Вангол - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Прасолов cтр.№ 35

Тем временем поставившие наконец палатку Игорь и Владимир, лёжа в спальных мешках, спорили между собой. Игорь настаивал на том, что они обязаны, как комсомольцы, немедленно созвать партийно-комсомольское собрание, на котором надо поставить вопрос о создавшейся ситуации. Они вышли на стойбище кулаков и отщепенцев. Он насчитал около семидесяти оленей в стаде, он видел, что их появление не вызвало, как это было везде в эвенкийских факториях, куда они заезжали, радости и чуть ли не ликования. Никто не подходил к ним и не говорил уважительно: «Здравствуйте, товарищи начальники». Наоборот, их, конечно, пригласили на свадьбу и угощали, но никто не сказал ни слова о партии и правительстве. Никто не поднял тост за здоровье товарища Сталина. И вообще, тостов никаких не было, потому что не было спиртного. А если на свадьбу не привезли водку, значит, эти люди скрываются от советского народа и власти, это факт. Владимир, выслушав доводы товарища, повернулся на бок и сказал:

— Слушай, Игорь, твои выводы нелепы и просто смешны. Эти люди, кто бы они ни были, пустили нас в свой дом, а ты оскорбляешь их недоверием. Тебе не кажется, что если бы они были враги, то встретили бы нас не жареным мясом, а пулями. И никто никогда не нашёл бы наших могил в этой тайге. Почему они должны раскланиваться перед тобой? Чем ты лучше их? Постыдись, ты же комсомолец. Они такие же граждане Советской России, как я и ты, просто они живут своей, особенной жизнью, мы же ничего о них ещё не знаем, как ты можешь вот так запросто судить их? Ты знаешь, я был о тебе лучшего мнения. — Закончив свою речь, Владимир отвернулся. — Я хочу отдохнуть, Игорь, не беспокой меня больше.

Громко вздохнув, Игорь демонстративно отвернулся от товарища. Через какое-то время, уснув, они инстинктивно прижались спинами друг к другу, спальник спальником, а спина друга согревает в палатке лучше.

Наступал вечер. Вангол и Такдыган сложили из заготовленного сушняка большой костёр, и, как только на небосводе появилась первая звезда, Такдыган ударил в бубен. Вангол поднёс к костру горящую головешку из своего очага, костёр быстро разгорелся, освещая своим пляшущим светом площадку около чума, из которого одетые в национальный наряд выходили Ошана с дочерьми. Торжество началось с песен под бубен Такдыгана, а затем началась пляска вокруг костра.

В палатках экспедиции первой от шума проснулась Нина, она растормошила и подняла всех остальных.

— Вы только поглядите, какое невероятно красивое зрелище, — показывая на пляшущих в зареве костра людей, кричала она. — Пойдёмте к ним, пойдёмте, — тащила она ничего не понимающих спросонья мужчин.

Семён Моисеевич, протирая глаза, наконец понял, что происходит.

— Конечно, пойдёмте, такое увидеть не каждому суждено. Все за мной. Ниночка, вот моя рука, не запнитесь, здесь камень, осторожно в темноте.

Ярко горящий костёр сгустил темень и слепил подходивших гостей, но они благополучно добрались и вошли в освещённый круг. Пять фигур, одетых в оленьи шкуры, двигались в такт бубну вокруг костра, их движения были согласованны и легки, лица сосредоточенны и отрешенны. Пляшущие как бы не замечали пришедших, с нескрываемым любопытством смотревших на них. Они были поглощены танцем, их движения напоминали то движения мирных животных, то броски хищников, то плавное движение вод или качание деревьев. Бубен увеличивал темп пляски, танцоры двигались быстрей и быстрей, выкрикивая непонятные зрителям и, наверное, не переводимые ни на какой язык звукосочетания. Скорее, это были крики диких животных, населяющих тайгу. Уже уставшие стоять, гости расселись, а танец всё продолжался, медленно увеличивая темп пляски.

— Боже, они пляшут уже больше двух часов, я преклоняю колени, больше двух вальсов подряд я бы не смог. — Семён Моисеевич, придвинувшись к Нине, завороженно смотревшей на фантастическую картину первобытного танца, продолжил: — Вы знаете, Ниночка, этот ритм заставляет биться моё сердце синхронно бубну, и, если бы не ваша рука, удерживающая меня, я уже давно сорвался бы в пляску у костра.

