Стали готовиться к вылазке. На телеги погрузили бочки, создали группу, которая должна была выкопать бревна и выбросить их в реку. Основные силы направлялись на уничтожение лангобардов, засевших за бревенчатой оградой. Стали ждать лунной ночи. Наконец она настала. Лютобор с вечера предупредил всех участников вылазки, усилили охрану крепостной стены на случай, если враги попытаются воспользоваться моментом и прорваться в город с другой стороны. Когда наступила полночь, дал команду начать боевые действия.
Неслышно открылись крепостные ворота, и из них молча вышли первые отряды бойцов; со стен были сброшены лестницы и веревки, по ним быстро спускались вооруженные люди и бегом направлялись к вражеским укреплениям… И вот уже частокол, на него полезли напористо, с ожесточением.
То ли часовые проспали, то ли поздно были предупреждены лангобарды о нападении, но сопротивление отряда было быстро сломлено, немногим удалось спастись бегством. Заработали ведра, бочки были наполнены, их повезли в крепость; легко вырыли бревна, их бросили в воду, они медленно потекли по течению.
Едва управились, как явились лангобарды. Завязалась ожесточенная схватка. В азарте враг полез вслед за лютичами на стены, кое-где взобрался на площадку, силы прибывали. Может, и удалось бы лангобардам закрепиться и прорваться в город, но не хватало лестниц, поэтому приступ захлебнулся.
Лютобор и его военачальники рассчитывали, что напуганный разгромом конунг не решится поставить новый частокол из бревен, но укрепление на берегу реки было восстановлено, за ним засел еще более крупный отряд, а к нему с той и с другой сторон были ближе подвинуты основные силы, которым вменялось пресекать попытки лютичей прорваться к реке.
Через месяц колодцы опустели, положение стало безнадежным. В самом начале осады Лютобор послал за помощью к Добрану, но гонец вернулся ни с чем. Ему сообщили, что князь уехал на охоту в дальние леса и отыскать его нет возможности. Больше помощи ждать было неоткуда.
На Лютобора жалко было смотреть. Он не спал ночами, пытаясь найти какой-нибудь выход из положения, потерял аппетит и страшно похудел, из темных глазниц отчужденно смотрели на мир воспаленные, лихорадочно блестевшие глаза; окружающие боялись подходить к нему.
Только Херта оставалась возле него.
Как-то, улучив момент, она сказала:
— Тебе надо повидаться с великим князем Руссом.
Он ничего не ответил, но она по его настороженному виду поняла, что он ее слова услышал и запомнил.
Наконец, видя, что люди от жажды начинают умирать, Лютобор приказал начать переговоры. Сам в стан лангобардов не поехал; за него условия мира обговаривал Дорож. А они были жестоки: лютичи вынуждены были платить с каждого двора по десять унций серебра, держать у себя в столице лангобардского наместника и не вступать ни с кем в союзные отношения, не воевать, не заключать мира без разрешения конунга. Такого унижения гордое и воинственное племя в своей истории не знало никогда.
V
— Ну, невольница, можешь выходить на свободу! — весело проговорил Воимир, открывая дверь светлицы. — Хватит с тебя, насиделась в одиночестве!
Неделю продержал он Велину взаперти, лишь служанка приходила к ней, приносила еду и питье и убиралась. Думал, месяцы протомит, так осерчал на нее за своевольство. Однако был князь горяч, но отходчив. Жаль стало родное дитя. И когда во дворце начался очередной пир, не выдержал, взял ключ и отомкнул замок.
Велина сидела у окна и вышивала. Воимир подошел к ней, рассмотрел рисунок.
— Ишь ты, красные розы — цветы любви! — проговорил он снисходительно. — Уж не Руссу ли предназначены?
— Может, и ему! — непримиримо ответила она.
— О Руссе забудь, — строго сказал он. — Я его изгнал из столицы, думаю, к отцу с матерью подался, больше некуда. Отвоевался. Теперь ему за сохой и плугом ходить да по лесам за зверьем скитаться. Ни на что другое не годится.
Воимир прошелся по светлице, продолжал:
— Любовь — явление временное. Приходит — уходит. Я за свою жизнь сколько раз влюблялся — и не упомню. Думаешь, все, лучше и краше не найду. А проходит какое-то время, другая встречается. И снова охи-вздохи, без любимой свет не мил, она одна во всем мире… Так и с тобой, скоро сама над собой смеяться будешь, поверь мне…
Спохватился:
— Да что я, старый дурак, рассусоливаю перед тобой? Вставай, собирайся и на пир. Подруги там заждались тебя, парни, думаю, соскучились!
На пир она не пошла, а на другой день отправилась гулять по городу, потому что действительно соскучилась по людям, по вольному воздуху, по тому, что всегда окружало ее раньше. Навстречу Скрынь, все тот же замкнутый, с испытующим взглядом из темных глазниц. Она тотчас решила узнать от него что-то про Русса.
— И почему ты ходишь по городу без своего начальника, где ты его бросил? — шутливо спросила она его.
— Ты говоришь про Русса?
— А кто еще тобой верховодит?
— Скажи, верховодил. Нет Русса и не знаю, где.
— Даже тебе не сказал, куда уехал?
— Как в воду канул.
— И тебе не хочется его сыскать?
— Для чего?
— Ну да, я забыла. Друзей у тебя нет. У тебя только нужные люди.
Скрынь пропустил ее слова мимо ушей, задал вопрос:
— Куда собралась? Может, по пути?
Велине надоело одиночество, хотелось общения, поэтому ответила:
— По пути, если хочешь прогуляться.
— Посмотреть людей?
— И себя показать.
Они засмеялись, пошли рядом.
— Помнишь, возле этого дома мы играли в дочки-матери? — обратился он к ней. — Мне так не хотелось, было так скучно, но я все равно не уходил.
— Почему скучно? По-моему, была интересная игра.
— Для девчонок. А нам подавай что-нибудь про войну.
— И почему не сбежал?
— Из-за тебя. С тобой хотелось побыть. Мне ты уже тогда очень нравилась.
— Глупенькие еще были. Ничего не понимали.
— Неправда! Я на тебя уже тогда заглядывался.
— А я даже не замечала.
— Тогда — ладно. Но сегодня чем я для тебя плох?
— Я Русса люблю.
— Русс далеко.
— А разве нельзя любить на расстоянии?
— Что толку? Наверно, уехал в свое селение и забыл про тебя.
— Может быть. Но я о нем постоянно думаю.
— Не понимаю людей, которые занимаются пустым делом. По-моему, в каждом случае надо добиваться результата.
— Я для тебя тоже — результат? — сощурив глаза, глянула она на него.
— Ну не надо так упрощать. Только думаю, мы с тобой были бы стоящая пара.