Это было в Праге - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Брянцев cтр.№ 148

Но она отказалась. Как больно сказать «нет» любимому человеку… Сказать «нет», когда сердце отвечает «да». Но он понял ее. Они расстались потому, что на родину надвигалась гроза. С тех пор прошло почти восемь лет. Она думала о нем все эти годы, неотступно думала и хотела быть с ним. И наконец пришло письмо. Что же теперь мешает их любви? Больше нет препятствий.

Божена легко вызвала в своем воображении их будущую совместную жизнь. Она будет залита солнцем. Ни одной тени не упадет на их отношения. Да и откуда взяться этим теням, если они любят друг друга, понимают и берегут? Мечты уносили ее к Милашу, в горы и леса Югославии, среди которых он жил, где был его дом. Или ей представлялось, что Милаш приезжает в Прагу и она встречает его на вокзале, с цветами. Но чаше всего ей представлялись вечера на берегу Влтавы и знакомая — до каждого сучка знакомая — скамья. Нерич что-то говорит ей, а она слушает и смотрит на реку.

Все чаще и чаще Нерич заговаривал в письмах о Праге.

«Как хочется оказаться в знакомых, давно ставших родными местах! Полжизни я провел на чешской земле, и опять тянет к ней, — писал он в одном из писем. — Не удивляйся, если неожиданно нагряну».

Но Божена недоумевала: почему Милаш не на родине, а в Швейцарии и письма идут из Берна? Но следующее письмо все разъяснило. Нерич находится в заграничной командировке от министерства иностранных дел Югославии. Командировка длительная.

Божена делилась новостями с отцом. И ей было приятно слышать, когда Ярослав, прочитав одно из писем, сказал:

— Твой Нерич, пожалуй, скоро министром станет.

Когда Нерич известил, что вступает в коммунистическую партию, Ярослав одобрил:

— Вот это дело!

Однако Божена не замечала, чтобы отец близко к сердцу принимал изменения в судьбе Нерича или интересовался им. Он ни разу не спросил по своему почину, что пишет Нерич. Если она рассказывала, он слушал, показывала письма — читал. Божене казалось, будто он это делает из нежелания огорчать ее. «Неужели так будет всегда? — горько думала она. — Неужели всегда он будет равнодушен к моей любви? Должен же наконец отец понять, что мое счастье — Милаш, и только Милаш».

С Антонином, который теперь бывал у них почти каждую неделю, она старалась не заговаривать о Нериче. Первой своей радостью Божена, правда, поделилась с ним — и тут же увидела, что Антонин настроен к Милашу враждебно. Он ничего не сказал, даже не ответил на ее вопрос: «Как ты думаешь, скоро он сможет приехать?» — и поспешно ушел.

Милый Антонин, он глубоко предан ей. Каждый час она чувствует его внимание и заботу. Он бывает с нею в кино, встречает ее по субботам около университета и провожает домой. От Божены не укрылась его любовь, хоть он и старается не выдать ее. Но разве ее можно утаить? Вот так же и она, встречаясь с Неричем, пыталась скрыть свое чувство. Но что ей казалось надежно скрытым, то было явным для Нерича.

Антонин теряется в разговоре с нею, мрачнеет, если она холодно встретит его, грустит, когда видит ее безразличие. И ей жалко его. Может быть, и она виновата в том, что Антонин мучится? Ей не следовало отвечать на его взгляды, доверчиво делиться с ним своими радостями и печалями. Еще тогда, в годы войны, когда она угадала его пробуждающееся чувство, ей нужно было сказать твердо и ясно, что она любит Нерича, что Нерич для нее самый дорогой человек на свете. Антонин, поняв это, остался бы ее товарищем. Но она не сказала тогда, не сказала и позже. Больше того, ее радовала любовь Антонина. Не будь Нерича, она, быть может, ответила бы на его чувство: Антонин ей нравился. Иногда Божена ловила себя на мысли, что даже жалеет о своей любви к Неричу: слишком тяжело давалась ей их долгая разлука. Не появись письма в сорок пятом году, она бы вообще смирилась с тем, что Нерич ушел из ее жизни. Но он жив, думает о ней. Этого довольно, чтобы снова страдать и терпеливо ждать его. Теперь Антонин лишний в ее жизни. Его любовь тяготит ее, его мрачность раздражает, молчание утомляет. Ей хочется говорить о Нериче, и только о Нериче, вспоминать прошлое, мечтать о будущем…

Нерич вытеснил все, чем раньше она жила, и от этого ей светло и радостно жить. Иногда, только изредка, она вспоминает об Антонине и чуточку жалеет его. Но это случается все реже и реже…

С утра Божена чувствовала себя оживленней. Из университета она поехала домой.

Трамвай шел слишком медленно, остановки злили, казалось, их слишком много — больше, чем всегда. Наконец последняя. Божена торопливо спрыгнула с подножки и побежала по своей улице. Стуча каблуками, она взбежала по ступенькам, открыла дверь — и сразу увидела на столе телеграмму. От него! Так и есть, из Белграда… Она дрожащими пальцами разорвала облатку и прочла давно жданное слово: «Выехал».

Она готова была разрыдаться от счастья и закрыла глаза ладонями.

Только теперь она услышала скрип стула, потом приближающиеся к ней шаги и тревожный голос:

— Что с тобой, Божена?

Она смахнула с глаз слезы. Перед ней стоял Антонин. Страдальческая улыбка свела его губы. Он смотрел на Божену, не решаясь заговорить.

— Это ты, Антонин? — приходя в себя, спросила Божена. — Извини, я не заметила.

И подумала с досадой, снимая шляпку: «Зачем он здесь? Как не вовремя!»

Антонин с минуту потоптался в нерешительности, потом торопливо оделся и, не сказав ни слова, открыл дверь.

1

Уже два с лишним года бывший штурмбаннфюрер СС Мориц Обермейер сидел во франкфуртской тюрьме. Суд давно сказал свое слово. Следствие установило, что он именно тот человек, за которого себя выдает.

Обермейер смирился со своим положением и навсегда похоронил надежды на будущее. Только изредка неугасимая злоба вспыхивала в нем при воспоминаниях о прошлом. Он не мог себе простить роковой ошибки, которую совершил при бегстве из Праги. Но и злоба утихала. Время сглаживало все.

Сегодняшний день ничем не отличался от других: заметно скудный завтрак, потом поверка заключенных и ожидание обеда. В камере полумрак; солнце появляется в окне лишь в час пополудни и спустя недолгое время снова исчезает, скрываясь за каменной громадой соседнего корпуса. Обермейер ежедневно отмечает длину тени на стене — это единственное и притом самое интересное занятие в его одиночестве. Больше делать нечего.

Но сегодня пасмурно, осеннее небо затянулось тучами, и солнца, кратковременного солнца, конечно, не дождаться. Обермейер лег на койку — не удастся ли уснуть? — и закрыл глаза.

Однако уснуть помешали. В два часа дверь неожиданно открылась и дежурный окликнул Обермейера:

— Следуйте за мной!

Обермейер повиновался, но вышел из камеры без особой охоты. В чем дело? Куда его ведут? Кому он понадобился? Неужели оккупационные власти решили пересмотреть дело, нашли новые документы?

Вслед за дежурным Обермейер проследовал через пустой тюремный двор. Его вели в административную парикмахерскую.