Сон не шел. Иванов спутник тоже не спал, посасывая, видимо, специально оставленную для этого случая корку. Иван толкнул напарника локтем в бок.
— Чего? Не дам!! — тотчас огрызнулся мужик.
— Жри, перебьюсь. Слышь, ты откуда сам? Из Торжка?
— На рати взяли. Хотел до ворот городских добежать — не успел. Сам Ховрул там меня и заарканил. Из Рузы я, с ополчением пригнали.
— Ховрул — это кто?
— Десятник ихний, который самый толстый. Тут, кажись, одна родня подобралась, в десятке этом. Старик еще ничего, не шибко лютует. А вот тот, что палкой тебя по башке саданул, — зверюга! Не Ховрул — порубал бы он всех, право слово! У него на рати брата прикончили, вот и лютует, ирод. Остерегайся!
— Так вы все новгородские?
— Пошто? Есть и ваши, ржевские, бабы. В лесу их переняли, волокут вот теперь. А уж кто дойдет — одному Господу известно. Троих уж эти гады прирезали. А ты дураком не будь, жри, когда дают, да спи поболе. Может, еще и дотопаем. Бают, вскоре теплее станет…
Утром Иван попытался обратиться к Ховрулу и предложить за себя выкуп в несколько гривен из тех, что были припрятаны отцом. Но татарин лишь хитро усмехнулся:
— Лучше иметь рядом с собою простого коня, чем вдалеке горячего скакуна! Ты сильный, дойдешь. У моря тепло, подкормлю, потом в Кафу поедем, за сильного раба хорошо заплатят. Отец твой далеко позади, а воин никогда не должен оглядываться и возвращаться. Примета плохая.
Дни и ночи потянулись одной нескончаемой чередой. Иван стал таким же, как все: озлобленным, дерущимся за брошенную подачку, спящим в середке, равнодушно взирающим на замерзших под утро либо оставшихся вдоль дороги. С пленными не церемонились, по дороге вливались новые. Под Рязанью, под Нижним Новгородом… Слабые и больные стоили в степях мало, так зачем переживать, что они сдыхают. Попыток убежать по дороге у пленных даже не возникало.
Да и куда было бежать? Если каким-то чудом вырваться из-под зоркого ока Ховрула, обмануть его злобных псов, уйти в леса — все равно конец! Не найдут утром по следам — замерзнешь. Найдут — зарубят в назидание другим. Или же переймут иные татары, торопливо изучающие днем все свежие лесные следы в надежде наткнуться на не разграбленную деревню или лесной схорон. А когда начались степи, стало еще хуже. Степь — не лес, ее Иван не знал и не понимал. Да и сил к тому времени у бывшего ратника заметно поубавилось, оставалось лишь смириться и молиться.
Не достигнув Сарая, Ховрул повернул на закат солнца и вскоре нашел в донских степях своих жен, молодых детей и рабов, охраняющих несколько небольших стад. Долгий путь завершился, и это была первая радость для достигших Приазовья девятнадцати человек в донельзя оборванной одежде, со спутанными грязными волосами и сбитыми ногами. О том, что для многих это будет лишь временная передышка, не хотел думать никто.
Иван был поставлен вместе с другими двумя пленными пасти табун пригнанных и здешних лошадей. Ховрул уже явно выделил людей для последующей продажи и перевел их на отдельный котел, в котором помимо крупы нет-нет, да и оказывались бараньи потроха, очищенные кости. За два месяца парень отмылся, окреп, несколько заглушил постоянное чувство голода. Хозяин частенько довольно посматривал на живой товар, прицокивая языком:
— Кушай, кушай! Ховрул добрый, Ховрул щедрый! Ховрул тибе жирный сиделает. Не будем Сарай кочевать, прямо в Кафу скоро поедем. В Кафе цена будет вище! За такой крепкий урус моя много получит. Кушай, Ванья, кушай. Скоро целый баран вам забить прикажу.
Но действительно зарезанный и скормленный пленным баран означал лишь начало нового витка неизвестности. Ховрул посадил полтора десятка пленных в большую крытую арбу, взял с собою в качестве охраны трех сыновей, запряг откормленных быков и отправился вниз по Дону. Его конечной целью была генуэзская колония Кафа, славящаяся своими рынками и расположенная в неведомом русичам Крыму. Кормили сытно, работой не изнуряли: хозяин явно заботился о внешнем виде своего будущего товара.
Пленные вновь насупились, сделались неразговорчивыми и хмурыми. Если из Орды еще существовала хоть и призрачная, но возможность вернуться в родные северные леса, увидеть милые сердцу избы и лица, то Кафа перечеркивала все. Ибо оттуда путь вел еще дальше к югу, за моря, которые обратно уже не переплыть…
Когда у человека не остается никакой земной надежды, он поневоле обращается к небесной — Богу. И христианин, и мусульманин, и буддист. Не миновала чаша сия и Ивана. Пожалуй, так страстно, как он взывал к небу, он молился лишь раз в своей жизни: в сельской церквушке, когда приносил обет разделаться с убийцами брата. Теперь же, последние два месяца, воин молился часто и истово. Однажды, когда они лежали ночью у затухающего костра, он прочитал «Богородицу» сорок раз, и вдруг показалось, что воздух рядом заструился и рядом с арбой из ниоткуда появилась красивая молодая женщина. Светом и теплом дохнуло от нее. Она пристально глянула на Ивана, улыбнулась и растаяла во мраке вновь.
Ошеломленный пленник несколько минут молчал. Потом толкнул локтем безучастно глядящего в звездное небо соседа:
— Слышь, Стёпка! Ты видел?
— Чего?
— Только что Богородица нам явилась!
Степан презрительно хмыкнул:
— Говорили тебе: накрывай днем голову! Напекло, поди. Так и до удара недалеко. Откуда она тут возьмется, в краю нехристей поганых?
— Да была она, была!! Вот как тебя видел!
Ховрул уловил часть разговора.
— Степь горячий, воздух туда-сюда ходи, мираж делай. Степка прав, голова закрывай нада. Ты мне здоровый нужен, Иван!
До самого утра не мог понять тверич, привиделось ли ему или чудо действительно состоялось. Но в душе все сильнее крепла вера, что в его судьбе вскоре неминуемо произойдет поворот к лучшему. Так и случилось!
На следующий вечер они остановились в заросшей сочной травой балке, распрягли быков, расседлали лошадей. Ивана отправили собирать для костра сухой кизяк, траву, бурьян.
Он сделал две ходки и вновь удалился от стана, посматривая по сторонам. На дороге показался небольшой отряд конных, идущий хорошей рысью под бунчуком на длинном древке. Ехал явно не простой кочевник. На всякий случай пленник чуть отошел в сторону.
Его зоркие глаза уже начали видеть черты людей. Внимание привлек ехавший в числе первых молодой татарин в легкой дорожной кольчуге, отделанной золотом и серебром. Что-то знакомое увиделось в этих безбородых скулах, широкой довольной улыбке, орлином носе. Еще пятьдесят метров… И тут Иван узнал!!! Это же был Торгул, молодой хан Торгул, что ходил с Камилем в русские земли! Тот самый человек, что пытался переманить лихого рубаку к себе на службу и который на прощание преподнес в качестве кровавого дара голову не желавшего подчиниться ханской воле нойона. Но ведь Торгул — это не Ховрул! Он воин до мозга костей и знает цену стоявшего сейчас с сухими навозными лепешками в руках ратника! Он уж точно не потащит Ивана на невольничий рынок! Может быть, это и есть тот подарок судьбы, что приготовила ему Богородица?!