Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна Д'Арк» - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Карпенко cтр.№ 48

– Садись, раздели с нами трапезу.

Тот поначалу замешкался, удивленный приглашением, но потом, оправившись, поднялся с лавки и двинулся к столу. Чем ближе подходил он, вернее не подходил, а подкрадывался боком, волоча левую ногу, тем ощутимее становилось чувство сострадания и вместе с тем отвращение к калеке.

На свернутой набок шее, дрожа, покачивалась голова. Сквозь седые волосы, клоками торчавшие по сторонам, розовыми язвами проступали следы ожогов. Ноздри были вырваны, губы разорваны в углах, причем нижняя безвольно свисала, обнажая два торчащих на красных деснах зуба. Плечи были неестественно приподняты, спина полусогнута, левая рука свисала плетью, ударяясь при каждом шаге о колено. По напряженно вздувшимся на шее и лбу жилам было видно, что каждый шаг божедому дается с великим трудом. Но черные глаза, жгучие и огромные, отражали могучую волю этого получеловека.

Когда он сел на лавку, Поляк невольно отодвинулся, пораженный его безобразием.

– Что, не глянется мой вид? – глядя исподлобья на него, прохрипел нищий. – И я был некогда таким же, как ты, красавцем, и девки меня любили, и друзья не чурались…

– Ты кушай, отец, – пододвинул поближе к нему калач и кружку с медом Андрей. – Голоден, должно, отведай медку, хорош!

– Отец, говоришь, – страшно, одной верхней губой усмехнулся нищий. – Может, и верно, отец… сгорела душа, состарилась безвременно. Под пыткой не молодеют, а ведь я моложе тебя. Скоро двадцать семь минет. Что, Андрюшка, не признал побратима?

Андрей отшатнулся от нищего, удивленно вытаращил глаза.

– И ты, Поляк, не признал меня, – горестно вздохнул нищий.

– Откуда ты нас знаешь? – вскочил с лавки Поляк, рука его невольно потянулась за пояс, откуда торчала рукоять пистоля. – Что-то в знакомцах своих тебя не помню.

– Не мудрено. Я сам себя поначалу не узнавал, когда в водну гладь смотреть доводилось, а теперь ничего, пообвык малость. А ты за пистоль не хватайся. После того, что со мной в Пытошной делали, пуля мне Божьей благодатью будет. А чтобы признали вы меня, расскажу я вам случай один. Двое про то знают: ты, Поляк, и еще один молодец. Девять лет тому минуло, может, и забылось, но я напомню, – начал рассказ нищий. – Ты тогда, Поляк, в бархатном кафтане не хаживал и золотой мошной не тряхивал. Довелось тебе у одного купца со двора коня свести, ан недалече ушел, споймали тебя и на цепь посадили. Засекли бы до смерти за коня уведенного, каб не один дворовый. Помог он тебе расковаться, а когда цепи с рук сбивал, поранил тебе левую руку. Вот здесь, – показал божедом на запястье, – отметина осталась.

– Ты?.. – Поляк оторопел. – Неужто это ты, Роман?!

Нищий закрыл глаза, и по щеке его в белесую щетину скатилась слеза. Он еще немного сдерживал себя, но, когда Поляк обнял его, Роман, уронив голову на стол, затрясся в судорожных рыданиях. Внутри у него что-то билось, клокотало, хрипы и стоны вырывались из горла.

Поляк все сильнее сжимал вздрагивающие плечи, шептал, успокаивая:

– Роман, Роман, успокойся, не трави душу, не то сам взвою. Крепись, брат. Попомнятся им муки твои, за все спросим, придет время…

Целовальник, привлеченный шумом, вылез из своей каморы и, раскрыв рот от удивления, замер: на лавке в обнимку с покалеченным нищим сидел боярин; другой молодец, примостившись рядом, гладил калеку по сгорбленной спине.

