Империя. Собирание земель русских - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Голденков cтр.№ 6

Но «благоденствие в тишине» продолжалось недолго. Представители царской администрации снова довели терпение населения до предела, и в Марийском крае (на сей раз, видимо, не только на Луговой, но и на Горной стороне) в 1572 г. вновь вспыхнуло восстание. Не рассчитывая на победу только своими силами, его руководители обратились за помощью в Крым. Повстанцы были также связаны с башкирами и Сибирским ханством.

Когда в Москве стало известно об этом, в Марийский край были направлены войска из Казани, Свияжска, Чебоксар, Алатыря, Арзамаса. Но подавить волнения сразу не удалось, хотя никакой военной поддержки из Крыма не поступило. В 1574 г. стали собираться новые военные силы, чтобы «на казанских людей и на черемису… иттить в поход». Мятежники, узнав, какие силы готовы двинуться против них, прислали в Муром, где располагался воевода Большого полка, своих представителей с изъявлением покорности. Но поход русских войск в Марийский край в том году все равно состоялся, и в ходе его был поставлен город Кокшайск. Это было началом осуществления широко задуманного плана планомерного административного закрепления недавно завоеванной территории посредством строительства городов-крепостей.

В 1581 г. новое мощное народное восстание охватило весь край. И вновь на помощь местным гарнизонам были направлены войска из центра России. Одни из них отправились по Волге «в плавную» и «стояли на Волге на Козине острове». Осенью 1582 г. в помощь им «воевать луговые черемисы» отправились два новых полка. Иван Грозный был настолько перепуган новым «черемисским мятежом», что пошел на унизительные условия перемирия со Швецией в бесславной Ливонской войне, чтобы перебросить освободившиеся в Прибалтике военные силы против мятежников.

Н. М. Карамзин, объясняя причины этих мер, отмечал: московскому правительству стало известно, что турецкий вассал, крымский хан «сносится с черемисскими мятежниками и готов устремиться на Россию».

В связи с этими вестями и были предприняты решительные шаги по усмирению мятежного края и упрочению в нем позиций Москвы посредством постройки новых военно-опорных пунктов. В это время были основаны «в Черемисе» города-крепости Козмодемьянск, Царевококшайск, Царевосанчурек, Яранск, Уржум, Малмыж. Города с самого начала были исключительно русскими. Марийцам не разрешалось в них селиться. Более того — они должны были освобождать территорию вокруг городов в радиусе до пяти верст. Эти события означали окончательное покорение Марийского края»…

Но черемиса все равно не сдавалась. Освободительные войны полыхали и в XVII в. Тогда же часть черемисы бежала на территорию Руси (Украины), где основала поселения. Однако как бы там ни было, а сопротивление марийского народа удалось сломить.

Вот такая вот грустная история огромного финно-угорского народа, в чем-то схожая и с трагедией американских индейских цивилизаций, и с постоянными войнами Московии против белорусского государства Великое княжество Литовское, Русское и Жмайтское. Только вот американцы, какими бы дураками их не малевали некоторые великороссы (ведомые сатириком Задорновым), почему-то раскаиваются за войны с индейцами, выплачивают им контрибуцию, представляют льготы и права, а в России нет и намека на раскаянье и отдачу каких-то долгов.

В советское время господствовавшая историческая концепция относила мерю к народам, вымершим или полностью ассимилировавшимся древнерусским этносом в раннее Средневековье. Действительно, с какого-то момента меря как отдельное племя, участвовавшее вместе со скандинавами и славянами в походах на Византию и перечисленное среди изначальных народностей Древней Руси, сходит с исторической арены. Правда, костромских марийцев некоторые российские историки называют именно сохранившейся до наших дней мерей, ее чудом выжившим этническим островком. На территории, где располагались земли этого древнего финно-угорского народа, ныне находятся Ярославская, Владимирская, Костромская, Ивановская, север Московской, юг Вологодской и запад Тверской областей. Там отмечены сотни мерянских топонимов и гидронимов, свидетельствующих о плотной колонизации территорий этим народом. Так, средневековый город Клешин на Плещеевом озере (Ярославская область) прямо назван в летописях мерянским, костромской Галич также носил название мерянского города. На реке Сара на той же Ярославщине находится Сарское городище — огромный мерянский протогород, предшествовавший всем древнерусским городам в ростово-суздальских землях.

