Равная солнцу - читать онлайн книгу. Автор: Анита Амирезвани cтр.№ 74

Но и в себе самом фанатик зрит лишь грех,

Он зеркало души готов сокрыть от всех:

«Мой вздох на нем оставил тень порока!..»

— Стихи словно написаны об Исмаиле, — заметила она. — Более законченного фанатика я никогда не видела. Считаю это благим предсказанием для нас.

Она закрыла книгу. Чело ее было гладким и спокойным, движения — решительными.

— Действуем!

— Чашм.

Я отправил записку лекарю, заказывая пилюли от несварения. Назавтра, когда они были готовы, я забрал их на базаре у его человека, осторожно вложил в ячейки шестигранной коробочки и вернул коробочку в тайный ход. Пери послала Масуда Али, приказав сообщить Фариду, чтоб он ждал распоряжений. Масуд Али упорхнул.

— Надо возобновить твое бдение на моей крыше. Как только ты удостоверишься, что они ушли, Фарид может выполнить свое поручение.

— Если меня заметят, чем оправдываться?

— Скажи, что просто очень тянет носить женскую одежду. Вряд ли это хуже, чем оправдываться поносом.

Я хохотал так, что у меня развязался тюрбан, и какой-то жесткий узел на сердце — тоже. Впервые Пери пошутила со мной насчет моих оправданий перед шахом. Наконец-то она простила меня.

Прикрывшись чадором, я взобрался по ступенькам и уселся на крыше покоев Пери, наблюдая, как отмечающие Рамадан гуляки проходят со своими семьями. На каждый стук двери мне казалось, что это Хассан. После выстрела пушки Азар-хатун тут же принесла мне горячего молока и хлеба с сыром, затем кебаб из ягненка с щедрой добавкой риса.

— Как ты чудесно выглядишь, прикрытый чадором, — совсем луна в облаке! — поддразнила она меня.

— А разве поэты не описывают прекраснейших мужчин и женщин именно так? — отшучивался я. — Губы — лепестки бутонов, щеки — румяные яблоки, глаза большие, озаренные душой, темные бархатные брови, кудрявые черные волосы и родинки — совсем как твоя…

Долгий хрипловатый смех ее оставался со мной, пока она спускалась. Когда он умолк, я вдруг подумал: если мальчики и девочки так одинаково любовно воспринимаются в поэзии и живописи, почему их начинают различать позже как мужчин и женщин? Что за разница — иметь инструмент или не иметь? Даже я не мог сказать.

Я уже заканчивал есть, когда тяжелая деревянная дверь дома Хассана со скрипом отворилась и Хассан, шах и охрана, все переодетые, вышли во двор и направились к стене с потайной дверью. Я бросился вниз к Пери.

— Они только что вышли, — сказал я, чувствуя, как я возбужден.

— Посылаю к Фариду, — ответила Пери, и ее руки, которыми она приглаживала волосы на висках, дрожали.

— Иду к потайному ходу ждать его.

И тут мой желудок громко забурлил.

— Подожди! — велела Пери. Нагнувшись к подносу, завернула в платок немного хлеба и сыра. — Возьми хотя бы это.

С поклоном, тронутый до глубины души, я принял ее дар. Без сомнения, ни разу прежде Пери не давала еду слуге. Жест доброты как бы говорил о понимании того, на какой риск я иду ради нее.

От Выгула шахских скакунов я свернул в тот самый небольшой сад, скрываясь за деревьями в наступившей темноте. Внизу на минуту я и сам перестал видеть, не зная ход так, как знала его Пери; я слегка заблудился в коридоре и его ответвлениях, но скоро мои ноги словно припомнили пройденный путь и понесли меня вперед, пока земля не закруглилась холмиком и я не зацепил носком туфли мешочек с монетами.

Убедившись, что рядом никого нет, я отодвинул плитку, взял мешок с половиной денег, шкатулку с пилюлями и положил все на пол в соседней комнате садового домика. Снова спустившись в ход, я задвинул за собой плитку, сел у стенки и стал дожидаться шагов. Если придет больше чем двое, я буду знать, что нас предали, и убегу ходом, чтоб предупредить царевну.

Я ел хлеб с сыром, готовясь к долгой ночи. Сырость подземелья впитывалась в кожу, словно меня уже опустили в могилу. Перебирая в голове все части нашего заговора, я понимал, что самое ужасное — отсутствие печати Хассан-бега на шкатулке. Я начал думать, что с нами будет, если мы попадемся. Конечно же, нас убьют, но прежде нас будут пытать так, что лучше не представлять. Мне виделось, как нас бьют по ступням, так что брызжет кровь, как глаза выжигают раскаленным железом, как ломают позвоночники.

Звук бегущих ног — мои волосы встали дыбом, слух напрягся до предела. Гулкий скрежет, словно кто-то пытался сдвинуть плиту. Что-то задело мое колено, я вскочил, удержав крик. Выдернув кинжал из ножен, я наугад ткнул перед собой, полный решимости ударить первым. Клинок уткнулся в твердое, и я зарычал от облегчения. Пошарил в поисках добычи, но мои пальцы находили только земляную стенку. Злобный писк вдалеке помог догадаться, что я спугнул стаю крыс.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я не услышал шаги. Они остановились в комнате, где я оставил шкатулку. Звякнули монеты, потом все затихло. По плиткам царапнуло дерево. Затем шаги удалились.

Дождавшись, пока единственным звуком осталось биение моего сердца, я отодвинул плиту и огляделся. Шкатулка и мешок исчезли. Я нырнул обратно в ход, чтоб дождаться возвращения Фарида. Тревога вновь ожила во мне. Выполнит ли Фарид свою часть дела, как обещал? Если его схватят, как быстро он предаст нас? Сказал ли он уже кому-нибудь, что надо обыскать садовый домик? Возня мелких животных в подземелье казалась мне оглушительной, как поступь войска, посланного выследить меня и убить.

Прошла целая вечность, пока я не услышал над собой шаги. Я ждал, весь напрягшись. Фарид мог просто велеть стражникам ожидать невдалеке от домика. Я напрасно ожидал услышать голоса и топот; мне ничего не оставалось, кроме как продолжать. Тихо убрав плитку, я выбрался наружу, оставив вход открытым на случай, если придется бежать. На цыпочках войдя в соседнюю комнату, я сказал: «Салам алейкум».

Фарид подскочил:

— Во имя Господа! Ты просто джинн!

— Тебе удалось?

— Слуга, открывший дверь, ничего не соображал от недосыпа. Я сунул шкатулку ему в руки, и он взял ее, ни о чем не спросив.

— Тогда ладно. Пошли.

— Где остальные деньги?

Я протянул ему мешок, и он затолкал его за пазуху своего халата. Достав длинный лоскут, я завязал Фариду глаза. Потом обвел его несколько раз по домику, чтоб он потерял направление, помог ему спуститься в ход и бесшумно задвинул плитку.

— Держись за мой халат, — сказал я.

— От него пахнет смертью.

— Не переживай, я тебя поведу.

— Это могила? — спросил он пронзительным от страха голосом.

— Конечно нет.

— Я тебе не верю! — крикнул он. — Я справлюсь сам! — Он отпустил мое плечо и через минуту взвизгнул: — Я не вижу! Ничего не вижу! Ты бросил меня в яме!

Вопил он так громко, что я побоялся, как бы нас не услышали снаружи.