Гиллеспи и я - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Харрис cтр.№ 96

— Ох, простите, — сказала Элспет. — Я привыкла говорить «дом». Видите ли, сама я живу в доме — в одном из немногих домов в нашем квартале.

Увы, в ее голосе прозвучал оттенок самодовольства. Прокурор презрительно улыбнулся.

— Как мило. Итак, как часто мисс Бакстер бывала в «доме» вашего сына? Раз в неделю? Два? Пять раз?

— Пожалуй, трижды в неделю. Иногда чаще, иногда реже.

— Трижды — иногда чаще. И это помимо случайных встреч на улице. Довольно много, вы не находите?

— Да нет. Мы были… мы друзья, живем рядом.

— Как бы вы охарактеризовали отношения мисс Бакстер с вашим сыном?

Прокурор неутомимо сыпал вопросами. Потеряв привычную почву под ногами, Элспет вела себя весьма простодушно, и Эйчисон искусно вытаскивал наружу все ее непривлекательные качества. Он без труда представил ее тщеславной, болтливой и глупой, склонной хвастаться и оторванной от реальности. Якобы, ослепленная самомнением, Элспет не заметила, что попала в руки умной интриганке, одинокой старой деве, которая обманом втерлась в доверие семьи Гиллеспи. Бедная Элспет! Уходя с кафедры, она попыталась подбодрить меня слабой улыбкой, но от меня не укрылся страх в ее глазах.

Макдональд угрюмо проводил ее взглядом, потирая лоб. По всей видимости, допрос Элспет выбил его из колеи. Впрочем, он немедленно вызвал Уолтера Педена. Каски убедил меня, что Педен может быть нам полезен, и Уолтер действительно выглядел чрезвычайно солидным в своем парадном костюме. К счастью, он на кафедре воздержался от танцев. Его ученые манеры произвели впечатление на публику, и, как ни странно, изысканный английский выговор только повысил его авторитет. Зрители слушали Педена тихо и уважительно. Чувствовалось, что ему доверяют, воспринимают как настоящего джентльмена, чуть ли не рыцаря Круглого стола.

Благодаря Макдональду Педен сообщил, что никогда не женился бы на Мейбл без моего содействия.

— Несколько раз повторялось одно и то же. Мы договаривались встретиться втроем, но по какой-то причине Гарриет не приходила, и мы с Мейбл оказывались наедине.

— Мисс Бакстер сознательно устраивала ваши встречи?

— Не удивлюсь, если так. Это в ее характере. Гарриет любит помогать людям. Кто-то может назвать ее помощь навязчивой, но у нее добрые намерения.

Эйчисон не преминул затронуть эту тему при перекрестном допросе.

— Вы сказали, что мисс Бакстер свела вас с будущей женой?

— Верно.

— По-вашему, сводничество — бескорыстное занятие, мистер Педен?

— Полагаю, да. Никогда об этом не задумывался.

— Вы считаете, мисс Бакстер проявляла благородство, стремясь соединить вас с женой?

— Для нее не было в этом выгоды, кроме счастья нас с Мейбл.

— Вы были хорошим другом мистеру Гиллеспи, не так ли?

— Я по-прежнему его друг, сэр.

— И вы тоже художник — вы с ним проводили много времени вместе до вашей женитьбы?

— Да.

— А ваша жена — они с мистером Гиллеспи были близки, как брат и сестра?

— О да, практически неразлучны. Мейбл постоянно сидела в его мастерской — как и я иногда.

— Но после вашей женитьбы она стала реже навещать брата?

— Пожалуй. Когда есть семья… появляются другие дела.

— После свадьбы вы с женой исчезли из жизни мистера Гиллеспи, не так ли?

— Не то чтобы исчезли, но мы видимся не так часто. И, конечно, когда мы жили в Танжере, то вообще не встречались с Недом.

— Чья это была идея — чтобы вы с женой поехали в Танжер?

— Моя, сэр, — озадаченно ответил Педен.

