След грифона - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Максимов cтр.№ 86

Всю жизнь Гражданская война ассоциировалась в сознании Суровцева не только с обычными для войны кровью, грязью, с самой смертью, но всегда еще с сыростью и холодом. Часто с морозной погодой. И в Первую мировую тоже были холодные зимы и полные грязи весны и осени... Но вся Гражданская война помнилась именно по эпизодам, насквозь пропитанным холодом. Сырость, холодный ветер и мороз пронизывали всю эту войну. Почему, он и сам не мог себе объяснить. Еще постоянно хотелось есть. А еще заедали, доставали на каждом шагу вши. И холод. Неотступный, постоянный холод. А едва стоило отогреться, как сразу же наваливались вши. А между вшами и холодом всегда сырость. Иногда теплая, иногда холодная, но сырость.

Началось с дождливого осеннего дня в Быхове в 1917 году. Продолжение последовало под Ростовом в конце того же года. В самом начале «Ледяного похода» Добровольческой армии. Совсем не случайно названного походом «ледяным».

Белая гвардия покидала Ростов. Шли колонной. И в этой колонне почти не было солдат. Из низших чинов были вольноопределяющиеся из числа вчерашних мальчишек-гимназистов и юнкера. Приказом по армии всем юнкерам было присвоено первое офицерское звание – прапорщик. Молодые люди химическими карандашами рисовали на своих юнкерских погонах просвет и первые офицерские звездочки. Абсолютное большинство армии теперь составляли офицеры от прапорщиков до капитанов. Тут же шагали полковники и подполковники, стирая ремнями солдатских винтовок золото своих погон. Таким же пешим порядком шли генералы. А еще обоз из раненых, женщин, детей и стариков, по численности составляющий пятую часть этой армии. Это была часть населения, уже испытавшая на себе власть большевиков, а также небольшое количество родственников офицеров.

Советские историки лукаво обходили вопрос численности добровольцев в этот период Гражданской войны. И было отчего скрывать. Пришлось бы объяснять, почему в Добровольческой армии Деникина, угрожавшей Москве всего год спустя, в 1919 году, оказалось более ста тысяч штыков и сабель. Год назад, в 1918-м, Корнилов уводил из Ростова армию, численностью четыре тысячи человек! Можно ли вообще называть это армией? Особенно если помнить, что с ней отступало с тысячу людей так называемого «не боевого элемента». По своей численности Добровольческая армия того периода была всего лишь полком по довоенному штатному расписанию. Четыре тысячи человек. Плюс, еще раз нужно сказать, тысяча людей «не боевого элемента».

Вся эта разношерстная команда, утопая в грязи, насквозь мокрая от снега и дождя, покидала Ростов. Донской фронт рухнул. Со стороны Батайска по отступающим частям била тяжелая артиллерия красных. Стреляли в целом скверно, но несколько раз тяжелые снаряды разорвались в колонне. Хватило и этого. Десяток человек погибли сразу, с кровью и грязью разметанные вокруг огромной воронки. Еще десятка два людей упали ранеными, и неизвестно, сколько тяжело– и легкоконтуженных, качаясь точно пьяные, продолжали идти дальше, с трудом вырывая ноги из непролазной грязи, борясь с тошнотой, вызванной контузией. Падал снег. Многие из числа гражданских лиц шли босяком. Оставив где-то в грязной жиже свою не предназначенную для походов обувь, они с застывшей на лице маской страдания топили ступни ног в леденящем кровь месиве дороги. Убитых не хоронили. И если военные почти равнодушно шли дальше, то гражданские люди и недавние гимназисты метались между убитыми родственниками и знакомыми и продолжавшей свой горестный путь колонной. Сама мысль, что их пытаются уничтожить свои русские люди, многим казалась чудовищной. Чудовищным это и было. И ожесточение против этих, еще вчера своих, соотечественников вытесняло все другие чувства. Почти не утихавший плач женщин и детей заполнял паузы между разрывами снарядов. Ближних и дальних... Этот детский плач и женские стенания терзали и без того оголенные нервы белогвардейцев. Точно предрекая ужас и хаос отступления Красной армии от советских границ летом и осенью 1941 года, в колоннах время от времени слышалось:

– Бог их накажет!

Рядом с Суровцевым шагал подполковник Неженцев. Последняя должность его в царской армии была «помощник старшего адъютанта Разведывательного отделения штаба 8-й армии. То есть он был помощником Мирка-Суровцева в армии», которой на тот момент командовал сам генерал Л. Г. Корнилов. В мае семнадцатого года, не без участия своего непосредственного начальника Мирка-Суровцева, Неженцев подал Корнилову рапорт с предложением сформировать при штабах армий и корпусов ударные отряды из добровольцев. В июне 1917-го он сформировал 1-й Ударный отряд и, командуя им, выступил в его составе в августовском наступлении на Петроград. Произведенный за удачные действия в подполковники после Октябрьского переворота, он официально распустил свой уже 1-й Ударный Корниловский полк и негласно приказал его чинам пробираться на Дон. 50 офицеров и 450 солдат этого полка теперь шагали вместе со своим командиром. При оставлении Ростова это, была, пожалуй, самая боеспособная боевая единица Добровольческой армии.

– Сергей Георгиевич, у вас не бывает ощущения нереальности всего происходящего? – спросил Неженцев. – У меня лично такое ощущение, что все, что происходит с нами, похоже на кошмарный сон. А если говорить точнее, то мне иногда кажется, что душа отлетела и смотрит на происходящее откуда-то со стороны и сверху.

– Вы, Митрофан Осипович, поэт и лирик больше меня, – отвечал Мирк-Суровцев. – Я думаю несколько иначе. Все нас окружающее в последние месяцы – есть кошмар, происходящий наяву. И обусловлен этот кошмар событиями, от нас не зависящими. А вот рассудок и сама душа не желают этого принять.

– Я помню ваши слова о том, что мы воюем с преступниками. Потому и не следует перегружать себя понятиями о сострадании и милосердии к неприятелю.

– Я еще добавлю смущения в вашу душу, дорогой Митрофан: мы с вами тоже преступники. И сдается мне, что эта война не кончится до тех пор, пока обе стороны не обескровят друг друга. Пока преступники не уничтожат преступников. А затем израненный победитель и, вероятно, раскаявшийся преступник начнет думать, что ему нужно делать, чтоб не допустить подобной войны снова. Боюсь, что нам с вами до этого не дожить.

Тяжелый снаряд протяжно то ли выл, то ли гудел в небе. Наконец тяжело брякнулся о землю где-то позади колонны. Офицерам показалось, что сначала земля качнулась под ногами, а затем до них долетел оглушительный гром. Взрывная волна тупо толкнула в спину. На самом же деле этот грохот, имеющий большую скорость распространения, ударил как будто сверху, заставив сгорбиться и втянуть голову в плечи. Потом мелкие, неожиданно теплые ошметки грязи, разогретые пламенем взрыва и осколками, полетели в разные стороны. Сквозь гул, стоявший в ушах, до живых долетали стоны и крики раненых. Вопли женщин и крик детей перемежались с отрывистыми командами командиров:

– Подтянись! Не останавливаться!

Бегло и делово осмотрев себя, оба офицера даже взгляда не бросили на место недавнего взрыва.

– Скотина все-таки человек, – неожиданно произнес Неженцев. – Не меня, и ладно...

– Я вам больше того скажу, – глупо улыбаясь, ответил Мирк-Суровцев. – Хорошо, что не меня...