– Пшел с глаз, – нахмуря брови, метнул грозный взгляд Поляк. Однако целовалъник не двинулся с места.

Тогда Андрей, не поднимая головы, запустил в него ендову. Удар поверг зазевавшего мужика на пол. Потирая ушибленное место и постанывая, целовальник на карачках полез под лестницу в свою камору.

– Чтоб тихо сидел, не то!.. – из-за спины нищего показал кулак Андрюшка. – Оторву голову и скажу, что так было!

Роман понемногу успокаивался. Он уже не рыдал, а только подстанывал.

– Ну, будет тебе, – Поляк приподнял Роману голову, лицо было мокро от слез.

Теперь, когда нищий назвал себя, что-то в его изуродованном лице напоминало Поляку былого Романа – красавца парня, балагура и весельчака, и от того тем больнее сжималось сердце от жалости и сострадания к товарищу, закипала злоба к мучителям его.

Роман, всхлипывая, хриплым, как будто простуженным голосом, признался:

– Более года держался: пытали – слезу не выронил; ходить учился заново – токмо зубы сжимал крепче, а тут увидел вас, родных моих братов, и не стерпел, разревелся что баба на погосте.

Роман глубоко вздохнул. Лик его, омытый горючей слезой, просветлел, морщины, избороздившие его высокий лоб, разгладились.

Облокотясь здоровой рукой о стол, Роман начал рассказ:

– Как помнится, расстались мы с вами в лиху годину: Васька Щеличев с рейтарами на становище наше пришел. Ты, Поляк, нас тоды вмест приманки оставил. Рейтары-то и клюнули на уловку, пошли за нами. А мы – Асланка, Митяй и я – хвосты пораспускали и на рысях ну уходить от них. От стана увели в сторону – и на болото… Помнишь, может, тропинку, что через заросли орешника на Артюхин островок выводит, скит там еще был ранее, вот туда мы и направились. Сами с седел поспрыгивали и за кусты спрятались, а рейтары со всего маху – в болото… Задние-то напирают, сталкивают передних в трясину, а рейтары в колонтарях, шишаках, тяжелые, бульк – и готово дело, токмо пузыри верхом идут. Пока разобрались что да как да задних остановили, ан два десятка потонуло.

Тут и до нас черед дошел: озлобившись, навалились они на нас всем скопом. Куда ни ткнешься, везде пики, сабли. Один меня пикой достал под колено, еле устоял на ногах, а Митяя зарубили. Может, это и к лучшему – так вот сразу… – Роман замолчал и, глотнув подкатившийся к горлу комок, продолжал: – Меня же с Асланкой в воду столкнули, а потом арканами из нее, точно баранов на убой, выволокли. Помяли ребра поначалу, кровя пустили, а потом сотник на аркане поволок. Нога у меня поранена, из колена кровушка хлыщет ручьем, а сотник хоть бы раз оглянулся. Версты две волок за лошадиным хвостом. Я памяти лишился. Сколь времени прошло, не ведаю, токмо очнулся я уже в Темникове. Говорили, что трое суток недвижимым лежал, крови много выхлестнулось, ан нет, все-таки выжил на поживу боярскую.

Привелось проезжать Темников сыну боярскому Игнашке Бабыкину. Отдал ему по дружбе Васька Щеличев меня на забаву. Да забавы у того злыдня кровавые. В пытошной потешался он надо мной. Самолично изгалялся. Думал ирод, что загубил меня, приказал собакам выбросить, ан ошибся, живучим я оказался. Подобрали меня божедомы, выходили. И поклялся я тогда, самый страшный зарок дал себе, что пока не умою кровушкой Игнашку Бабыкина – не успокоюсь.

Помолчали.

– А что с Асланкой сталось? – спросил Андрей Романа.

Тот, повернув к нему непослушную голову, ответил:

– Замучили до смерти парня. На Ваське Щеличеве кровь его.

Выпили водки за помин души, помолчали.