Счастливая девочка - читать онлайн книгу. Автор: Нина Шнирман cтр.№ 29

— Почему ты не пошла в музыкальную школу? — спрашивает меня Эллочка. — У тебя ведь сегодня урок по специальности, и в понедельник ты не ходила!

— А я бросила музыкальную школу, — говорю, — больше ходить не буду.

— Что значит «бросила»?! — Эллочка так хмурит брови, что я понимаю: она не понимает, как можно бросить музыкальную школу.

— Не буду больше ходить в музыкалку!

— Но ведь ты туда поступила! Ты сама хотела!

— А теперь не хочу!

— Почему?!

— Потому что скрипка очень противно скрипит, от неё по спине мурашки, но не хорошие, а плохие.

— Это потому, что ты ещё не умеешь играть. А когда научишься, будет красивый звук!

— Надо очень долго ждать, а сейчас очень противно.

— Во-первых, ты очень сильно канифолишь смычок, когда ты начинаешь играть, вокруг тебя облако из канифоли, во-вторых, ты так закручиваешь смычок, что Елена Григорьевна всегда его развинчивает.

— Нет! Скрипка — очень противная. Я решила не ходить!

Эллочка садится за стол, смотрит на меня спокойно и строго, как иногда Мамочка смотрит, и вдруг говорит:

— Дай мне скрипку!

Я смотрю на Анночку — у неё брови под самую чёлку заползли. Я думаю, зачем Элке скрипка, и спрашиваю:

— Зачем? Ты же на скрипке не умеешь играть?

— Дай скрипку. — Она повторяет это так же спокойно и как будто ей всё равно.

Я иду, вынимаю скрипку и даю её Элле.

— Каким нотам соответствуют струны? — спрашивает она меня, а скрипка лежит перед ней на столе.

— Ми, ля, ре, соль, — дёргаю я за струны. А потом обратно: — Соль, ре, ля, ми.

Эллочка аккуратно дёргает за струны, бормочет: «Ми-ля-ре-соль». Потом говорит:

— Вынь и поставь пюпитр!

Я просто «обалдела» — недавно узнала это слово «обалдела», оно очень смешное и мне нравится. В общем, я обалдела, вынула пюпитр и поставила его на пол, на свободное место.

— Что тебе задали? — Она опять говорит спокойно и как будто ей всё равно.

— «Сурок», — говорю, и мне очень интересно, что она собирается делать? Ведь она не умеет играть на скрипке, а я играть не буду!

— Поставь ноты на пюпитр, дай смычок и подушечку. — Она командует очень спокойно, это очень странно и интересно.

Я ставлю ноты на пюпитр, даю ей смычок и подушечку под подбородок. Элла завязывает подушечку на шее, очень ловко. Ну и ну, думаю я! Она берёт скрипку и смычок в руки, подходит к пюпитру и говорит:

— Подними пюпитр на уровень моего лица. Я поднимаю. И вдруг она кладёт скрипку на плечо с подушечкой, ставит смычок на струны — и тут я опять «обалдела», она похожа на настоящую скрипачку, у нас в классе так только самые большие девочки и мальчики держат скрипку, это те, которым лет по двенадцать — тринадцать, а кто помладше — настоящие закорюки. Я, наверное, тоже закорюка!

Она смотрит в ноты, нехорошо улыбается и говорит: — Даже пальцы проставлены! — Потом что-то немножко бормочет, тихо-тихо скрипит смычком по струнам и… начинает играть! Она играет медленно, чисто, и это не похоже на прекрасный женский голос, но это совсем не противно. Я удивляюсь и восхищаюсь, ведь я занимаюсь на скрипке уже несколько месяцев, а слушать, как играю сама, не могу. А Эллочка взяла скрипку в руки первый раз — и её можно слушать, и никаких мурашек по спине не бегает.

Мы с Анкой просто замерли — слушаем, как она играет. Эллочка закончила, положила скрипку на стол и говорит:

— Смычок так не канифоль, не натягивай, на скрипку не набрасывайся — собирайся и иди на урок!

Я собралась, оделась и пошла в школу на урок.

У меня иногда бывает такое настроение, что мне хочется сделать что-нибудь необыкновенное! Или даже подразниться, или чтобы мы все вместе хохотали и хохотали! Но не всегда получается. Недавно я пришла с улицы, мне было так весело, что просто хотелось подпрыгнуть до потолка! В прихожей никого нет — я начала хохотать, потому что мне казалось, что я придумала и сделаю сейчас очень смешное, и как заору: «А ну-ка, Бабушка, — потом толкнула ногой дверь в нашу комнату и заорала ещё громче: — подай-ка мне горшок!» А в комнате, кроме всех наших, вижу, сидит ещё Лариса Дмитриевна, а рядом с ней мальчик, совсем не маленький, наверное, лет девять! И все начинают хохотать. Все, кроме меня! А я стою как дурочка и думаю: ведь я же никогда таких глупостей не кричала. И горшок я всегда сама беру. Первый раз такое придумала — так здесь откуда-то этот мальчишка взялся!

А совсем недавно я решила похвастаться. Все были в комнате, даже Мамочка. Я взяла Ночика, поднесла его себе к лицу и говорю таким голосом, как будто я очень скромная: «Моя кукла умеет читать!»

Все сразу ко мне повернулись и ждут, как будет читать моя кукла. А я уже не могу говорить скромным голосом и говорю своим, обычным, но с гордостью: «П, О — ПО, П, А — ПА, ПО…» И тут все, кроме Анночки, стали так хохотать — Эллочка даже на топчан свалилась, а у Мамочки и Бабуси слёзы от смеха катятся. Вот ведь какая глупость получилась! Я же хотела сложить слово «папа», а получилось «попа»!

Но сегодня всё будет хорошо, потому что я придумала новую игру. Новая игра — это всегда очень интересно! Я сжала кулак, сунула его в карман платья, подхожу к Анночке — она сидит за столом, книжку смотрит — и говорю ей не очень громко:

— А у меня есть куколка Ши-Ши-Ши!

У Анки сразу брови под чёлку поехали, и она спрашивает с удивлением и радостью:

— А где она?!

— Вот здесь. — И я левой рукой показываю на правый карман своего платья, куда я кулак засунула.

— Она совсем маленькая? — спрашивает Анночка.

Я смотрю на Эллочку — у неё уже стали очень тонкие глаза, и я тогда делаю вид, что вспоминаю, и говорю очень уверенно:

— Она такого роста, как твой мизинец!

У Элки уже совсем тонкие глаза и кривая голова, она хочет что-то сказать, но Анночка начинает быстро-быстро меня спрашивать, а я быстро-быстро ей отвечаю:

— А во что она одета?

— На ней красная юбочка и белая кофточка.

— А туфельки?

— Туфли у неё красные, а носки белые.

— А что она ест?

— Она говорит несколько слов — на каком языке, я не знаю, — и сверху ей в ладошки падают большие синие ягоды.

Анночка хлопает — ей всё это очень нравится. А Эллочка спрашивает ласковым и неприятным голосом:

— А можно на неё посмотреть?

— Конечно можно, — говорю и делаю очень честные глаза, — но только дня через три-четыре!