Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 60

Я встала и подошла к окну. Над поверхностью реки скользили первые ласточки, на лету переворачиваясь и в резком зигзаге показывая светлую грудку. Казалось, им хочется клюнуть собственное отражение в чистой воде Темзы, так весело они играли над рекой. Я снова повернулась к свекрови и твердо заявила:

— Леди Маргарет, моя мать — королева, а не бесчестная особа! Она никогда ничего не сделала бы во вред мне или моему ребенку.

Миледи медленно покачала головой.

— Но ведь это она настаивала на твоем браке с моим сыном. Она потребовала этого взамен на свою верность Тюдорам. Она присутствовала при рождении нашего принца. Ей оказали высокую честь — она стала его крестной матерью. Мы приняли ее в свою семью, мы оплачивали ее расходы. И теперь она строит против нас заговоры! Она пытается лишить собственного внука законного наследства, хочет посадить на его трон кого-то другого! Это бесчестно, Элизабет. Ты не можешь этого отрицать. Твоя мать вела двойную игру, игру в высшей степени постыдную!

Я закрыла руками лицо, лишь бы не видеть перед собой эту женщину. Если бы миледи выглядела торжествующей, я бы просто возненавидела ее, но она была явно охвачена ужасом; казалось, она испытывает почти те же чувства, что и я сама, сознавая, что все наши прежние попытки что-то наладить потерпели полный крах.

— Мы с твоей матерью далеко не всегда пребывали в согласии друг с другом. — Свекровь явно взывала к моему рассудку. — Однако двор, как мне представляется, она покидать не хотела. Это несчастье и для нее, и для нас. Я надеялась, что мы сумеем найти общий язык, сумеем стать единой королевской семьей, что мы всегда будем держаться вместе. Но она всегда претендовала на большее. И никогда не была до конца честна с нами.

Нет, я была не в силах защитить свою мать! Я лишь бессильно склонила голову, и слабый стон ужаса вырвался у меня сквозь сжатые зубы.

— Душа ее не знает покоя, — заключила леди Маргарет. — Она все время стремится продолжать ту войну, которую вы, Йорки, уже проиграли. Она не смирилась с этим, хоть и сделала вид, что заключила с нами мир; а теперь она и вовсе воюет с тобой, своей родной дочерью.

Я слабо вскрикнула и без сил рухнула на мягкое сиденье в оконном проеме. Закрыв руками лицо, я молчала. Молчала и леди Маргарет. Затем она пересекла комнату и плюхнулась рядом со мной.

— Она ведь старается ради своего сына, не правда ли? — устало спросила она. — Думаю, это единственная цель, ради которой она готова сражаться, даже если этим наносит вред тебе. Родной сын — вот единственный претендент, которого она готова предпочесть своему внуку, хотя я знаю: она очень любит Артура, как и все мы. Но лишь своего родного сына она хотела бы видеть на троне. Она, должно быть, думает, что кто-то из ее мальчиков, Ричард или Эдуард, все еще жив, и надеется сделать его королем Англии.

— Я не знаю, я ничего не знаю! — Теперь я уже плакала, не скрываясь. Рыдания душили меня, я едва могла говорить, я и миледи-то едва слышала.

— Ну а кто же еще это мог бы быть?! — внезапно вскричала леди Маргарет, побагровев от гнева. — Кто? Кого твоя мать способна поставить выше собственного внука? Кто ей дороже, чем он? Кого она могла предпочесть принцу Артуру? Нашему Артуру, рожденному в Винчестере, истинному Артуру из Камелота? Кого она могла ему предпочесть?

Я, как немая, только мотала головой, чувствуя, как горячие слезы ручьем льются у меня по щекам, капают на руки, уже ставшие мокрыми.

— Она могла бы свергнуть тебя с трона только ради своего сына! — прошипела леди Маргарет. — И она, несомненно, уверена, что один из ее мальчиков жив. Расскажи мне все, Элизабет! Все, что знаешь! Нам необходимо обеспечить твоему сыну Артуру полную безопасность и законное наследование престола. Скажи, это правда, что твоя мать прячет где-то одного из своих мальчиков? Может быть, он сейчас живет у своей тетки во Фландрии?

