Ведун допил кумыс, вернулся к горну, высыпал в него остатки угля из второго мешка и взялся за мех. Работы оставалось уже не так уж много: расковать сляб, равномерно разровняв металл по толщине, разрубить вертел и наварить получившиеся полосы параллельно друг другу.
— Нету ничего, — вернулась недовольная Роксалана. Следом Тария принесла охапку какой-то одежды и бросила перед юртой. — Слышишь? Нету нигде больше никакого серебра!
— Можно снять с моей шапочки, господин, — предложила Тария.
— Не нужно. Если хочешь сделать одну хорошую вещь, это не значит, что можно испортить другую. Роксалана, иди сюда.
— Чего, Олежка?
Ведун опять неторопливо и старательно ощупал ее грудь, отвернулся.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, милый, прежде чем я сверну тебе шею? — холодно поинтересовалась девушка.
— Да, дорогая, — кивнул Олег. — Ты мне еще понадобишься минут через десять.
— Через десять минут ты будешь уже чуть теплой тушкой. — Шамшер с шипением пополз из ножен.
— Встань чуть правее, — попросил Середин. — Корыто загораживаешь.
— Повернись ко мне и прими смерть как мужчина!
— Заканчивай цирк, Роксалана. — Олег снова загрохотал по наковальне. — Здесь нет посторонней публики. Лучше пояс пока сними, чтобы не поцарапать. Давай-давай, не крути зрачками.
Он подцепил светло-вишневую пластину клещами и кинул в воду.
— Тария! Тряпку какую-нибудь дай, что не жалко.
— Вот, господин, — на миг нырнув в юрту, вернулась с обрывком полотна кочевница. Судя по вышивке, когда-то оно было подолом рубахи.
Олег тщательно протер железку изнутри, поманил Роксалану:
— Иди-ка сюда.
— Олежка… — приблизилась она.
Середин кивнул, приложил нагрудник кирасы к ее телу:
— Ну как, в размер попал? Мужские ведь тебе не подойдут…
— Олежка-а!!! — Она обхватила ведуна за шею, прижала к себе, несколько раз крепко поцеловала. — Это мне, да? Чего же ты сразу не сказал, паразит?! Ну ты… Вот это да, Олежка. Эх, Джулии и Ксюшки нет, они бы умерли от зависти!
— Я подумал, раз уж тебя не получается загнать в обоз к бабам, нужно хоть постараться, чтобы мужики не убили. Сзади брони не будет, только железные полоски крест-накрест, от скользящих ударов. Ты ведь не лошадь, такую тяжесть таскать. Так что спиной ни к кому не поворачивайся.
— А ты мне явно польстил, — покачала торсом Роксалана. — Свободно. Болтаются.
— Да? — Олег подсунул руку под броню, пощупал с одной стороны, с другой. — Скорее, наоборот. Еще ведь поддоспешник надевать нужно. А вот тут как? А вот тут…
Роксалана занесла руку… Опустила. Занесла снова…
— Паразит ты, Олежка. Не знаю, что с тобой и делать.
— Расслабься. Считай, что я доктор.
— Хочешь поиграть в доктора? Может, лучше в юрте?
— Проушины для ремней приварить нужно. — Олег бросил кирасу обратно в горн. — И перекалить. От быстрого охлаждения металл хрупким становится. Для доспеха более вязкий потребен.
— Оле-ежка… — Спутница обняла его сзади и чмокнула в щеку. — Иногда я так тебя люблю! Что даже убивать не хочется.
— Тебе хочется меня убить?
— Ага. Все остальное время. Как думаешь, когда его опробовать можно будет?
— Кого?
— Ну, этот… Нагрудник.
— Тебе опять хочется влезть в драку? — обернулся на нее Середин. — Забыла, о чем вечером говорили? Или как тебя после боя крючило?
— Не знаю я, Олежка. Но опробовать ведь надо?
— Знаешь, деточка, с такими желаниями тебе не кираса железная нужна, а полная паранджа!
— Ты хочешь меня обидеть?
— Нет, я хочу вернуть тебя папе с мамой целой и невредимой.
— Перестань, — снова обняла его Роксалана. — Ничего со мной не случится. Вон, сколько всего пережили, и обошлось. Я чувствую. Я ведь пророчица, забыл?
— И поэтому ты лезешь в бутылку?
— Нет, не поэтому. Олежка, ты помнишь болото? Тогда, первый раз? Я тогда себя так чувствовала, так… — Она глубоко вдохнула и выдохнула. — Вернуть это чувство хочется. Еще хоть разик испытать. Ты меня понимаешь?
— Понимаю. Издержки физиологии. Ты стала наркоманкой.
— Еще одна такая шутка, — девушка куснула его за ухо, — и в доктора ты станешь играть в одиночку.
Олег скосил на нее глаза, подумал… И замолчал.
* * *
Ведун ожидал приезда старейшин только на четвертый день — два дня пути туда, два дня обратно. Но Бий-Султун с двумя десятками нукеров появился уже через день вечером. Видимо, кривого Чабыка осенила идея послать вперед гонца. В этот раз потомки ворона были при полном вооружении — щиты, копья, луки, панцири. И сами воины выглядели лет на тридцать-сорок. Уже не мальчики, а серьезные люди. В отряде оказались даже откровенные старики — но те почти сразу повернули назад, угоняя овечьи отары.
Старейшина осмотрел захваченное кочевье, почтительно поприветствовал Середина, но в разговор вступать не стал. Воины расположились все у той же коновязи, зарезали несколько барашков. Когда по кочевью разлился аппетитный аромат вареного мяса, голову одного их них, жамбаш (то есть подвздошную кость), грудинку и два передних окорочка принесли на широком подносе в юрту Олега.
— Ну что? — оценив набор, сделал вывод ведун. — Они считают меня одним из командующих. Посему голова — это мне. В тебе, красавица, как ни обижайся, заподозрили мужчину. Жамбаш — это доля воина уровня замначальника. На случай, если я думаю иначе, тут есть три чисто женских куска: грудинка для старшей жены и окорока для младшей. То есть я могу решить и так, что оба почетных куска мои, а остальные тогда вам. Или разделить их между нами, а все остальное отдать Тарии. Женщин сейчас в кочевье почти нет, так что щедрость вполне понятна. Невольницы небось так обжираются, как никогда честными женами не едали. Что скажешь? Ужинать будем по понятиям, или как?
— А можно мне окорочка? — тут же предложила Роксалана.
— Ну, если Тария никогда и никому ничего не скажет, то чего-нибудь придумаем. Например, голову отдать ей, а все остальное поделить между нами. Ты как, девочка?
От такого варианта глаза кочевницы округлились так, словно ей предложили пару дней побыть нефтяным олигархом:
— Я никому ничего не расскажу, господин!
— Клянись земным прахом, лунным светом и текучей водой!
— Клянусь, господин!
— Тогда меняемся…
Ведун еле успел обсосать ребрышки вареной грудинки, как на улице послышался топот, тревожные крики. Олег тут же схватился за меч и, прямо с ребрышком во рту, выскочил наружу. Увидев примерно полусотню приближающихся всадников, он выплюнул кость, скомандовал: