Последние времена - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Варламов cтр.№ 44

– А при том, что она сучкина дочь.

– Что? – не понял Виля.

– Почему? – спросил Никита.

– Откуда я знаю почему? – рассердился Анастас. – Потому что все мы чьи-то дети. Только одним с родителями везет, а другим – нет. Вот ей не повезло.

– Ты почем знаешь?

– Об этом весь курс знает. И о том, что кроме нас одна Вальдес на сучкины лекции не ходит. Но только ее никто не трогает.

– Во как, – усмехнулся Виля. – А где же партийная принципиальность?

– Мы будем полными чудаками, если этот шанс не используем, – продолжил Анастас. – Девушка она непростая. Требует особого подхода, но я Аньке обещал, что сам ей заниматься не стану.

Маленький кривоногий Виля почувствовал себя таким окрыленным, что еще одно слово – и он оторвется от земли и полетит над большим городом.

– Поручим Никите.

Виля шмякнулся, привычно потер ушибленное место в душе, тяжело посмотрел на Анастаса, но возражать не стал, а только презрительно скривился.

– Это подло, – проговорил Никита дрожащим голосом, и нежный, претендующий быть бородой пушок на его подбородке задрожал тоже. – И делать этого я не буду.

– А нас не подло? – разъярился Анастас. – И учти, не только из института тебя погонят, но и мы с Вилей с тобой знаться перестанем. А это похуже будет. Так, сержант?

– Так, – желчно сказал Вилен: ему было стыдно в этом сознаться, но Вальдес нравилась ему самому.

Училась у них на курсе девочка. Не сказать, чтобы красивая. Да и трудно было удивить на их факультете красотой. Как выражался по поводу женской красоты областного пединститута искушенный Анастас, в МГУ идут самые умные, в Ленинский – самые старательные, а в областной – самые красивые. По внешности Сашка скорее подходила к МГУ. Худая, с острым, вытянутым лицом, гладкими прямыми волосами, которые она носила убрав в хвост, равнодушная к одежде, вовсе не красившаяся, она обожала на свете одно – лошадей.

– Женщина всегда должна ходить в юбке, чтобы в любую минуту иметь возможность зайти в церковь, – изрек однажды Никита. – А эта ходит в штанах американских пастухов, чтобы в любую минуту вскочить на коня.

Никогда она ни с кем не тусовалась, не имела ни одного романа. Говорили, будто бы отец ее был кубинским революционером, который когда-то воевал вместе с Кастро, а потом с ним разругался и закончил дни в концлагере на острове Молодежи, успев перед тем загубить партийную карьеру советской партийки связью с иностранцем. И даже то, что сама Варвара Петровна в годы войны выявляла женщин, ложившихся под немцев на оккупированных территориях, не помогло. Скорее наоборот: припомнили ей собственную принципиальность и отослали в институт, откуда дороги наверх не было.

Девчонки Вальдес не любили, считали задавакой, а она иногда так зыркала на них черными карибскими глазищами, что всем не по себе становилось. Залетная была птица Александра Вальдес, не по-женски решительная и резкая, слишком самостоятельная и прямая, и когда перед ней появился с нерешенным моральным вопросом в глазах долговязый, покрытый краской юношеского стыда Никита, раскусила его с ходу, неловкие ухаживания отклонила и велела передать друзьям всего несколько слов.

– Исключено, – возмутился Анастас.

– Вот еще выдумала! – фыркнул Виля. – Да она там… Да ее… Да она не выдержит, сдохнет на полпути. А тебе, салаженок, ничего поручать нельзя.

– Исключено, – повторил Анастас чуть менее твердо и позадумчивей. – А мы исключены. Ну-ка расскажи еще раз, как все было.

– Сказала, что попросит за нас мать, если мы возьмем ее с собой в поход.

– Зачем ей поход?

– Дура баба, – протянул Виля, открывая крючковатыми пальцами новую бутылку пива.

