Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Соловьев

Печальная весть, подобно вечернему туману, растекалась по долинам рек и лесам Московского княжества, проникая в города, села, деревни и глухие выселки. Ее передавали из уст в уста княжьи люди, старосты, крестьяне, монахи, странники. Казалось, даже сосны и ели, дубы и березы перешептывались меж собою: «Князь умер! Князь умер…» Русичи крестились, собирались вместе в свободное от работы время, поминали раба Божьего Ивана и гадали, что ждет и их, и само княжество далее. Верили и надеялись, что молодой стройный Симеон с тонкими чертами лица, бородкой, постриженной на западный манер, вспыльчивым и гордым нравом, уже проявивший себя рачительным хозяином и грамотным воином, сможет достойно продолжить дело отца. Многие годы Московская земля не стонала от топота десятков тысяч копыт татарской конницы. Не горели скирды хлеба в полях, не прятались смерды в лесных чащобах, не брели на юг угоняемые в Орду вереницы пленных. Успело вырасти целое поколение детей, лишь понаслышке знающих об ужасах нашествия татарских ратей. Страна молила Господа, чтоб так продолжалось и далее…

Не только степную угрозу сумел отвести за годы своего великого Владимирского княжения Иван Калита! Не ждал народ вероломной напасти и от рязанцев, суздальцев, ярославцев и прочих братьев по славянской крови, живших на соседних землях. Князья их либо были союзны великому князю, либо боялись его, либо были просто не в силах противостоять растущей Москве. Многолетняя кровавая тяжба с сильной Тверью, начатая, казалось, безрассудно Юрием Даниловичем Московским, была грамотно и хладнокровно закончена его братом Иваном. Да, ценою грехопадения и большой крови, но что это значило в те времена, если критерием всех деяний было народное «Наш осилел!». Кровь была на руках Юрия, ложью и наветами настоявшего на казни Михаила Тверского великим ханом Узбеком. Многие тысячи серебряных гривен московской казны отвез Калита в Сарай, добиваясь (и добившись!) того же для детей Михаила — великих князей Дмитрия и Александра. Сын Александра, Федор, упокоился рядом с отцом! Пятьдесят тысяч ордынцев в союзе с русскими, ведомые Иваном I, «сотворили Тверскую землю пусту…». Московский князь сделал все для того, чтобы его родное княжество смогло окрепнуть и изготовиться для великого прыжка в будущее, которое позже назовут Россией!

Для Ивана, сына Федорова, что перебрался вместе с женою Аленой, дочерью от первой жены, Глашей, и племянником Андреем после гибели Дмитрия Грозные Очи из-под Твери на приокские просторы и вступил в дружину боярина Василия Вельяминова, годы протекли, как вода сквозь пальцы. Неподалеку от села Митин Починок, что на Москве-реке рядом с ее устьем, на солнечном взгорке выкупил землю. Митинские мужики споро поставили ему пятистенную избу с тесаной крышей и печью по-белому. С Федорчуковой рати (карательного татарского набега на Тверь, позорившего и другие приволжские княжества) привел десяток полоненных смердов и посадил их на свою землю. Теперь и посевы, и скотина, и налаженная рыбная ловля были под надежным присмотром. Митинский староста начал кланяться и величать уважительно «Федорович». Алена родила мужу четверых, однако вот только первенец, Федор, смог пройти через детские болезни и выправиться в здорового шумного парня. Но если Андрей страстно желал пойти по стопам дяди и стать воем в доброй дружине, то Федора больше манила хозяйская стезя.

Отец Ивана упокоился на родном деревенском погосте под Тверью через четыре года после расставания с сыном. Мать Андрея, Анна, умерла от легочной болезни, спасаясь в зимних лесах от татарского полона. Теперь бывшего тверича с родиною не связывало ничто.

Ратное счастье долгое время благоволило Ивану. Он благополучно ходил с московской ратью под Новгород, когда Иван Московский вознамерился обложить новогородцев повышенной данью, латая протори в своей изрядно опустевшей после визитов в Орду казне. Калита был мудрым воителем, стремившимся не пытать зыбкое ратное счастье в одной-единственной битве, а постоянным давлением вынуждать врага подчиниться своей воле. Оттого и пришлось Ивану Федорову обнажать свою видавшую виды саблю лишь в мелких стычках. А вот накануне 1339 года ему не повезло…

…Тверской князь Александр Михайлович по наветам Ивана Калиты был призван на ханский суд в Орду. Одновременно с ним в Сарай решил ехать союзный Твери Василий Давыдович Ярославский. Присутствие при дворе великого хана сразу двух противников было невыгодно, даже опасно Ивану Московскому, и дабы избежать ненужной при, он велел перенять ярославский поезд еще до Нижнего Новгорода. Иван был десятником в составе тех пятисот окольчуженных всадников, что устремились на Волгу. Они настигли ярославцев, сшибка была жаркая и кровавая. Василий сумел отбиться и на этот раз избежать московского полона. Иван же вернулся домой в санях: тяжелый шестопер ярославского воеводы пал в сече на правое плечо, сломав ключицу и изувечив сустав. Друзья утешали: радуйся, мол, что успел отвести удар от головы. Иван же от боли закусывал до крови губу и понимал, что ратной его службе пришел конец…

Спустя полгода он уже мог садиться на коня. Левая рука по-прежнему мастерски владела саблей и могла натягивать лук. А вот правая… поднималась лишь до плеча! Дальше никак не желала…

Он отправился ко двору Вельяминова, чтобы повестить о своем уходе. К тому времени между московскими боярами пролегла глубокая недружелюбная борозда: часть из них приняла сторону Василия — сына московского тысяцкого Протасия, другие же страстно желали видеть на этом почетном месте Андрея Хвоста, сына перешедшего в Москву рязанца Петра Босоволка.

Вельяминовский воевода, зная военную сметливость десятника, в упор спросил Ивана, будет ли тот до конца дней своих верен Вельяминовым. Услышав твердое «да», велел зайти на следующий день. И из уст самого Василия услышал выгодное предложение. Ивану поручалось возглавить поставки окской рыбы ко двору Вельяминовых. Это была его новая мирная служба. Но и ратной конец не настал: сын Калиты Симеон, в чьем уделе была Коломна, поручал коломенскому воеводе ставить дозоры на Окских бродах. Старшим же над ними своею грамотой он назначил сына Федорова…

В первые дни апреля морозило по-мартовски. Лед на Оке по-прежнему был покрыт толстым слоем снега. Резкий сиверко студил щеки, и волчий малахай был более чем кстати. Крепкий наст мог порезать коню бабки, Иван оставил его у дороги. Он ступил в кожаные ремни широких лыж и споро заскользил к ватаге рыбаков, извлекавших из-подо льда утренний улов.

Рыба еще не почувствовала талой водички и выходила гулять на час-два в сутки. Но и этого было достаточно, чтобы огрузить длинные сети, заставить сработать самодуры, донки, верши. Внушительная гора щук, судаков, окуней, сазанов, белорыбицы возвышалась на санях, которые рыбаки перетаскивали от одной майны к другой. Золотистые стерлядки собирались в отдельные корзины. Четырехпудовый осетр с ранами на шипастых боках от крючьев самодура еще ворочался на льду, щедро обагряя белое покрывало алой кровью. Двое, защитив руки толстыми кожаными рукавицами, извлекали из полыньи крепкую бечеву, на конце которой ходил явно немалый сом. Оживленный гам висел над рекой.