Волки ушли, а сидевшие в засаде Вангол и Тинга с сожалением вынуждены были возвращаться в лагерь.
«Что-то я сделал не так», — думал Вангол. Что? Почему стая ушла, не напав на лошадей? Неужели их учуяли? Не может быть. Здесь что-то другое.
Вангол вдруг остановился и присел. Замерла, остановившись, и Тинга. Лёгкий запах табака почувствовал Вангол и, повернувшись в его направлении, ясно увидел лежавшего на комле огромного выворотня Новикова. Новиков аккуратно, как ему казалось, курил, пряча огонёк в кулак, и пристально вглядывался в темноту.
— Что вы здесь делаете? — спросил Вангол геолога, приблизившись.
От неожиданности тот выронил папиросу и чуть не свалился с выворотня.
— Господи, Вангол, как вы меня напугали. Разве так можно! Фу-ты, сердце зашлось. — Новиков действительно задышал тяжело и прислонился спиной к дереву.
— Что вы тут делаете? — ещё раз спросил Вангол.
— Решил подышать воздухом перед сном. Что-то в последнее время плохо засыпаю.
— Вы не умеете врать, Андрей Платонович, — прервал его Вангол.
— Хорошо, извините. Я увидел, как вы с женой вечером ушли, и пошёл следом. Честное слово, из любопытства, но вы пошли дальше, а я остался у лошадей. Просто действительно не спится, — пояснил Новиков. — Но почему я должен перед вами объясняться? — вдруг возмутился Новиков и сердито посмотрел на Вангола.
— Андрей Платонович, вы зря хмурите брови, делая вид, что возмущены и сердитесь. Вы сердитесь на себя, и вам стыдно, что вы о нас плохо подумали и хотели проследить за нами. Но это всё не важно, важно другое. По вашей глупости вы спугнули волков, которые уже были готовы напасть на лошадей. А я ждал этого на падения, чтобы разделаться с ними. Теперь они будут осторожней вдвойне. Теперь они знают, что мы их ждём. Это плохо.
Новиков удивлённо посмотрел на Вангола, но затем, опустив голову и глубоко вздохнув, сказал:
— Вангол, я много раз был в поле, ну, то есть в экспедициях, вдоль и поперёк исходил Северный Урал и Обь-Енисейский водораздел, поверьте, видел многое. Думал, что неплохо знаю тайгу и людей, в ней живущих. Вижу, что заблуждался. Вы, Вангол, для меня загадка, и мне хотелось её разгадать. Я не думал о вас плохо, просто вы не похожи на обычного проводника, не похожи на эвенка, нет, не обличьем, я знаю, что вы — русский. Вы не похожи своим образом жизни и поведением, вы необычны, это вызывает интерес и, как ни странно, наверное, это для вас прозвучит, подозрение. В тайге всякое бывает. Насколько я знаю, ваша семья много лет не выходила из тайги, и то, что происходит в стране, вас не коснулось. Если это так, то у вас нет никаких документов, и вы вне закона. Почему вы и ваша семья живёте столько лет отшельниками? Может быть, у вас есть основания скрываться, для меня не важно какие. Важно другое. То, что мы вас встретили, естественно, снимает тайну вашего скрытого от власти существования. Как вы к этому относитесь? Думаю, я не ошибусь, если скажу, что вам это не понравилось. Поэтому я обоснованно, на мой взгляд, вас опасался и старался контролировать события. А как бы вы вели себя в аналогичной ситуации, разве не так? — Новиков открыто и прямо посмотрел в глаза Ванголу.
Вангол, выдержав взгляд геолога, ответил:
— Хорошо, Андрей Платонович, всё в порядке. Я вас понимаю, потом поговорим. А сейчас можете спать спокойно, идёмте в лагерь. — Вангол уже повернулся, чтобы идти, но Новиков остановил его:
— Вангол, волки — это серьёзно? Они могут напасть? Я, конечно, видел, как вы стреляете, но сейчас ведь ни черта не видно. Вангол, сейчас ночь. Как бы вы разделались с ними?