Первый епископ Ростовский Леонтий учил мерянский язык, чтобы нести христианство местному населению. Есть еще много фактов, говорящих нам о богатой истории мерян. Исчезнуть в одночасье такой большой народ не мог. И действительно, до середины XVIII в. на бывшей его этнической территории фиксировались так называемые «мерские» (мерьские) станы — небольшие административно-территориальные единицы. Вероятно, по мере интеграции мери в большой этнически сложный московитский (позже российский) народ выделялись окраинные островки, не подвергнувшиеся сильной ассимиляции.

Мерянские сказки и манеры их рассказывать стали неотъемлемой частью русского фольклора России. Парфеньевский район Костромской области — северный, лесной, расположен у южных границ европейской тайги, неподалеку находятся Галич Мерский и старинный город с прибалто-финским названием Чухлома, южнее — территория одного из мерских станов. Один из крупнейших ученых-мерянистов нашего времени профессор Орест Ткаченко, автор монографии «Мерянский язык», указывает на прием смежных синонимичных повторов в русском фольклоре как характерную мерянскую черту. И приводит один пример — «черт меня бросил, а водяной кинул» — из русской сказки. Мерянский язык повлиял на русский на всех уровнях.

В фонетике северных великорусских говоров на территории бывшей Мерянии сплошь и рядом встречаются такие языковые явления, как неразличение звонких и глухих согласных, редукция одного из согласных в начале слова, если они следуют друг за другом, и другие характерные финно-угорские черты.

Первые этнографы Пошехонья и костромских земель, как писал Орест Ткаченко, сообщали о местном произношении слов «брат» как «бат», «ветка» как «ведка». Что до лексики, то никакой статьи не хватит перечислять мерянские слова на названных территориях. Профессор Ткаченко указывает на глагол ковылять (родственное финск. Kavalla — «ходить, слоняться»), северорусское урма — «белка» (родственное вепсское огаи и коми ур — «белка»), костромское си ка — «свинья» (ср. финск. sika — «свинья»), лейма — «корова» (на эрзянском — лишме), ярославское тульяс — «огонь» (родственное финск. tulli и марийское тул — «огонь»), северорусское векса — «протока из озера», ярославское бяни — «вилы», общерусское кока — «крестная мать» и еще десятки других. Более обстоятельно данная тема раскрыта в классической монографии ученого «Мерянский язык».

Вошедшей в литературный русский язык особенностью склонения существительных мужского рода стало наличие в родительном падеже формы на — а, — я («купить чая») наряду с формой на — у, — ю («купить чаю»). Типологическая параллель существует только в прибалто-финских языках. Ни в одном из славянских языков такого нет. В славянских языках нет и особой притяжательной конструкции «у меня есть». Украинец всегда скажет «маю» (имею), поляк и чех — «мам», беларусы тоже говорили аналогично до реформ беларуского языка, сблизившего его с русским, и только русский — «у меня есть». Между тем во всех финно-угорских языках эта формула воспроизводится дословно, как и в русском. В словообразовании мерянский субстрат выражен наличием сложных взаимоусиливающих слов: руки-ноги, пить-есть, жив-здоров, нежданно-негаданно, такой-сякой — очень типичных для финно-угорских языков. Даже старинный сказочный зачин «жили-были» изначально был распространен на бывшей мерянской территории и в финно-угорских языках. В славянских ему соответствует «был», «жил один», «однажды жил…» и пр. Сказки же представляют собой древнейший и довольно консервативный в смысле формы слой фольклора.