Иллюзионист - читать онлайн книгу. Автор: Анита Мейсон cтр.№ 83

— Ну и что? — сказал Кефа.

— Я говорю о материи и тени, — сказал Симон. — Я говорю о суше и море, о звуке и тишине, о холоде и жаре. Я говорю о жизни и смерти, о спасении и осуждении на вечные муки. Я говорю о том, что есть, и о том, чего нет.

— Или о парах, — сказал Кефа. — Я понимаю.

— Нет, не понимаешь, так как пар не существует. А есть лишь двойственность в природе. И из этой двойственности возникают все пары противоположностей как отражение друг друга. Помести источник света в комнату с металлическими предметами разной формы, и свет создаст на их поверхности различные рисунки; но на самом деле это всего лишь серия искажений — искажений одного источника света. Дуализм един. Это выражает материя, как только появляется на свет, — иначе не может быть. Это выражает наш ум в каждой рождаемой им мысли — иначе не может быть. Корень мироздания раздвоен.

Кефа медленно крутил в руках кубок с вином.

— Высокопарные разговоры, — сказал он. — Я никогда не понимал философии. Не вижу в ней смысла.

— Слова «добро» и «зло» ничего не значат, — сказал Симон. — Мы употребляем их, когда особым образом осознаем проявление дуализма. С тем же успехом можно было бы использовать другие слова — «сладкий» и «кислый» или «холодный» и «горячий», — и это было бы правильно. Игра света и тени на поверхности — это все, что стоит за добром и злом. Теперь понятно?

Кефа молчал.

— Я видел это давно, — продолжал Симон. — Я видел свет и тьму. Но не понимал, что это означает. Не прослеживал всех связей до конца. Теперь я должен это сделать. Из-за ума проститутки и искренности мальчика, из-за безумия императора и загадок твоего учителя, которые вы не можете разгадать.

Кефа с удивлением смотрел на него, и его лицо в свете лампы побледнело.

— Надо отдать мне должное, — продолжал Симон, — я многое понял. Я понял, что мир порочен, хотя не понимал почему. Он порочен, так как при сотворении был разделен, разобщен, что и проявляется во всех вещах, которые люди называют злом, хотя прежде все было так тщательно перемешано, что зла не существовало. Также я понял, что Бог, которому вы поклоняетесь, — это враг и что с ним необходимо бороться. Мне казалось, я понимал почему, но это было не так. И я также понял, что мир — ловушка, а ловушек надо избегать. Но я не понял, что бегство от ловушки — часть самой ловушки. Это я понял не сразу.

Он замолчал, погруженный в свои мысли. Когда Кефа наливал вино, у него слегка дрожали руки.

— Почему, — едва слышно спросил он, — Бог, которому я поклоняюсь, — это враг и с ним нужно бороться?

— Потому, — устало сказал Симон, — что он утверждает, будто он единственный Бог. Это основа вашей веры, так? В этом Он непреклонен. Только это ложь, Кефа. Ничего не бывает по одному. Всегда есть что-то второе. Не существует утверждения, в котором не содержалось бы его собственного отрицания. Но вы этого не поняли, и поколение за поколением молились вашему Богу как Единственному, пока он не стал жадным и не заявил, что Другого нет. И это заблуждение привело к катастрофической потере равновесия в мире, которую можно исправить, только поклоняясь Другому. Именно это я и принялся делать. Я полагал, что спасаю человечество, но я ошибался. Я спасал Бога.

Его слова прозвучали в полнейшей тишине. Был слышен только стук повозки на улице.

— Где, — наконец сказал Кефа, — во всем этом богохульстве и бреде обещанный подарок?

— Ты что, сам не видишь? — спросил Симон. — Мы с тобой шли разными дорогами, разными и противоположными, но мы оба совершили одну и ту же ошибку. Каждый из нас верил, что он прав, а другой нет. Правда в том, что никто из нас не прав, пока мы считаем, что совершенно правы. Ничего не бывает по одному. Не существует утверждения, в котором бы не содержалось его отрицания. Отрицание всего лишь его собственное отражение.

Кефа закрыл глаза. Казалось, он отчаянно борется с какой-то мыслью.

— Мне кажется, — медленно сказал он, — ты только что сказал, что если утверждение правильно, оно также неправильно.

Симон невесело засмеялся:

— Ты понимаешь меня лучше, чем я думал.

— Что?

— Когда правда произносится вслух, она становится неправдой, — сказал Симон. — Поэтому есть вещи, говорить о которых не следует.

Кефа покрылся смертельной бледностью. Симон удивленно посмотрел на него. Но Кефа ничего не сказал, и он продолжил:

— В чем ошибочен твой путь, и мой тоже? Мы настаивали на единственности. Каждая единичная вещь будет стремиться найти свою тень, свою вторую половину. А если этому помешать, — Симон остановился, понимая, что подошел к самой сути своих парадоксальных рассуждений, — если этому помешать, случится странное и ужасное. Она не просто создаст свою тень. Она станет ею.

Он не знал, слышит ли его Кефа. Тот смотрел на Симона, как смотрели бы на восставшего из гроба.

— Это случилось со мной, — сказал Симон. — Я пытался уничтожить закон — и обнаружил, что уничтожение закона стало законом, автором которого был я сам. Я учил людей, что они боги и не должны никому поклоняться, — и обнаружил, что мне стали поклоняться как богу. Я проповедовал стремление к свободе — и обнаружил человека, который стремился познать все виды свободы до конца и подчинил самого себя и весь город своим ночным кошмарам. Это случится и с тобой: ты окажешься на том самом месте, с которого полжизни бежал. И ты этого не вынесешь, поскольку веришь, что Бог Один.

Казалось, Кефа пришел в себя от шока, вызванного словами Симона. Он немного ссутулился, упрямо выставив вперед нижнюю челюсть.

— Ты ждешь, что я придам значение всему этому бреду?

— Тогда послушай того, чьи слова ты уважаешь больше, — сказал Симон. — «Первый будет последним. Последний будет первым». «Стремись спасти свою жизнь, и ты ее потеряешь». «Я пришел, чтобы дать зрение слепым и лишить зрения зрячих». — Он улыбнулся Кефе. — Парадоксы. Невозможные афоризмы. Может быть, я слушал лучше, чем ты?

— Ты умный человек, — проворчал Кефа. Он налил себе еще вина и грубо подтолкнул кувшин к Симону. — Такой же умный, как дьявол, твой отец.

— У меня другая родословная, уверяю тебя.

— Как дьявол, ты вьешься ужом, извращаешь правду. И как дьявол, ты падешь.

— Без сомнения, — согласился Симон. — Путь наверх и путь вниз — одно и то же.

Кефа не слушал.

— Как дьявол, ты искушаешь. За этим ты и пришел сюда? Ввести меня в искушение? Сказать мне, что все, что я делал, неправильно. Именно это скрывается за твоими умными речами? В них пустота, и ведут они в пучину безумия. Ты хочешь сказать, что бессмысленно даже пытаться что-то сделать.

— Почти правильно, — сказал Симон, — но не совсем. Настоящая пучина еще дальше.

Кефа смотрел в изумлении.