— В чём же дело, Семён Моисеич? Вперёд, вы свободны, — убрав свою руку, весело крикнула Мыскова. — Я — с вами.

Видя, как решительно Семён Моисеевич вошёл в круг пляшущих орочон, Нина тоже влилась в танец. Вскоре в одном вихре первобытного танца кружили вокруг костра и дети тайги, и дети больших городов. Все они были дети земли и огня, и одинаково, в такт ударам древнего бубна, бились их сердца, и до мурашек по коже захватывало единое желание отдаться этому безумно свободному танцу жизни. Прогорая, костёр оседал и проваливался, осыпая землю и пляшущих тысячами искр, постепенно ритм танца стал замедляться, и утомлённые, но счастливые этим единением люди стали отходить от костра к чуму, в открытом пологе которого призывно горел очаг. Пир и веселье продолжались до рассвета, и только с первыми лучами солнца уставшие и довольные гости разошлись, оставив наедине Вангола и Тингу.

— Я уже не помню, когда я так весело гулял на свадьбе, — признался Новиков своим коллегам, возвращаясь в палатки, — надо же, и это в глухой тайге. Никогда бы не подумал.

Точно такая же мысль сверлила в это же время мозг другого человека, за несколько тысяч километров от этих мест. Волохов в колонне пешего этапа, спускаясь с пологой сопки, увидел огромный лагерь. Насколько хватало глаз, тянулись ряды бараков, занимая огромную котловину между сопками, разрезанную надвое извилистой, блестящей чертой небольшой речки. «Сколько же здесь людей? Это же город, огромный город. Надо же, и это в глухой тайге. Никогда бы не подумал».

Многое пришлось повидать Волохову за эти почти два года: этапы, пересылки, вагоны и бараки, переполненные людьми, лагеря, лагеря, лагеря. До чего разномастный народ окружал его, тут были представлены все общественные слои его необъятной Родины. Жулики всех мастей и воры держались отдельно и были сплочены своими законами, политические и враги народа были разобщены, грызлись между собой по идейным разногласиям. Они были как бы между молотом и наковальней. С одной стороны их терзали уголовники, с другой — угнетала администрация лагерей. Многие, очень многие считали себя невинно осуждёнными и надеялись, что ошибка будет исправлена. Среди этих людей большинство были фанатично преданы идеям большевизма и боготворили своего вождя, товарища Сталина, виня в своих злоключениях всех, кроме него. Была и тонкая прослойка людей, понимавших всю суть беды, постигшей российский народ. Волохову повезло, он волею случая оказался среди них. Эти люди, трезво оценивая ситуацию, держались сплочённо, не высказывая своих истинных мыслей, стараясь не выделяться из толпы, общались в своём тесном кругу. Их основная цель была определена. Выжить в лагерях и, вернувшись, сделать всё для свержения коммунистического режима. Они прекрасно понимали, что лагеря нашпигованы сексотами и стукачами, поэтому попасть в их круг и обрести доверие этих людей было очень непросто. Волохов, оказавшись в лагере, первое время не общался ни с кем вообще, он не писал никаких жалоб, потому что ещё в застенках Читинской тюрьмы понял всё. Он не злился даже на того наглого следователя и молодцов из ОГПУ, избивавших его на допросах. Он просто понял, что сейчас он должен расплатиться за те грехи, которые лежали на нём с давних пор Гражданской войны. И это не суд людской или сталинский режим упрятал его сюда, а Божий суд очищает его от той крови и грязи, которой он по молодости и глупости нахватал на свою душу. Раз так, так и должно быть, решил он для себя раз и навсегда. Сцепив зубы, он нёс все невзгоды лагерной жизни, и никто из заключённых не слышал от него ни разу ни просьбы, ни упрёка. В работе, на лесоповале, пахал до седьмого пота, никак не реагируя на советы бывалых зэков — не рвать одно место. Им было не понять, они отбывали срок. Он — отрабатывал грехи, своим потом и кровью отмывал душу, очищал её от скверны. Как-то вечером, после ужина, к нему подошёл мужчина средних лет, жёсткий колючий взгляд его глаз встретился с твёрдым взглядом испытавшего многое казака.