— Вот так, — сказал Вангол и, вскинув лук, выстрелил куда-то в темноту.
Метрах в двадцати, у небольших ёлочек, Тинга нашла и, подойдя, бросила к ногам Новикова пронзённого стрелой зайца.
— Невероятно, — только и произнёс геолог, за уши подняв ещё бьющее ногами в судорогах животное. Он поднял голову, чтобы что-то ещё сказать Ванголу, но Вангол и Тинга уже скрылись в темноте, уходя в сторону лагеря. Новиков, закинув на плечо свой карабин, побрёл за ними.
В это же время в лагере, в палатке, несмотря на поздний час, не спали студенты. Между ними, как это часто бывало, шёл спор. Но если раньше вечерняя перепалка кончалась шутками и друзья засыпали в хорошем настроении, в этот раз спор зашёл слишком далеко. Всё началось с того, что Игорь увидел вечером, когда экспедиция, остановившись на ночлег, разбивала лагерь, как Мыскова помогала ставить палатку Пучинскому, а затем занесла в неё свой спальный мешок и вещи. Он брезгливо сказал Владимиру:
— Ты посмотри, совсем не стыдятся, в открытую жить стали. Не знаю, как можно было доверить руководство кафедрой в институте таким морально распущенным людям. Там хоть они не выставляли напоказ свои симпатии, хотя весь институт об их отношениях знал. А здесь, сейчас что они себе позволяют? Они что, думают, в тайге можно забыть о том, что они руководители, что они — члены партии и их поведение должно соответствовать требованиям устава? Думают, что эта аморалка им с рук сойдёт? А партийная ответственность? Ведь они оба имеют семьи. Они думают, что я, например, должен буду свою партийную совесть спрятать и молчать?
Владимир молча ставил палатку и ничего не ответил на эту тираду Игоря. Только вечером, после ужина, когда лагерь затих, Владимир, лёжа в спальнике, спокойно спросил Игоря:
— Игорь, ты никогда не рассказывал о своих родителях. Расскажи, кто они?
— С чего бы это мои родители тебя заинтересовали? У меня чистая биография, чем горжусь. Мать всю жизнь проработала прачкой. Отца нет.
— Как нет?
— Нет, и всё. Давай спать.
— Игорь, ты действительно считаешь, что Пучинский и Мыскова недостойные люди?
— А ты что, не согласен?
— Не согласен.
— Значит, ты, комсомолец, будущий строитель коммунизма, считаешь, что принципиальное отношение к людям это неправильно?
— Нет, я так не считаю. Но я считаю, что у людей есть право на личную жизнь и в эту жизнь не должен никто совать свой нос.
— Ты хочешь сказать, что я сую свой нос в их личную жизнь? Но они же не просто люди, они — руководители и члены партии. Мы должны с них брать пример и равняться на них, я не прав?
— Я уважаю этих людей за их ум и целеустремлённость, за их знания и жизненный опыт, и мне не важно, как они устраивают свою личную жизнь. Это для меня значения не имеет. Если двое людей любят друг друга — это хорошо. Лучше врать и жить с кем-то не любя? Это, по-твоему, правильней, чем принять решение и изменить свою жизнь? Как ты не поймёшь, что жить нужно просто, честно, не врать в первую очередь самому себе. Не обманывать своих близких и друзей.
— Как бы ты заговорил, интересно, если бы твоего отца увела какая-нибудь типа Мысковой?
— Мой отец умер, когда мне было десять лет, а мать через три года вышла замуж. Отчим неплохой человек, он любит мать, и мне приятно видеть, как они общаются между собой. Если бы он вдруг ушёл к другой женщине, я, конечно, был бы огорчён за мать, но думаю, понял бы его. Значит, на это была причина, и не мне судить о том. Человек рождён жить счастливым, и это его право.