— Не мисс Бакстер?

— Нет.

— Как далеко от Танжера до Глазго, мистер Педен?

— Думаю, несколько тысяч миль.

— Несколько тысяч миль — и, вероятно, мисс Бакстер одобряла ваше желание отправиться в дальние края?

— Она восприняла идею с радостью.

— С радостью, разумеется. У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Далее Макдональд вызвал нескольких свидетелей, которые отозвались обо мне положительно, включая старую добрую Агнес Дьюкерс. Она надела свое лучшее платье и, кажется, новую шляпу и пустила слезу, рассказывая, какой «милой леди» я была и как чудесно заботилась о ней и ее муже в Бардоуи. После Агнес две дамы из Художественной школы сообщили, что в группе меня любили и я всегда хвалила соучениц и возглавила кампанию по распространению листовок во время поисков Роуз. В свою очередь сестры Александер, дочери моей квартирной хозяйки, сообщили, что никогда еще не встречали такой любезной и неприхотливой съемщицы.

Если бы мы только могли допросить этих свидетелей раньше, быть может, у присяжных сложилась бы более справедливая картина. К сожалению, в судебной системе первенство всегда отдается обвинению, а защита вступает следом. Присяжные выслушали обо мне столько клеветы, что наивно было ждать от них беспристрастной оценки.

Даже свидетели, дающие показания о моей репутации, подверглись нападкам Эйчисона.

Миссис Александер, моя квартирная хозяйка, отзывалась обо мне с большой симпатией. Но когда прокурор встал для перекрестного допроса, в его глазах я узнала характерный блеск — так блестят глаза голодной лисы перед броском.

— Миссис Александер, пожалуйста, сообщите суду, что нашли у мисс Бакстер под кроватью при обыске.

— Нашли картину — портрет мисс Бакстер — и довольно неплохой. Не знаю, почему она хранила его под кроватью. Может, не хотела на себя смотреть.

— Пожалуй. Была ли картина подписана?

— Да, в левом нижнем углу — Энни Гиллеспи. Мисс Бакстер часто заглядывала в гости к семье Гиллеспи.

— Вы знали, что портрет изначально заказывал отчим мисс Бакстер, мистер Далримпл?

— Нет, не знала.

— Энни Гиллеспи предполагала, что полотно повесил у себя дома мистер Далримпл из Хеленсбурга, однако оно пылилось под кроватью у мисс Бакстер. Почему мисс Бакстер не отдала портрет отчиму?

— Боюсь, я не знаю ответа. Быть может, он ей не нравился.

— Вам не приходило в голову, миссис Александер, что отчим мисс Бакстер мог вообще не заказывать портрет — что мисс Бакстер придумала этот заказ, чтобы проникнуть в дом Гиллеспи?

Макдональд немедленно вскочил.

— Ваша честь, вынужден протестовать. Мой ученый друг прокурор высказывает свои догадки в надежде запутать присяжных.

Именно так. На самом деле у меня была причина оставить себе портрет: я стеснялась отдавать его отчиму. Нет, он мне очень нравился — пока я позировала, и первое время после завершения. К работе Энни не было нареканий. Но стоило забрать портрет домой, как он начал меня раздражать, постоянно напоминая о моем физическом несовершенстве. Рэмзи всегда подтрунивал над моей внешностью, особенно над носом. Чем внимательнее я изучала свое лицо на холсте, тем меньше хотелось показывать его отчиму. В конце концов я перестала упоминать о портрете при встрече с Рэмзи, и спустя несколько месяцев отчим забыл о его существовании, чему я была несказанно рада. А потом я засунула холст себе под кровать. К сожалению, я не могла признаться Энни, что не передала по адресу портрет, в который она вложила столько сил. Я непременно изложила бы эту историю на суде, будь у меня такая возможность, а Рэмзи подтвердил бы ее со своей стороны, если бы приехал. Однако вопрос так и остался непроясненным.