Женщин в походы они не брали. Потому что поход – дело мужское. Потому что они этими походами жили и там только чувствовали себя людьми. Потому что столько было в этих походах пережито… Да много почему. А девки просились. Обещали, что все будут делать: кашу варить, посуду мыть, не ныть. Но они не брали.

– Если Анька узнает, что с нами пошла Вальдес, мне конец. Или брать обеих.

– Ты еще весь курс за собой потяни. И вообще все это ерунда. Не отпустит Сучкина дочь. Говори, Никитовый, что согласны.

2

Ехали почти двое суток. Сначала до Свердловска, а потом на местном поезде на север до самой последней станции. Вальдес не навязывалась. Книжку читала, в окно глядела. Компании им не портила. Даже уютно было. Скатерочку взяла. Салфетки. Доску, чтоб колбасу резать. Они ее поругали, на фиг тяжесть тащить лишнюю, но, в общем, ничего. И гонор свой оставила. Здесь была их территория, не сучковская. Сашка кроме Москвы да лошадей, может, ничего и не видела. А тут страна большая, разная. Хоть из поезда, а увидит. И шевельнулась у троих, когда стояли в тамбуре и курили, мысль: ничего, Варвара Петровна, мы твоей дочери мозги прочистим, расскажем, что к чему в датском королевстве, пожалеешь еще, что отпустила.

Поначалу везло. До перевала, за которым начиналась речка, рассчитывали идти два дня, а попался лесовоз и подбросил почти до самых гор. Не очень ловко было ехать вчетвером в кабине, оставив Вилю на бревнах, откуда непонятно, как он не свалился, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Только вот то место в тайге, куда они собрались, местные отсоветовали:

– Год плохой. Комары.

Но комаров они не боялись. Сами про них могли рассказать. Как ходили, в самый первый свой поход, тогда еще вдвоем – Виля с Анастасом, в мае по Пре и как их сжирали мещерские комары, а у них никакого средства не было. И ничего – прошли всю Пру и вышли в Оку. Только в туалет по-большому ходить было неудобно. Но приспособились: один сидит, а другой от него веткой комаров отгоняет.

В институте Виля с Анастасом сошлись сразу же, как сходятся два европейца, закинутые в азиатскую страну. Азиатским было волнующееся женское море, будоражившее короткими юбками, запахами и кофточками в обтяжку, а двумя заброшенными в него пловцами – они. После двух лет в гарнизоне на Новой Земле Виля дурел, шалел, пьянел от одного институтского воздуха и, если бы не Анастас, понявший его состояние и отпоивший водкой, а затем утащивший в поход, наверное, рехнулся бы или женился. Анастас уговорил его не делать ни того, ни другого, разъяснил коварство мира, в который они попали, и сделал это так убедительно, что Виля ему поверил, как верил когда-то своему старшине, и, несмотря на то что был старше и житейски опытнее, признал превосходство Анастаса.

Они оба были из дальнего Подмосковья, оба жили в общаге, на втором курсе на картошке их поставили бригадирами, и они командовали одетыми в ватники, толстые платки и резиновые сапоги девицами, поднимая их в семь часов, назначая на кухню тех, кто опаздывал, и пропуская мимо ушей все шуточки и песенки, которые пели студентки про чайничек с крышечкой. И вдруг оказалось – среди этого женского персонала затерялась одна мужская единица. Или полумужская. Никита был в Вилиных глазах чем-то промежуточным. Слишком юным, слишком красивым, интеллигентным, слишком московским, из хорошей семьи, да и легкость, с которой он учился, раздражала. Однако Анастас сумел убедить товарища, что салажонка бросать нельзя, не всем в жизни повезло родиться правильными мужиками, и на сержанта мудрые слова Анастаса подействовали. К тому же Никита никогда не ныл, от черной работы не отлынивал, командовать не стремился, тянулся за старшими, пил, сколько ему велели, и к нему привыкли, хотя и посмеивались над беспомощностью и боязливостью, которую он изо всех сил скрывал, а она проступала на его нежных щечках.