Цепь Грифона - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Максимов cтр.№ 33

Этапы большого пути.

В 1927 году в аудиториях Высшей тактико-стрелковой школы командного состава (школы «Выстрел») можно было наблюдать интереснейшие сцены. Красные командиры – слушатели школы – спорили с преподавателем – бывшим командующим белого корпуса Слащовым. Воевавшие до этого по разные стороны фронта, они оказались в одной аудитории.

Часто бывало так, что, обращаясь к конкретному слушателю, Слащов говорил примерно следующее: «А вы помните бой под N? Тогда ваш батальон отошёл в беспорядке, с большими потерями. Произошло это потому, что вы не учли то-то и то-то». Задетый такой оценкой своей деятельности, командир поднимался, просил слова и говорил в свой черёд: «А вы помните бой под N, где мой полк разбил полк вашей дивизии?» Далее следовало обстоятельное изложение боевых порядков сторон, их действий и причин поражения. Один из слушателей отделения командиров полков вспоминал: «Случалось, что продолжение спора переносилось на вечернее время в общежитие, куда являлся преподаватель».

Можно только сожалеть, что и такая преемственность в русской армии была невосполнимо прервана. Но и это было потом. А тогда, в августе 1920 года, Слащов телеграфировал Врангелю: «Срочно вне очереди. Ходатайствую об отчислении меня от должности и увольнении в отставку». Далее в трёх объёмных пунктах генерал излагал причины, толкнувшие его на столь решительный шаг. Не нужно было читать и между строк, чтоб понять очевидное – генерал обвинил своё командование в некомпетентности. И лишь добавил в конце: «Всё это вместе взятое привело меня к заключению, что я уже своё дело сделал, а теперь являюсь лишним».

Стихли бои на Каховском плацдарме. На западе передовые части Конармии продвинулись и оторвались опасно далеко от основных сил. А в городе Кременчуге председатель Реввоенсовета Юго-Западного фронта Сталин не находил, как говорится, себе места. Отстранённый обстоятельствами и чужой недружественной волей от большой политики, Сталин продолжал своё становление как политик, отвечая на политические интриги против себя. В течение целых двух месяцев он пребывал в состоянии устойчивого раздражения, которое терзало его личность и время от времени выливалось через край. Тогда, точно едкая кислота, его раздражение обжигало окружающих. В этот раз досталось самому командующему красного Юго-Западного фронта Егорову:

– С переподчинением Будённого Тухачевскому и его фронту вы не проявили должной принципиальности. И не следует, товарищ Егоров, прикрываться политической целесообразностью! Ваша политическая неустойчивость не отменяет ваши военные обязанности!

Александр Ильич Егоров крайне болезненно воспринимал упрёки за кратковременное его членство в партии левых эсеров. Да и какой он был эсер! Просто выбранный солдатами полковым командиром в 1917 году, он, подполковник Егоров, посчитал, что обязан быть партийным, как подавляющее большинство членов солдатского комитета. Просто эсеровские лозунги были тогда понятны, рельефны и действенны. В отличие от пораженческого, большевистского «превратим войну империалистическую в войну гражданскую». И такого же разрушительного лозунга всех революционеров, заимствованного ещё у французской революции, – «мир – хижинам, война – дворцам». Да и в чём его упрекать, если потом все три главных эсеровских лозунга («земля – крестьянам», «фабрики – рабочим», «мир – народам») большевики заботливо прибрали к своим рукам.

– Вы мне ответьте, – продолжал Сталин. – Как военный ответьте. Можно ли было вообще наступать силами одной конной армии против трёх польских? Пятнадцатью тысячами против шестидесяти пяти! И при этом поворачиваться боком, а затем и спиной к Врангелю, у которого больше двадцати пяти тысяч штыков и сабель?!

– Товарищ Сталин, есть приказ, а приказы нужно выполнять.

– Вот вы и выполняли безграмотный военный приказ! Недалёких политических авантюристов. А теперь нужно признать, что Конармия – отрезанный ломоть, – козырнул чисто русским выражением Сталин.

Егоров развёл руки в стороны. Ему было крайне некомфортно и беспокойно работать с членом военного совета Сталиным. Да и не ему одному. Товарищ Сталин контролировал не только его деятельность как командующего фронта, но и деятельность его штаба. Как сказал однажды о бушующем вожде командующий Красным флотом Фёдор Раскольников: «Сталин был всем». Руководил работой не только военно-политических органов фронта, но и всех партийных и советских органов в местах дислокации соединений и частей фронта. Никто и глазом не успел моргнуть, как даже представители центральной ВЧК и армейские чекистские особые отделы стали подчиняться непосредственно ему. А когда кто-то из чекистов вдруг пытался кивать на своё начальство в Москве, то член военного совета Юго-Западного фронта Сталин мягко, но не скрывая угрозы, мог заметить такому товарищу:

– Может, вам нужно отдохнуть? Я поговорю с Феликсом Эдмундовичем. В конце концов, все мы не железные…

«Егоров не Дзержинский, чтоб говорить с ним откровенно. Это Феликсу можно прямо было сказать, что зарвавшийся Троцкий в очередной раз втягивает партию в военную авантюру. Егорову нельзя, – думал Сталин, – но опять никто не может поставить на место демагога и авантюриста, который по всем признакам решил инспирировать революцию в Европе. И начать непременно с Польши».

– Приказы действительно надо выполнять, – точно извиняясь перед командующим, продолжил Сталин. – Но, как полководец, вы должны предугадывать следующие приказы. Нам с вами завтра или послезавтра прикажут покончить с Врангелем.

– Прикажут, – согласился Егоров.

– Нам всем пока везёт с недалёкими белыми политиками и бездарным белым командованием. Но станет талантливый генерал Слащов опять начальником обороны Крыма, и мы к зиме встанем перед перекопскими перешейками. И простоим ещё одну зиму. А времени у советской власти нет.

«Как он всё перевернул, – в свой черёд думал Егоров, – будто я, а не он, Сталин, настаивал на взятии Каховки. Теперь вот все ему виноваты, а он ещё и прав. Только что вернувшийся из-под Каховки член военного совета Берзин вообще от Сталина прячется. Мало того что за побитых латышей переживает, так ещё и в штабе, благодаря Сталину, все именно его винят в поражениях».

Бывший Генерального штаба подполковник Егоров не был глупым человеком. Александр Ильич всё прекрасно понимал. Нужно было просто посмотреть на карту западной части страны, чтобы понять, что происходит. Войска Пилсудского, углубившись непомерно далеко в юго-восточном направлении, растеряли наступательный порыв. Стоило Конармии прорваться в тыл киевской группировки противника, белополяки стали пятиться к своим историческим границам. Западный фронт Тухачевского без особых усилий вытолкал агрессора из Белоруссии. Но теперь Москва не могла оторвать заворожённый взгляд от западного направления, где за густыми дубравами Беловежской пущи вот-вот должны были показаться стены Варшавы. Советская Москва, кажется, и думать забыла, что поляки по-прежнему владеют огромной частью Украины и то, что войска Врангеля вышли из Крыма.

– Мне кажется, все мы издёргали своими приказами Первую конную армию, – как ни в чём не бывало мягко проговорил Сталин.