— Значит, через город дороги тоже нет… — подвел печальный итог подполковник. — Спасибо, товарищи за сведения!.. Можете пока идти отдохнуть… К сожалению, накормить не могу… Нечем… Сами уже второй день на подножном корму. Он повернулся к остальным задержанным… Узнав, что документов ни у кого, кроме Крутицына, нет, нахмурился. Спросил сухо: — При каких обстоятельствах потеряны?.. Почему не сохранили? Внимательно выслушал объяснения, переводя колючий взгляд, то на Чибисова, то на Соловца с Брестским, на их осунувшиеся заросшие многодневной щетиной лица. Выдержал паузу… и махнул вдруг устало рукой: — Ладно… Верю. На диверсантов, вроде бы, не похожи… Мы все тут, как говорится, в одной лодке… В общем, товарищи, ситуация такова…
Наши войска отступали не только от границы. Барановичи, куда так стремился Чибисов, были давно уже заняты немцами. Более того, пал и Минск.
— Да-да, товарищи, мы в глубоком немецком тылу… В окружении… — подтвердил самые страшные предположения Федора подполковник. — Большой массой нам, увы, не пройти. Все попытки прорваться в течение вчерашней и сегодняшней ночи успеха не имели. И думаю, уже бессмысленны… Только понапрасну людей положим… Поэтому!.. приказываю всем разделиться на небольшие отряды: по три — пять человек, и самостоятельно выходить из окружения…
Поздно вечером четверка друзей двинулась в леса и далее через Пинские болота (по совету Крутицына) в сторону Гомеля. Из окружения они вышли лишь через месяц… Что сталось дальше с танкистами, подполковником и остальными собранными в лесу бойцами, друзья так никогда и не узнали…
25
— Кто может подтвердить Вашу личность? — спросил капитан особого отдела, исподлобья глядя на Чибисова.
Федор назвал несколько фамилий, в том числе капитана Буланова и полковника Алехно — всех, кого знал, кого смог вспомнить, выдерживая пристальный, недобрый взгляд энкэвэдэшника и чувствуя, что ему не верят. Хоть повались он сейчас в ноги или ударь себя кулаком в грудь. Все равно — не поверят. Чибисову вдруг показалось, что комната наполнена каким-то свинцовым зыбким туманом, от которого стало трудно дышать… Особист ухмыльнулся краешком рта, словно зная что-то такое, чего не знал еще лейтенант и что делало вину последнего очевидной…
— Полковник Алехно говоришь?.. Застрелился твой полковник, как последний… Покончил жизнь самоубийством… Избежал, так сказать, ответственности за судьбу своей дивизии… А остальные, о ком говоришь, судя по всему, погибли или попали к вам в плен. Иначе откуда тебе, шпионская морда, знать про ту пограничную часть и полковника Алехно? — особист скрипнул зубами и ударил кулаком по столу. Тоненько звякнул крышечкой графин с водой. Чибисов, глядя на всплеснувший крошечными волнами водяной овал, аккурат посреди графина, облизнул пересохшие губы. — А может, ты — засланный к нам диверсант? Вон, вчера у переправы полроты саперов перестрелял и… Немецкий десант. И все, заметь, были одеты в нашу форму… Ну рассказывай, гад, как был завербован и где?! А может, тебя из-под самого Берлина к нам заслали? А?!
У Федора гулко застучало в висках и стол вместе с капитаном вдруг накренился куда-то вбок… «Только не хватало еще в обморок здесь грохнуться» — мысленно разозлился на себя лейтенант и обхватил руками голову… Особист, воспринявший это как жест отчаянья, торжествующе осклабился… «Плохо дело» — подумал Чибисов…
— Плохо дело, — повторил несколько раз Крутицын, прохаживаясь из конца в конец подвала, в котором был заперт вместе с Соловцом и Брестским (Чибисова первым вызвали на допрос). Как глупо все это: избежать немецкого плена, пробраться через захваченную врагом территорию, натерпевшись всевозможных лишений и страхов, чуть не потонуть в болоте, и все для того, чтобы оказаться в застенках Черезвычайки… Неужели они знают о том неудавшемся аресте утром 22-го? Неужели у них так хорошо поставлена информация?
На Диму, сидевшего в углу на куче несвежей соломы, Крутицын старался не смотреть, потому как считал себя прямым виновником его несчастий. «Да-а… Надо было распрощаться с парнем еще в N. Нет же, обрадовался старый хрыч, что в попутчики набивается… Вот теперь, Сергей Евграфович, думай, что делать. Думай…» Морячок сидел в углу, и лицо его было скрыто в тени.
