреха, как пук
сухой травы.
Идзуми прижимает к себе ученицу, а ронин переходит к
Неслышимому, смотрит на его руки.
А с этим дело плохо… Вчистую обгорел. С ожогами такими ему
не выступать. Расстроится Окасан. И парня тоже жаль. Повел себя он храбро.
Ей-богу, молодец!
Все застывают: Идзуми и Сэн-тян обнявшись; Сога – положив
руку Неслышимому на плечо; Неслышимый – повесив голову.
Свет гаснет. Занавес. Поворот сцены.