Столыпин - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Савеличев cтр.№ 107

Когда Столыпин узнал обо всем, он на правах родственника пригласил к себе брата жены Нейдгардта, тоже члена Государственного совета. Пришел и собственный брат-журналист.

– Забежали поперек батьки! – этими словами встретил Столыпин родственничков.

– Как забежали, так и пробегут мимо, – отмахнулся брат.

– Не скажи, Александр, – не принял его легкомыслия Нейдгардт. – Люди влиятельные, привыкли бегать по красным коврам.

– Моя самонадеянность… – повинился Столыпин. – Я настолько был уверен в успехе, что за несколько дней до слушания дела не пригласил министров, которые носили звание членов Совета. Их голоса были просто необходимы!

Шурин Нейдгардт и брат Александр согласно кивали. Столыпину это не понравилось.

– Что вы на меня так смотрите? Я не святой. Разве не имею право на ошибки?

– Не имеешь, – категорически парировал брат.

– Ошибка ошибке рознь, – более сдержанно ответствовал Нейдгардт. – Вы многих разозлили. Даже Витте…

Это было самое непонятное. Витте с первых шагов поддерживал Столыпина. Сам обжегшись на реформах, так и не начав их, он сейчас преспокойно посиживал в Государственном совете и, видимо, гадал: сломает преемник себе шею или нет?! Ментор. Брюзга. Завистник на старости лет. Что делать, такова душа всякого «бывшего»…

Поддержка, оказываемая «Киевлянином», только злила графа Витте, получившего это звание уже накануне своей отставки. Кажется, и Столыпина Николай собирался возвести в графское достоинство… тоже не накануне ли отставки? Это было вполне в духе Николая: от полнейшей растерянности до царского пинка один шаг… «Киевлянин» оказывал медвежью услугу, защищая Столыпина. Отвечая неукротимому Витте, газета ядовито и метко заметила, что идея национальных курий «заимствована из закона, имеющего весьма близкое отношение к недавней государственной деятельности гр. С.Ю. Витте. Она заимствована из первого избирательного закона для Государственной Думы, которым допущены отдельные выборы членов Думы от инородцев…» При этом сам Витте ни разу прежде не вспомнил и не принял никаких мер, чтобы идея, по его словам, «столь антирусская, столь антигосударственная, как система инороднических курий, была из этого закона исключена». Чего же сейчас, мол, новоявленный граф нападает на свое незадачливое детище? Вероятно, оттого, что Столыпин очистил его от местечковой перхоти…

– Согласитесь, друзья, – под перезвон как бы похоронных бокалов подвел Столыпин неутешительный итог, – что мы наблюдаем интересный парадокс: лобзание медведя, осла и ящера.

– Ящер, конечно, Дурново?.. – по-журналистски быстро уловил брат Александр.

Нейдгардт догадался, пожалуй, еще раньше:

– Мы ведем пустые разговоры. Остановить это неприличное лобзание может только государь. Как быть?

– Надевать камергерский мундир и идти прямиком в Царское Село!

– Н-да… – покачал головой один из собеседников.

– Не страшно ли, брат?.. – более откровенно выразился другой.

– Страшно, но иного выхода нет. Нетути! Как говорят в народе. Еще по одной, да пора и собираться.

Столыпин вдруг совершенно успокоился.

У Николая II был «царский комплекс страха собственного слабоволия»; об этом говорили и писали почти открыто. Он пасовал перед Столыпиным… но ведь он был царь! Этот страх всегда играл с ним злую шутку. И когда на следующий день после провала законопроекта о западных земствах, то есть 5 марта 1911 года, Столыпин явился с докладом в Царское Село, Николай не знал, куда глаза деть. Накануне к нему нагрянули Дурново и Трепов; собственно, боясь грозной парочки, он принял одного Трепова, а Дурново оставался в приемной. Но что изрекли царские уста? Именно это: «Конечно, голосуйте по совести». Слова Николая с болтливых языков Трепова и Дурново разошлись по всем думским кабинетам, а это значило: он опять спасовал. Защищать законопроект не будет… И не защитил, предал, по сути, премьера. И вот сегодня сам премьер предстал со своей железно гремящей папкой, из которой выскользнула папочка сафьяновая, с одним-единственным листком бумаги.

– Что у вас на сей день? – попытался Николай в шутливом тоне утопить серьезность разговора.

– Прошение об отставке, ваше величество, – поклонился Столыпин.

– Вот как! – не оставил Николай зряшной попытки. – Из-за такого пустяка…

– …принципиального пустяка, ваше величество. Я хотел бы знать, кто правит Советом министров? Столыпин… или Трепов с Дурново? Разумеется, ваше величество, приму любое ваше решение.

Николай понимал, что шутками не отделаться. Да, по совести говоря, он и не хотел лишаться премьера.

– Я не могу принять вашей отставки, Петр Аркадьевич. Что скажут, что подумают о таком решении?.. Уж извольте объясниться… Каковы мотивы?.. Условия ваши?

– Два условия, ваше величество. Первое, уже испытанное в нашей совместной работе: распустить на несколько дней обе палаты и провести закон о западном земстве по 87-й статье. И второе…

Столыпин прямо посмотрел в глаза государя.

– …и второе: предложите Дурново и Трепову на некоторое время уехать из столицы и прервать всякую работу в Государственном совете.

Это был открытый ультиматум.

– Более того, ваше величество, следует подвергнуть Дурново и Трепова высочайшему взысканию… чтобы другим было неповадно мутить воду.

– Ссылка?.. А может, уж сразу на каторжные работы?

– Как вам угодно будет, ваше величество, сие называть.

– Но ведь они мои назначенцы!..

Столыпин, разумеется, это знал. Половина членов Государственного совета избиралась в губерниях, а вторую половину царь назначал самолично. Трепов и Дурново были как раз из числа последних.

– Я подумаю… мне следует все хорошенько обдумать…

Столыпин поклонился, зная, что Николай не станет его больше задерживать.

Сторонники Дурново, Трепова да и свихнувшегося на старости лет Витте с вожделением ждали отставки Столыпина. При разговоре его с Николаем II никто, конечно, не присутствовал, но все знали: прошение об отставке подано, и государь исполнит эту просьбу. Разве что ради приличия протянет несколько дней.

Столыпин нигде не показывался, и можно было злословить, не опасаясь, что он вызовет кого-нибудь на дуэль, как кадета Родичева. Перед своим затворничеством, выступая с трибуны Государственного совета, Столыпин прямо и публично обвинил Витте:

– Уважаемый Сергей Юльевич делит крестьян, посылаемых в земство, на «плохих» и «хороших». Но где грань, господа, между этими понятиями? Мы же всем крестьянам даем одинаковые права – право владеть своей собственной землей и честно трудиться в свое благо, стало быть, и во благо России. Я могу утверждать: мой предшественник понимает это. Хорошо было начато, но плохо кончено.