Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 - 1943 - читать онлайн книгу. Автор: Гельмут Пабст cтр.№ 20

Ничего существенного не происходит. На юге наступление продолжается. Здесь у нас все еще есть возможность для передышки. Медленно, шаг за шагом, мы сбрасываем с себя свое оцепенение, как тесный костюм. Теперь мы осознаем, какими слепыми и бесчувственными сделала нас зима.

Это более того, что можно было бы допустить. Я прошел через брешь в задней части помещения на НП, позволяя молодым веткам хлестать меня по рукам, и остановился на некоторое время в прогалине. Гряда облаков протянулась с севера по бледному вечернему небу. Как огромно небо над Россией!

День за днем свистят пули пулеметных очередей над нашим укрытием. Ночью их свист отдается в лесу резким эхом. Ничего не происходит: потом кто-нибудь встает и выходит из землянки, а несколько секунд спустя он уже мертв. Ночь была спокойной, прозвучала лишь одиночная очередь, но она попала в него. Скажешь: «Черт побери, он был хорошим парнем», а на следующий день увидишь венок, сделанный ребятами, с пучками красных еловых шишек, как открывшиеся раны. Вновь видишь его лицо, точно таким же, как когда он вышел из землянки. Потом оно становится темным.

На короткое время в наш сектор заглянул сержант Браун, а сегодня он нас покидает. Браун отвечал за отделение пулеметчиков возле моего наблюдательного пункта. Он бодрствовал, пока я спал. Наши донесения дополняли друг друга. Вечером я передавал ему музыку, которую перехватывал где-нибудь на позициях, и никто из нас не выпивал свой шнапс в одиночестве. Он был асом, сумевшим поджечь блиндажи в П. и сжегшим последние сараи. С железным спокойствием он стрелял очередями трассирующих пуль, прислонившись к дереву, прицельная дальность 600. Очередь за очередью по одной и той же точке, до тех пор пока она не начинала дымиться. Вчера Браун сказал: «Что, добровольцы на выход в дозор? Я – нас. Я уже достаточно находился». Но сегодня он ругался, потому что не пошел туда. Ночью они обнаружили, что огневые позиции русских пусты. Они прошли через землянки, и с ними заговорил русский часовой в проходе, который не понял, кто идет.

Есть другие люди, которые с винтовками на ремне, расстегнутыми кителями и пилотками набекрень пробираются через сельскую местность. Есть что-то во взгляде их глаз, что отличает их от всех прочих. Их сразу узнаешь. Это те, кто ведет войну. Они несокрушимы. Они маячат повсюду, ввязываются во все предприятия. Опасность их привлекает, им нравится играть со смертью. Такие люди редко попадаются. Они слишком быстры, слишком умелы, слишком решительны. Они овладевают игрой и ведут ее продолжительное время. Потом они слишком часто ломают правила игры или же встречают достойного соперника. Один фельдфебель подбил двадцать восемь танков в ближнем бою; затем он поднялся на башню к командиру двадцать девятого всего лишь с пистолетом в руке. Он опоздал на секунду. Они выстрелили одновременно, и оба были убиты.

С такими людьми трудно ладить в тылу, по на фронте, если они попадают в руки к хорошему офицеру, они могут превратить роту в первоклассную боевую единицу, потому что их боевой дух и смелые решения передаются всем остальным. Мужество и смелость заразительны, точно так же как и трусость.

Вечером пошли длинные донесения об активности противника. Они дополнили картину. Атаку ожидали. Она началась в 3.00. Противник открыл огонь всеми имеющимися у него средствами, ослепляя наши пункты наблюдения, обстреливая артиллерийские позиции, сосредоточивая огонь на нашем плацдарме в Р. Почти сразу же замерли проводные линии связи; сообщение об атаке пришло по радио. Прием был слабым. Мы открыли заградительный огонь вслепую, ориентируясь на шум боя, усиливавшийся вокруг Р.

На рассвете мы вышли наружу и наблюдали черный дым от разрывов снарядов на краю леса, наползающий к нашим огневым позициям. На артиллерийских позициях один человек получил ранение. Около ста двадцати снарядов среднего калибра упали около НП. Мы открыли заградительный огонь всей своей мощью, сделав от восьмисот до тысячи выстрелов, но на самом деле говорили, что их было почти две тысячи, и половина из них – по Р. Наши собственные потери были невелики, а позднее на НП сообщили, что штурм Р. был сорван огнем нашей батареи.

Эшелон снабжения прибыл в 4.00. В 14.00 в дождь и снег мы грузились на поезд. К железнодорожной станции вела бревенчатая дорога, там была временная погрузочная платформа. Громоздкие русские вагоны сильно повреждены. Паровоз был гигантским. Дождь хлестал по грязным лужам, ветер гудел в телеграфных проводах. Орудийные команды поднялись с грязью на руках и груди. Но без спешки и без задержки машина за машиной закатывались вверх по наклонной платформе – орудия и передки орудий, фургоны связи, повозки канцелярии, кузница, полевые кухни и легкий транспорт.

Я все еще помню, как мы качали головами, когда получили первый местный фургон, когда еще были в Кульме. Это был тип автомобиля с решетчатой надставкой борта кузова, такой, какие крестьяне используют для перевозки сена. Мы покрасили машину в серый цвет, чтобы сделать ее хоть немного похожей на военную, по всегда стыдились ее, и нам приходилось тащиться в самом конце колонны – эдакой цыганской кибиткой.

Ну а сегодня? Сегодня все движимое имущество огромной армии погружено почти исключительно на такие повозки. Высокие фургоны, на которых когда-то французы возили фураж, уже давно забыты. Те фургоны, что есть у нас теперь, уже даже меньшего размера; это жалкие, потрепанные, маленькие рессорные двуколки. Но они проходят через любую непролазную грязь, и, если вязнут по самые оси, пара лошадей может легко их вытащить. С дружным «раз, два – взяли» артиллеристы могут поднять груженую повозку и поставить ее на место.

Следующими по наклонной платформе пошли лошади, по пять пар на открытую товарную платформу. Все прошло гладко, на нашей батарее – старая опытная команда. И мы покатили на запад…

В Р. мы увидели поезда, груженные новыми пушками и сельскохозяйственными машинами, орудиями войны и мира. После всех разрушений здесь уже чувствовалась рука хозяина. Даже на самых маленьких станциях было некое подобие сада с травой, деревьями и дорожками, и даже там, где было снесено полдома, пехотинцы устраивали свои собственные маленькие садики и лужайки перед домом.

Мы двигались по коридору в пределах досягаемости вражеских батарей. Однажды мы увидели два черных грибовидных столба взрывов в двухстах метрах от путей, но из-за шума поезда мы едва слышали звуки разрывов. Где-то на рассвете услышали гул пикирующего самолета, но он совершал рейд где-то в стороне.

Некоторое время спустя фельдфебель Вайзе сел в поезд. Повстречав сержанта Конрада, он спросил его: «Что-нибудь происходит?» – «Абсолютно ничего, – отвечал Конрад, – за исключением того, что прошлой ночью мы отбили еще одну атаку, тысячу выстрелов среднего калибра. Вот, пожалуй, и все».

Полчаса спустя фельдфебелю случилось быть во временной штаб-квартире дивизии и услышать там следующее: «Фантастическая история! Русские прорвались с танками и моторизованной пехотой. По нашему сектору выпущено две тысячи снарядов. Но 11-я и 12-я батареи добились хороших результатов». Вот как в геометрической прогрессии может быть раздута какая-нибудь новость соответственно расстоянию в милях от линии фронта.