Обратная сторона войны - читать онлайн книгу. Автор: Олег Казаринов cтр.№ 118

Он неторопливо нагибался, толкая бойца в плечо, и говорил:

— Землячок, а землячок. Землячок! — и толкал сильней.

Тот поднимал голову.

— Чего лежишь?

— Убьют.

— Ну что ж, убьют, на то и война(!). Вставай, вставай.

— Убьют.

— Вот я стою, ну и ты встань, не убьют. А лежать будешь, скорей убьют. На ходу-то трудней в нас попасть.

Примерно так, с разными вариантами, говорил он то одному, то другому. Но главное было, конечно, не в словах, а в том, что рядом с прижавшимся к земле человеком стоял другой — спокойный, неторопливый, стоял во весь рост. И тот, у кого оставалась в душе хоть крупица самолюбия и чувства стыда, не мог не подняться и не встать рядом с Николаевым. А раз уж поднявшись, теперь он был зол на тех, кто еще продолжал лежать, и, чувствуя, что сам подвергается опасности, а другие рядом лежат, сердито кричал, чтобы они вставали, что они. в самом деле, лежат!

Примерно такое же чувство испытывал и я. Если бы не Николаев, я бы, возможно, тоже лежал, прижавшись к земле, потому что мне было СТРАШНО. Но Николаев шел во весь рост, спокойным голосом поднимал людей, и я тоже поднялся и тоже пошел, и у меня была злость на тех, кто еще лежит, и я так же, как другие поднявшиеся бойцы, орал на тех, что еще лежат, чтобы они вставали и шли, и орали на других. И так понемногу двигалась вся эта цепь необстрелянных людей, на ходу становившихся обстрелянными».

Психологическое напряжение той атаки, страх, очевидно, произвели на К. Симонова такое сильное впечатление, что он не мог не передать их в стихах.

Главный редактор «Красной Звезды» Д. Ортенберг вспоминал: «Единственное, что Симонов привез из Крыма, — это стихи «Атака».

Когда ты по свистку, по знаку,

Встав на растоптанном снегу,

Готовясь броситься в атаку,

Винтовку вскинув на бегу,

Какой уютной показалась

Тебе холодная земля,

Как все на ней запоминалось:

Примерзший стебель ковыля,

Едва заметные пригорки,

Разрывов дымные следы,

Щепоть рассыпанной махорки

И льдинки пролитой воды.

Казалось, чтобы оторваться,

Рук мало — надо два крыла.

Казалось, если лечь, остаться, —

Земля бы крепостью была.

Пусть снег метет, пусть ветер гонит,

Пускай лежать здесь много дней.

Земля. На ней никто не тронет.

Лишь крепче прижимайся к ней.

Ты этим мыслям жадно верил

Секунду с четвертью, пока

Ты сам длину им не отмерил

Длиною ротного свистка.

Когда осекся звук короткий,

Ты в тот неуловимый миг

Уже тяжелою походкой

Бежал по снегу напрямик.

Осталась только сила ветра,

И грузный шаг по целине,

И те последних тридцать метров,

Где жизнь со смертью наравне.

Вот она, истинная, неприкрашенная, суровая правда войны! Чувства и переживания человека в бою!»

Помните, «у каждого человека есть свое чувство опасности»? Николаев был обстрелянным офицером, для него минометный обстрел был совсем иным, нежели для новичков, которые в каждом взрыве видели неминуемую смерть.

Однако во время войны опытные кадры постепенно выбивались, а в армию вливались все новые и новые призывники, и вплоть до последних месяцев проблемы оставались теми же — проведение операций необстрелянными новобранцами. Отсюда компенсация качества количеством, и поэтому же пренебрежение командования человеческими жизнями.

Здесь проявлялись и низкое качество солдат, и усталость уцелевших старослужащих и элементарное разгильдяйство, неизбежно проявляющееся при скоплении десятков тысяч человек, находящихся между жизнью и смертью. Словом, все то, что невозможно заранее планировать, но что грамотным командирам постоянно приходится учитывать, иметь в виду.

Старый фронтовик Виктор Астафьев рассказывал: «Но это надо еще помножить на нашу Россию, на наше раздолбайство, нашу необязательность, нашу халатность. Ведь к нам в тыл пройти немецким разведчикам ничего не стоило: как хотели, так и шлялись. Был случай, когда с одного места немцы семь человек «языков» взяли перед самым наступлением. Везде части, техника, люди — плюнуть некуда. И все спят… Сколько приказов разных было: не спать на передовой, шляться будут — не пропускай! А как не пропускай? Ну, вот они идут, ведро картошки тащат. «Стой, б..!» — «Чего стой?» — «Ну стой!» — «Чего стой, чего ты?» — «Стой, говорю, нельзя тут ходить!» — «Вот твою мать… А кто сказал, что нельзя?» — «Стой? б… назад!» — «Да чего? Картошку идем сварить!» — «Нельзя!» — «Сейчас, курва, винтарь сыму, как вдарю — враз лапы кверху загнешь!..» Ну, пропустил этих, потом другие идут, коня ведут раненого добивать, там третьи, четвертые, еще и еще. Вся передовая шляется, кормится, ворует, ищет что-то. У всех свои дела. К сорок четвертому году на передовой и мастерские работают, сапоги на заказ шьют: один в танке или самолете кожу с кресел ободрал, второй у офицера седло стрельнул на подметки, третий шпильки делает, четвертый бересту добывает — сапоги-то сооружение сложное. А ты за них дежуришь, копаешь, то, другое…»

В дневниках Й. Геббельса есть любопытные записи, которые также отмечают усталость от войны и снизившиеся боевые качества советских солдат. Приведу некоторые из них. На мои взгляд, они интересны тем, как враг оценивал нас в конце войны.

«Передо мной лежит приказ маршала Конева советским войскам. Маршал Конев выступает в этом приказе против грабежей, которыми занимаются советские солдаты на восточных немецких территориях. В нем приводятся отдельные факты, в точности совпадающие с нашими данными. Советские солдаты захватывают прежде всего имеющееся в восточных немецких областях запасы водки, до бесчувствия напиваются, надевают гражданскую одежду, шляпу или цилиндр и едут на велосипедах на восток. Конев требует от командиров принятия строжайших мер против разложения советских войск. (…)

Советские солдаты тоже очень устали от войны, но они полны адской ненависти ко всему немецкому, что надо считать результатом изощренной большевистской пропаганды. Когда Власов заявляет, что Сталин — самый ненавистный человек в России, то это, конечно, говорится ради собственного оправдания. Однако его утверждение, что Советы испытывают существенный недостаток в людях, верно. Они используют во всех тыловых районах женщин, и только этим объясняется, что они располагают ещё поразительными контингентами пехоты. (…)

По пути Шернер докладывает мне о положении в своей группе армий. Он начал атаку в районе Лаубана, чтобы вынудить врага к перегруппировке, чего ему и удалось добиться. Во время этой операции он разгромил большую часть танкового корпуса противника, не понеся значительных потерь в своих войсках. Он считает, что если на большевиков вести настоящее наступление, то их можно бить при любых обстоятельствах. Их пехота просто безнадежна; в ведении войны они опираются исключительно на свое материальное превосходство, в частности в танках. (…)