— Но я действительно ничего не знаю! — беспомощно пролепетала я. — Моя мать никогда и ни во что меня не посвящала. И если я говорю, что ничего не знаю, значит, я действительно ничего не знаю. Она старалась не обременять меня лишними знаниями, чтобы я никогда и ничего не смогла бы сказать вам. Она не хотела, чтобы меня подвергали такому допросу, какому вы только что меня подвергли. Она пыталась защитить меня, спасти от подобного унижения! Повторяю: мне совершенно ничего не известно.

* * *

Когда Генрих вместе со своей свитой зашел за мной, чтобы повести меня в обеденный зал, на его лице играла какая-то натужная, неубедительная улыбка — он старательно изображал полную уверенность в себе, но чувствовалось, что под этой бравадой скрываются гложущие его душу опасения. Генрих явно боялся, что может потерять все.

— Мы с тобой поговорим позже, — тут же негромким голосом, но довольно жестко прервал он мои попытки что-то ему объяснить. — Вечером, когда я приду к тебе.

— Но, милорд… — пролепетала я.

— Не сейчас, — отрезал он. — За обедом все должны видеть, что мы с тобой одно целое.

— Мою мать нельзя удерживать против ее воли, — все же не умолкала я, потрясенная тем, что не только мой кузен Тедди по-прежнему остается в Тауэре, так теперь еще и мою мать силой отправили в Бермондсейское аббатство. — Это невыносимо, чтобы членов моей семьи держали под замком! В чем бы ты и твоя мать их ни подозревали, я не стану терпеть подобного к ним отношения!

— Мы обо всем поговорим вечером, — повторил Генрих. — Я приду к тебе и все объясню.

Моя кузина Мэгги, бросив на меня испуганный взгляд, тут же подхватила мой шлейф, расправила его, и мы с Генрихом рука об руку двинулись в обеденный зал; за нами последовали придворные, и я, естественно, принялась улыбаться направо и налево, думая о том, какой обед подадут сегодня моей матери, какая тоска будет царить в ее душе, тогда как весь королевский двор, где она когда-то царила, будет как ни в чем не бывало пировать и веселиться.

* * *

Вечером Генрих пришел ко мне сразу после обычного посещения часовни; он уже успел снять с себя дневную одежду и переодеться, так что лорды, сопровождавшие его, тут же удалились, поспешив оставить нас наедине. Моя кузина Мэгги чуть задержалась, но лишь для того, чтобы узнать, не нужно ли нам чего, а потом тоже ушла, мельком бросив на меня такой испуганный взгляд, словно боялась, что наутро и я тоже исчезну.

— Я не имею намерения навечно запирать твою мать в монастыре, — с ходу начал Генрих, как только мы остались одни. — И суду ее подвергать не стану. Если, конечно, можно будет этого избежать.

— Но в чем она виновата? — спросила я, хотя, разумеется, уже не могла притворяться, будто моя мать совершенно невинна.

— Ты действительно хочешь это узнать? — вдруг разъярился Генрих. — Или просто пытаешься выяснить, много ли мне известно?

Я негромко вскрикнула, словно испугавшись этой внезапной вспышки гнева, вскочила и отвернулась от него.

— Сядь, пожалуйста, — сказал он и, подойдя ко мне, взял меня за руку, подвел к стоявшему у камина креслу — там мы с ним обычно сидели, удобно устроившись у огня, — и буквально силой усадил. Когда он ласково погладил меня по раскрасневшейся щеке, мне на мгновение захотелось броситься ему на шею, расплакаться и объяснить, что я действительно ничего не знаю, но, как и он, боюсь всего на свете. Что я разрываюсь между любовью к матери и исчезнувшим братьям и любовью к моему маленькому сыну. Что нельзя требовать от меня, чтобы я выбрала, кому быть следующим королем Англии — моему брату или моему сыну. Что судьба моего брата — это для меня самой неразгаданная загадка, хотя я все на свете отдала бы, чтобы вновь увидеть брата или хотя бы узнать, что он жив и здоров и ему ничто не грозит. Да, за это я бы отдала все на свете — но не английский трон и не корону, принадлежащую Генриху.