Летом 1102 года гонец из Переяславля принес весть, что в Новгород едет князь Мономах. Во дворце началась суета. Весть о прибытии знаменитого князя распространилась по всему городу. Его имя было хорошо известно всем жителям Руси неоднократными победами над половцами и защитой единства страны.
Встречать отца Мстислав выехал далеко за город. Они сошли с коней, обнялись. Мономах за последние пару лет сильно постарел. Неудивительно, ему было уже за пятьдесят. Волосы стали совершенно седыми, под подбородком кожа шеи отвисла, только взгляд темно-синих глаз оставался прежним – острым и внимательным, он словно читал мысли окружавших людей.
– Вот наступил, наконец, покой на земле Русской, – говорил он, кривя жесткие губы в усмешке. – Не знаю, надолго ли. Надеюсь погостить это время у тебя, порадоваться на внучек. Прибавления не ожидается?
– Кристина на сносях ходит.
– Кого ждешь?
– Бабка-повитуха опять дочь предрекает.
– В народе говорят, что у сильных мужчин рождаются дочери. Так что гордись!
Умеет успокоить отец. А у самого этой весной народился седьмой сын. Уж слабым-то его не назовешь!
– Гляди, тебя пол-Новгорода вышло встречать, как великого князя. Не подумай, что я хочу подольститься, отец, но в народе говорят, что вся надежда на тебя. О Святополке почти не поминают. Только твое имя на устах у всех.
Мономах ничего не ответил.
На крыльце дворца его встречала Кристина с дочерями. Князь подхватил старшую дочь Мстислава, Пригожу, и подбросил высоко вверх; поймал, прижал к себе, проговорил прочувствованно:
– Наших кровей внученька. Вся в отца пошла!
Чего-то испугавшись, заплакала двухлетняя Добродея. Мономах подошел к ней, потрогал толстыми пальцами подбородочек, спросил ласково:
– Чего ревем? Дедушку впервые увидела?
Та припустила еще больше.
– Ну-ну, не пугайся. Мы еще с тобой так подружимся!
И – всем:
– Идемте во дворец!
Мономах сел за стол на место хозяина, провозглашал здравицу в честь своего сына, Мстислава, и его супруги, приветствовал гостей и домочадцев. Кристина несколько раз выходила к гостям, всегда в другом платье, каждому подносила на подносе чарку водки, кланялась, говорила:
– Пей, господин, на здоровье!
Выпивать надо было при хозяйке, полным горлом, а не прихлебывать, как курочка. Кто пил с охотою, тот показывал, что любит хозяина и хозяйку.
Когда хозяйка обошла всех за столом, Мономах приказал внести подарки. Тут были и одежды из дорогих византийских тканей, и изящные украшения, и дорогое оружие. Детям были розданы медовые пряники и печенье.
Пировали допоздна. Потом гости стали незаметно разбредаться по домам, кого-то приходилось выводить под руки, сажать на возок и отправлять подобру-поздорову. Все были накормлены и напоены до отвала, и хозяева остались довольны.
Наутро проснулись поздно, выпили немного вина, закусили. Мономах говорил Мстиславу:
– Сидишь ты здесь в Новгороде в тишине и покое. Никто на тебя не нападает, никто тебя не тревожит. А весь юг Руси разорен половецкими набегами. Редкое селение найдешь, чтобы не было сожженным, а население не потеряло людей, уведенных в полон. Половцы – более жестокое и упорное в грабежах племя, чем печенеги.
– Неужели нет управы на них? – спросил Мстислав, душой переживая за бедствия родины.
– Я долго думал над этим, – отвечал Мономах, положив тяжелые руки на стол. – Сначала надеялся, что можно заключить с ними мирный договор. Но они нарушают его тотчас после подписания. Нет у них нашего отношения к клятве: коли дал слово, умри, но выполни! Наоборот, им бы обмануть, обвести вокруг пальца, солгать, но получить возможность напасть и поживиться добычей.
– Но, может быть, династический брак...
– Нет у них ничего святого! Женятся на русских княжнах, выдают замуж своих дочерей – и тут же идут на Русь и грабят!
– Тогда выход один: идти в степь и бить! – уверенно проговорил Мстислав.
– Вот-вот! То же самое и я стараюсь внушить князьям. Соединиться и ударить общими силами. Загнать половцев за Дон, а может, и за Волгу! Так, как поступил в свое время дед мой, князь Ярослав Мудрый. Он вывел русское войско в степь, в решающем сражении разбил печенегов и прогнал их к морю. После этого поражения они так и не смогли оправиться и совершенно прекратили нападения на Русь. Вот и нам сейчас надо повторить поход моего деда!
– Но что князья? Неужели они не понимают этого?
– Нет! Как ни странно, но после стольких неудач, череды предательств и измен со стороны половцев продолжают верить им и надеются обезопасить Русь мирными договорами. Прошлым летом пригласил великий князь послов всех половецких ханов на реку Золотчу. Выговорил им все русские обиды, напомнил нарушения договоров и предложил съехаться всем ханам и русским князьям, чтобы утвердить вечный мир...
– Ханы, конечно, не отказались?
– В том-то и дело, что не только не отказались, но прибыли почти в полном составе! – Мономах встал в сильном волнении, прошелся по горнице. – Не надо представлять половецких ханов какими-то недоумками, глупыми людьми! Это – хитрые и коварные люди, очень хорошо осведомленные обо всем, что творится на Руси. Они прекрасно знали, что мне удалось склонить многих князей к походу в степь, все было готово для этого похода. Но Святополк разрушил планы. Великий князь вновь породил у наших правителей несбыточные мечты о том, будто с половцами можно заключить вечный мир и зажить спокойно. Князья отказались от военного похода и явились в город Саков на переговоры с половцами...
Мономах остановился у окна, смотрел на раскинувшиеся перед ним новгородские постройки и не видел их. Перед его глазами стояли многочисленные шатры русских князей и богатые юрты половецких ханов. Здесь были и Шарукан, и Боняк, и Аепа, и Алтунопа, и еще один Аепа, и еще ханы помельче. Тихие, улыбчивые, угодливые, входили они в шатер великого князя, говорили с притворными улыбками, слегка кивая головами в такт речи. Будто и не было жестоких набегов, не они черным палом шли по Русской земле, оставляя после себя дым пожарищ и трупы мирных жителей...
– Начались переговоры со взаимных обвинений друг друга, – сказал Мономах, продолжая стоять у окна. – Мы корили их в несоблюдении договоренностей, они нас – в срыве сроков передачи им подарков, которые пересылали им, чтобы не нападали на Русь...
И вновь Мономах увидел увертливые, настороженные глаза хана Боняка, его быстрые рысьи движения. Сколько раз пытался Мономах встретиться с ним в открытом бою, сколько раз гнался по пятам, но ускользал этот хитрый и увертливый хищник, заметал следы, исчезал на бродах. Чесалась рука, чтобы выхватить меч и полоснуть по нагловато прищуренным глазам и гадливой ухмылке...
– Два дня шли переговоры, – говорил Мономах, и в легкой дрожи голоса угадывал Мстислав волнение отца, вновь переживавшего встречи с коварным врагом. – Порешили, что во веки веков будут хранить мир и русские князья, и половецкие ханы, не порушат чужих рубежей, а откроют их для торговых и доверенных людей правителей. Вот уже скоро год, как тихо на южной границе, ушли в степь даже половецкие разъезды, которые постоянно виднелись на краю поля, прекратились нападения на купеческие караваны, вздохнули облегченно села и города...