Комендантский патруль - читать онлайн книгу. Автор: Артур Черный cтр.№ 40

Силы наши тают день ото дня. Вместо положенных и в первые дни идущих рядом шести-семи десятков на этой зачистке едва можно набрать два. Больше половины из них — сотрудники Временного. Чеченцы быстро пронюхали, что, если с вечера предупредить дежурного о небольшом опоздании на самую раннюю утреннюю зачистку (якобы догоню своих потом обязательно) или просто закрыться в кабинете, а утром никому не открыть, можно вообще остаться безо всякой там зачистки, А это уже есть безбрежное добро для невысыпающегося организма. Контрактники, которым некуда податься в своей беде, каждое утро исправно и упорно топчут улицы чеченского города, который кажется скорее больше нужен им, чем самим чеченцам.

Сегодня с нами всего пять местных: участковые Пророк с Гарпией и трое пэпээсников.

Сами не зная для чего, верные установке командования постоянно двигаться, мы просто идем по улицам участка. Участок этот велик, запутан и неровен своими раскидистыми краями, но нам выделен самый захудалый его обрезок, где, кроме перевороченных, заросших развалин да мусорных свалок, ничего нет.

Наперевес держа в руках автоматы, довольно подмигивая друг другу, мы идем по своему участку.

Каким бы длинным ни казался 30-й участок, как бы медленно мы по нему ни шли, а путь свой завершили уже через час.

Временщики первыми выходят к дороге, бросают в кунг «ЗИЛа» уже намокшие от пота кителя, долго курят и, мелькая лысыми головами, перелезают через борт. Водитель заводит мотор и, плавно отпуская сцепление, уводит грузную машину. Мы остаемся на дороге. Через полчаса в отделе начнется построение, которое, по привычке предыдущих дней, просто необходимо сегодня избежать.

Целый час мы сидим в приткнутом у обочины, облупленном своем автобусе. Наш водитель рассказывает анекдот:

— Мальчик, почему ты плачешь?

— Моя собака убежала!

— А где ты живешь?

— А это только моя собака знает!..

Всех словно прорывает, и вскоре в автобусе начинается уже целый конкурс на право рассказать следующий анекдот.

Быстро и неостановимо катится время.

Целый день, оставшись без пропущенного нами развода и идущей за ним новой зачистки, я сплю в своей каморке. Просыпаясь, набиваю свой живот кусками застывшего недоваренного в спешке риса, тяну кислый чай и снова падаю на кровать.

Привычные картины вечернего построения: Тайд с Рэгсом, мелькая перед строем легкими хэбэшными камуфляжами с короткими рукавами, заводят длиннющую речь о том, как опасно в наши дни показываться в городе и отделе одетым не в милицейскую форму. За это нам полагается немедленный выговор и многогодовая немилость. Сидящий уже неделю на казарменном положении отдел Тайд обещает строить через каждые два часа на плацу. Рэгс, пользуясь благоприятным моментом, закидывает удочки в озеро ханского всесилия:

— Да они разбегаться будут между построениями! Через час!

Идея зама находит одобрение у начальника. Он удовлетворенно кивает:

— Через час!

Тайд точен и злопамятен. Он первым выходит на построение. Контрактники и местные, ужинавшие в кафе, опаздывая, мелкими кучками вваливаются в хмурый строй. Там, на покрытых скатертями столах, в измазанных соусом тарелках остывает их недоеденная пища. Небритые, немытые, злые чеченцы негромко ропщут в конце лязгающего металлом строя. Некоторые из них, кто живет за городом и по республике, уже несколько дней не были дома.

Рэгс, пытаясь угодить начальнику, кричит на каждого опоздавшего:

— Вы знаете, что мы вообще на военном положении?! Что шаг влево, вправо — трибунал! Вы когда брились последний раз? Почему не в головном уборе? Где оружие?.. Рапорт на них! Наказать!..

С первым движением тайдовского языка болтливый и угодливый Рэгс уходит в тень. Начальник обрушивает на нас свой гнев. Тайд вершит на этом плацу самый Страшный Суд.

Привыкшие к безумию начальника, мы молча заслушиваем черный список бесконечных своих преступлений, молча ставим подписи под смертными своими приговорами.

Уходя, Рэгс бросает через плечо:

— Новое построение в 24.00!

ОМОН г. Новосибирска встречает нас на своем 29-м блоке. Высокий, статный их командир сумрачно интересуется, какой именно кусок развалин мы сегодня зачищаем, а после долго провожает нас тяжелым взглядом.

Я в Грозном… Как я ненавижу этот жестокий, пропахший порохом и кровью город! Куда шагнуть от его вездесущего зла? Там, за городом, ничего нет, как и нет ничего на свете, кроме этого города. Мое прошлое, оставленное за ним, пусто и непередаваемо скучно, оно умерло много дней назад; мое настоящее здесь, оно черно и беспросветно; моего будущего нет и никогда не будет. Моя жизнь связана только с Грозным. Не все равно ли, что было в ней и что будет потом?

Сидя на ступеньках завалившегося крыльца, я молча рассуждаю о смерти, равнодушно составляя текст своей похоронки. Отчаяние и тоска несут меня в царство мертвых по волнам мрачного Стикса.

Невдалеке, бесцельно бродя между скошенных стен, чеченцы с русскими находят фруктовые сады и, пригибая тяжелые ветви деревьев, пихают в рот сливы, вишни и еще зеленые жесткие груши. Я присоединяюсь к товарищам.

Результаты зачистки нулевые. Ни схронов, ни боевиков не обнаружено.

Вечер. Среди незатихающей войны, среди постоянных смертей и печального одиночества мы уверенно рассуждаем о новой беде, которая внесет разнообразие в серые наши жизни. Контрактники, переполненные слухами об агрессивности Грузии по отношению к Южной Осетии, рьяно составляют планы своего будущего грузинского похода. Долгий летний вечер застает нас в шумном кубрике, где уже идут бесконечные споры о громких победах в новой войне. Мы обязательно и в полном составе поедем туда, как только она начнется. Чечня — это славное великое прошлое, но оно прошлое. Грузия — это наше светлое, наполненное счастьем будущее.

Светлое прошлое и светлое будущее для нас только одно — война. Безумные, несчастные люди, забывшие и никогда не знавшие, что такое мир!

Утром я просыпаю на пост, поднимаюсь за минуту до построения.

Тамерлан до хрипоты кричит на своих бездельников участковых. Мы даже не прячем глаз и не опускаем лиц, нам безразличны результаты всякой работы. Со слов Тамерлана, мы заняли последнее место в городе по всем показателям. Никого это сейчас не трогает. Нам слишком долго и настойчиво повторяли, что мы лентяи и неумехи, что все наши достижения скромны и случайны, что мы трусы и жулики, говорили обидно и незаслуженно. Ни один из сейчас стоящих здесь не сделает во имя этого отдела ничего нового, не совершит никакого подвига и не принесет никакой жертвы.

Лишь совесть, лишь твердые убеждения в своей правоте, приведшие нас сюда, способны еще на что-то, на подвиг и самопожертвование. Но они неприменимы к этой работе, где мыльными пузырями лопаются назначенные сверху, завышенные ее планы.