Азазель - читать онлайн книгу. Автор: Юсуф Зейдан cтр.№ 80

— Гипа… — внезапно услышал я зов и вскинулся, охваченный страхом, от которого свело руки и дрожь пробежала по всему телу.

Я явно слышал голос, но откуда он шел? И тут я понял: голос исходил не из какого-то конкретного места, он шел отовсюду.

— Гипа, разве ты не видишь меня?

Я осмотрелся по сторонам, но никого не увидел. Тогда я заглянул внутрь себя и под покровами страха и тревоги узрел чей-то смутный бледный лик. «Не юноша ли это, встретившийся мне на окраине Сармады? — подумал я. — А может, это тот лукавого вида человек в щегольской одежде, которого я встретил на обратном пути от горы Кускам в Асьют?» Глаза у видения были как у того юноши, а насмешливая улыбка походила на ухмылку того человека. Верно, я был прав, остерегаясь их обоих. Настоятель не поверил мне, когда я рассказал, что среди бела дня повстречался с дьяволом… Дьявол… «Ну и ладно, что он может сделать со мной?»

Обращенный к самому себе вопрос развеял некоторые опасения, но вызвал еще больше новых вопросов: «Куда, сатана, куда, проклятый, ты хочешь увлечь меня? Ты хочешь отвратить меня от веры в Христа? Или тебе неведомо, что я уже не тот верующий, которым был прежде?.. Ты хочешь искусить меня блудницами? Или тебе не ведомо, что в прошлом случилось с Октавией и что сегодня происходит с Мартой?.. А может, ты хочешь завлечь меня на путь ереси? А каков корень истинной веры, который оспаривают еретики? Ереси нет, как нет и православия… И что такое православие? То, что решается в Александрии или утверждается в Антиохии? А может, это вера праведных первых отцов и благочестивых священнослужителей?.. Или это языческие догматы, чьих последователей погубили первые отцы, ставшие со временем благочестивыми священнослужителями?»

У меня не было ответов, а были только все новые и новые вопросы: «А что, православие — это вера Кирилла или вера несчастного Нестория, который вскоре присоединится к сонму своих проклятых предшественников — Павлу Самосатскому {121}, изгнаннику Арию, епископу Феодориту Кирскому {122}?.. Каждый еретик здесь стал благословенным там! Не считая их последователей, все нынче поносят первых отцов. Дьявол играет всеми, и, наверное, сегодня настала моя очередь? Мало ему игрищ с теми, кто сейчас готовится развязать войну в Эфесе? Он хочет запалить огонь во всех церквях? Он не знает насыщения и не склонится ни перед одним требованием… А иначе зачем он сегодня взывал ко мне? Почему он вечно изводит меня и открыто явился мне на окраине Сармады?»

Его смутный лик явственней проступил во мраке. Я пристально вгляделся в его черты и заметил, что они уже не те, что я видел в первый раз. Это был уже не тот щеголь с рябым лицом, и даже не юноша, которого я встретил. Лик его стал все больше обретать черты Марты. Я присмотрелся — это точно была Марта! Я узнал ее обворожительную улыбку и прекрасную головку, склоненную чуть вправо, когда она говорила. Я тихо позвал ее, но образ стал бледнеть, черты лица исказились, и вскоре Марта растаяла, как струйка дыма… Я был словно в огне и долго еще блуждал по лабиринтам своего сознания, пока меня не одолел глубокий сон и я не сделался совершенно безучастным к тому, что творилось вокруг.

* * *

Утром я не пошел в церковь, и настоятель прислал монаха выяснить причину моего отсутствия. Я сказал ему, что надышался холодным воздухом и простыл. У меня действительно першило в горле и голова была тяжелой. После полудня меня зашел проведать дьякон. Я спросил его, есть ли какие-нибудь новости о Священном Вселенском соборе.

— Они начали сегодня, но император еще не прибыл… Прилетел почтовый голубь с сообщением.

Ответ дьякона лишь усугубил мое состояние. Заперев за ним дверь, я лег на пол, лицом к стене, свернулся калачиком и обхватил голову руками. Меня одолевал сон, и в то же время я вновь ощутил, что нахожусь в келье не один. Впав в забытье, я снова увидел Марту. Ее облик проступил в моем сознании сквозь сгущающиеся клубы дыма. Я говорил с ней — она молчала. Я приближался — она отдалялась. Я старался разглядеть ее, но лицо внезапно изменилось, и я увидел свою мать… Она подплыла ко мне так близко, что я почувствовал ее дыхание. Но она пахла не так, как моя мать, и не так, как Марта. У всего есть свой запах, даже у камней, но то, что приблизилось ко мне, не имело запаха! Я видел перед собой лицо — черты его расплывались, менялись, каждую минуту принимая иное обличье…

К вечеру я проснулся, чувствуя себя так, словно воскрес из мертвых в Судный день. Весь дрожа, я выбрался из кельи и обнаружил, что монастырь полностью погружен в тишину. Солнце уже клонилось к закату, и его красноватый отблеск лежал на нашем таинственном здании… Я начал спускаться по лестнице, но каждая ступенька давалась с трудом, а расположенная совсем рядом большая церковь показалась бесконечно далекой. Я вернулся в келью и вновь погрузился в сон.

В ночной пустоте меня опять стали одолевать назойливые мысли… Почему бы сейчас не встать и не увезти Марту подальше отсюда? Почему бы не бросить все и не отправиться в Эфес? Александрийские монахи и епископы ни за что меня не узнают… Я буду рядом с Несторием в трудную минуту, а когда прибудет император и поддерживающие Нестория епископы, все обернется в его пользу. Император станет на его сторону — ведь Несторий столичный епископ. А когда закончится это испытание, мы вместе вернемся в Константинополь…

— Гипа… Это испытание не закончится, пока с Несторием не будет покончено.

Таинственный призрак заговорил… Слова разрушили его образ, стерев сменяющие друг друга черты лица.

— Ты кто?

— Ты в самом деле не знаешь, кто я?

Я не мог подобрать слова, чтобы ответить ему, но меня больше не страшило, что он рядом со мной.

— Я не рядом с тобой, Гипа, я в тебе.

«Я брежу? — спрашивал я себя. — А может, сплю? Да, это просто сон, он скоро закончится, и, когда я проснусь, я скоро о нем забуду. Все, что меня окружает, вызывает беспокойство, а тревога порождает страх… Мне надо перестать беспокоиться».

— Ты неспокоен, Гипа, из-за того, что у тебя внутри. Ты знаешь, что произойдет в Эфесе, ты знаешь, что потеряешь Марту, как до нее потерял то, что у тебя было: мечту стать выдающимся врачом, надежду постичь таинство веры, любовь к Октавии, увлечение Гипатией, успокоенность беззаботным существованием и все свои несбыточные мечтания.

На сей раз голос звучал тихо, но отчетливо, затем стало проступать лицо, все явственней и пронзительней. Оно было похоже на мое, и голос был моим. Это я, но другой, не такой, как наяву, запертый внутри себя самого… Это ничего, если я немного поговорю сам с собой и выскажу вслух то, о чем стоит молчать. Мою тоску по Марте, мой стыд перед ней и стыд перед самим собой. Я странник в пустыне своего «я», не испытывающий сомнений в том, что епископ Кирилл нанесет в Эфесе подготовленный удар и этот удар будет страшен… Кирилл — глава Александрийской церкви Святого Марка. А слово святого Марка, помимо прочего… оно — как тяжелый молот, который в моей стране мы называем кувалдой.