Офицер. Сильные впечатления - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Морозов cтр.№ 99

Только не подумайте, что я расстроилась из-за того, что у вашего отца появилась любовница. Какая глупость! Несколько месяцев я нахожу все соответствующие улики, указывающие на то, что он развлекается с ней прямо в нашей спальне. Волосы, пуговицы, следы помады, а однажды — даже ее серьгу, которую я, естественно, оставила на прежнем месте. Ему уже мало дачи, которую он давно превратил в вертеп. Пусть его развлекается. Меня беспокоили лишь две вещи: чтобы как-нибудь не застать их на месте преступления и чтобы наша бабуля тоже не дай Бог их не застала. Впрочем, потом я перестала беспокоиться и об этом. Я поняла, что наша бабуля обо всем догадывается и тоже переживает, как бы я не застала его с любовницей. Я поняла это, когда бабушка несколько раз звонила Кате, которую я отправлялась навестить, и интересовалась, там ли я еще, а если нет, давно ли вышла из дома. Бесхитростная старушка не умеет врать. Зато я научилась. Я стала сама звонить домой, перед тем как вернуться, и предупреждала: я еду, мол, и через столько-то я буду дома. Под тем предлогом, чтобы бабушка не волновалась…

Кстати, вчера, когда я была у тебя, Маша, я знала, что он опять с ней — у нас дома… Но я не знала, что сегодня утром он все-таки решит уйти от меня, чтобы жить с ней в открытую. Я понимала, что это должно когда-нибудь произойти и, честное слово, старалась морально подготовиться… Но, видно, так и не смогла.

Словом, ваш отец разбудил меня утром и заявил, что уходит. Я смотрела на этого мужчину, которого любила больше самой жизни, мужчину, доставившего мне столько радости и боли, отца двух моих дочерей, и не могла поверить своим глазам. В кого он превратился? Он подстриг свою плешь модным ежиком. На его шее разом болтались и христианский крестик, и звезда Давида. Когда он успел так перемениться? Когда он стал надевать малиновые пиджаки и лакированные ботинки?

Я спросила его, для чего ему понадобилось уходить. Неужели он не мог вести прежний образ жизни. Ведь я ни в чем его не стесняла. И знаете, что он ответил? Он сказал, что намерен начать „все сначала“, наверстать все то, что „упустил“ со мной, и вообще удовлетворить „заветные желания“.

А ведь он никогда не был глупцом, ваш папа! Напротив, я всегда гордилась его мудростью, его умом. У него были свои недостатки, как у всякого мужчины, но я готова была простить ему все — за его ум… И вдруг — „заветные желания“! Наверное, и Соломон не впадал в старости в такой глупый разврат.

Ради этого он бросал меня, мать его детей!

А может быть, лебеди и пряники — не такие уж и мелочи?..

Однако страсть убивает, и ваш отец убил меня…

Теперь вы знаете все, мои милые девочки. Слава Богу, у каждой из вас своя жизнь. Надеюсь, вы будете счастливее вашей мамы.

Еще кое о чем. Я оставляю после себя не так уж мало. На мое имя записаны квартира и дача. В шкатулке драгоценности. В шкафу шубы. Уверена, вы никогда не стали бы ссориться из-за наследства, однако хочу уйти от вас с уверенностью, что сделала для мира между вами все возможное. Поэтому примите безропотно мою последнюю волю.

Дачу я завещаю тебе, Катя. Шубы, драгоценности (ты всегда была к ним неравнодушна, в отличие от Маши), а также те деньги, которые отец положил на мой счет, пусть достанутся тебе. Это будет достаточно справедливая компенсация за то, что наша старая квартира на Патриарших достанется Маше. Я не хочу, чтобы квартиру продавали, разменивали. Маше она нужнее, чем тебе, Катя. Я абсолютно уверена, что она выйдет замуж за своего полковника и им нужно будет где-нибудь жить. Не всегда же он будет воевать, а она мотаться по миру. Когда-нибудь ему присвоят генерала и переведут в Москву… К тому же я хочу, чтобы наша старенькая бабушка доживала век в родных стенах. Я чувствую, что непростительно виновата перед ней, но не могу, не могу остаться…

И еще! Милые мои, сейчас мне придется дочиста расправиться с бабушкиной аптечкой. Проследите, чтобы бабушка не осталась без лекарств. Сегодня же сходите в аптеку…

Ну вот, кажется, и все. Я так устала. Простите меня…

На моей кровати — платье и туфли, в которых…»

Маша условилась встретиться с полковником на Арбатской площади около Генштаба, огромного и белого, как Тадж-Махал, но только без восточных мозаик. Приехав немного раньше условленного времени, Маша прогуливалась вблизи западного подъезда, и у нее было несколько минут, чтобы представить себе, каким явится перед ней Волк и какой будет их встреча. Она не могла вообразить его себе иначе, как в полевом камуфляже с расстегнутым воротником, под которым виднелась тельняшка. Впрочем, дело было даже не в этой полевой форме.

У нее в голове не укладывалось, как он впишется в мирный столичный пейзаж и вообще обычную цивилизованную жизнь. Ей казалось, что он и теперь должен появиться здесь в пропыленном армейском джипе с брезентовым верхом или на броне бэтээра в компании автоматчиков в огромных шлемах и бронежилетах. Он должен был быть перепоясан ремнями и в зубах сжимать свою маленькую черную трубку… Она улыбнулась, представив себе, как он спрыгивает с бэтээра, поправляет на носу темные очки, подтягивает ремень, привычным жестом забрасывает за спину автомат… и садится вместе с Машей в переполненный троллейбус. Они отыскивают в карманах троллейбусные талончики, с грохотом проштамповывают их в компостере и едут по Бульварному кольцу до Никитских ворот…

Ей вдруг стало страшно и не по себе от мысли, что он, этот боевой полковник, всю жизнь мотавшийся по дальним гарнизонам и горячим точкам, будет просто не в состоянии прижиться в рутинно-обывательской столичной среде — жить-поживать в квартире на Патриарших, чинно ходить на службу. А как он будет выглядеть среди ее знакомых? В гостях? На фуршете? В компании журналистов и телевизионщиков, умников и остряков?.. Она догадывалась как. Неотесанным, грубым солдафоном. Чужаком. Неловким, нелепым, смешным провинциалом… Маша уже слышала, как знакомые, доброжелатели и доброжелательницы, шепчут ей на ухо: «Ты что, с ума сошла? Он же тебе не пара!»

Не успела она как следует развить эту тему, как увидела, что из западного подъезда Генштаба вышел высокий мужчина, в которого вполне можно было влюбиться с первого взгляда. На нем были белые джинсы, черная джинсовая рубашка и легкие кроссовки. В руке небольшой плоский дипломат. Через секунду он уже шагал прямо к Маше, а она знала, что не может влюбиться в него с первого взгляда по той простой причине, что и так уже была в него влюблена.

— Я люблю тебя, — прошептал Волк, ловя губами слезы, которые покатились у нее из глаз. — И никогда больше не оставлю тебя одну.

Потом он положил ладонь ей на плечо и внимательно заглянул в глаза.

— Почему ты плачешь? Что случилось?

— Ничего, — зачем-то соврала Маша. — Это от радости.

— Так не радуются.

Он обнял ее и повел к автомобильной стоянке.

— Вчера умерла мама, — сказала Маша.

Волк остановился и ошеломленно покачал головой.

— Да, — повторила она. — Она умерла. Покончила с собой.