— Сергей Евграфович, а вы боитесь смерти? — донеслось неожиданно оттуда…
— Боюсь, — честно ответил счетовод и вздохнул: жалко было наградного револьвера и опасной бритвы (Машин подарок), отобранных при обыске.
— А вдруг они нас расстреляют?… Не поверят и расстреляют? — не унимался Костя. Судя по всему, этот вопрос занимал сейчас все его мысли.
— Ну, это уж вряд ли, — бодро начал Крутицын, стараясь хоть как-то ободрить паренька. — С чего бы им нас стрелять… Разберутся, Костя! Запросят твой корабль… Там уж точно подтвердят, что ты — это ты. И вообще, люди-то фронту нужны… Не время сейчас ими разбрасываться. Разберутся!
— Как же, разберутся! — горько усмехнулся Брестский. — Поставят вертухаи к стенке, и полетим в заоблачные дали, к праотцам, прабабкам всем скопом… Эх, ведь чувствовал же!.. Отомстить захотел. Господи, и за что мне все это!..
— Бог не попустит больше, чем человек может вынести… — Крутицын резко повернулся к Брестскому. — И, вообще, хватит паниковать. Ведь не зря же через такое прошли и выжили. Дай бог, и сейчас все обойдется… А если не обойдется, то умереть, Дима, надо достойно, как и подобает мужику, а не распускать сопли…
Он не договорил: громыхнул засов и дверь в подвал распахнулась. На пороге в слепящем глаза световом прямоугольнике возникла фигура охранника… За спиной винтовка с примкнутым штыком… Напряженно вглядываясь в подвальный полумрак он крикнул: — Арестованные, все трое, на выход! Да поживее!..
Когда Чибисова вели по коридору, он вдруг, еще не веря своим глазам, увидел майора Андреева, идущего им навстречу. Под фуражкой белели бинты… Каким чудом ему удалось вырваться из той смертельной мясорубки? Вспомнит ли он сейчас лейтенанта Чибисова, которого и видел-то в общей сложности не больше получаса? Федор даже закашлялся, чтобы привлечь внимание поравнявшегося с ними майора, но тот равнодушно скользнул взглядом по лицам конвоира и задержанного и прошел мимо…
— Товарищ майор! — в отчаянии крикнул Чибисов… Андреев вздрогнул и обернулся. Всмотрелся в лицо арестованного…
— Лейтенант, ты что ли? Не может быть! Боец, а ну-ка подожди! Куда вы его?
— Обратно в подвал, товарищ майор! — отчеканил конвоир, грохнув прикладом об пол. — Приказ капитана Стоцкого…
— Обожди, обожди-ка… Дай-ка мне с лейтенантом парой фраз перекинуться…
Чибисов, пунцовый от волнения, как мог кратко рассказал о произошедшем.
— А как же вы, товарищ майор, как же вы тогда? — не удержался, спросил он под конец, — Я думал, что вы…
— И правильно думал, ибо шансов у нас тогда, если помнишь, никаких уже не было… Нас, Чибисов, в тот день наш самолет спас. Истребитель. Я тому летчику по гроб жизни обязан буду… Откуда он появился, с какого боевого задания возвращался — не знаю… Но вылетел он вдруг из-за того самого леска, к которому мы даже не отступали, бежали. — Лицо майора вдруг потемнело, дрогнули губы. Он словно заново переживал свое позорное (Андреев несколько раз повторил это слово, болезненно сморщившись) бегство, разгром полка. — Вылетел и давай строчить из всех своих пулеметов, отсекая немцев от нас. Их от нас… Не помню, как мы добежали до леса… Человек сорок— пятьдесят — все, что осталось от полка. Дней десять пробирались лесами и болотами, пока не вышли к нашим… Вот такая история, лейтенант. Самое главное, что знамя полка вынесли. Спасли полк… А то бы расформировали нас… Да сейчас не об этом!.. — спохватился вдруг он. — С тобой и твоими орлами надо бы разобраться. Лихие у тебя друзья, как посмотрю… Как говоришь: некому личность твою подтвердить?… Ждите меня здесь — я мигом! — приказал он растерянно переминающемуся конвоиру и широким шагом направился к кабинету особиста. Коротко стукнул и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью…