Я рассказал, что произошло. Он покачал головой и засмеялся.
— Ты же понимаешь, что я должен тебя наказать?
— Так точно, сэр.
— Тогда, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, одолжи у кого-нибудь брюки и фуражку, пока твои вещи не вернулись из прачечной. Надень хоть каску, если не найдёшь нормальный головной убор. Но ходить в армейских трусах на голове нельзя.
— Сержант Йохансен сказал, что моё лицо похоже на мою…
— Это не оправдание.
— Так точно, сэр.
— Мне бы запустить в тебя книгой…
— Так точно, сэр.
— Да ведь толку не будет.
— Никак нет, сэр.
— На следующей неделе опять всё повторится.
— Так точно, сэр. Возможно, сэр…
— Как насчёт драить мой кабинет ещё две недели? Ты уже мастак в этом деле…
— Слушаюсь, сэр.
— Тогда проваливай отсюда, пока я не передумал!
— Слушаюсь, СЭР!
Глава 18
«Индейцы и ковбои»
«Грохочут пушки, во все стороны летят ошмётки тел, слышны стоны жертв и вой погибающих за родину — это Человечество в поисках счастья».
— Шарль Бодлер, французский поэт
Я думал, хуже не бывает, но когда летел всего в нескольких дюймах от Нагорья, то понял, что моё появление на передовой было ошибкой. Самой большой, страшной и, наверное, последней ошибкой. Чего мне здесь надо? Что ожидает меня в джунглях? Что, если Зверь обитает здесь и он голоден? Что, если эта гнусная и зловещая местность — последняя обитель? Что, если я не вернусь? Я к этому не готов. Я слишком молод, чтобы погибать! О Боже, я не гожусь для этого дерьма! Я не готов, не готов…
Тут один из стрелков хлопнул меня по плечу и показал на просвет в джунглях прямо по курсу: красный дым поднимался вверх, отмечая зону высадки — точку моего десантирования. Я посмотрел вниз, но никого не увидел.
Вдруг вертолёт тряхнуло.
Горячая зона! Нас обстреливают с земли!
Перед дорогой я напихал в рюкзак сухих пайков на 4 дня, повесил на плечо винтовку и отправился на вертолётную площадку, упирающуюся прямо в джунгли.
Садилось солнце. В долине курился туман. Низко, над буйной ярко-зелёной растительностью гор, висели тучи. Что-то жуткое витало в воздухе, и мне было не по себе.
В шесть часов я забрался на борт «Хьюи», и пилот повёл машину над самыми верхушками деревьев.
Такой полёт изматывает. Лётчик скользит всего в нескольких дюймах от уровня леса, и пролетающая мимо земля сливается в один сплошной поток. Мелькают только какие-то тени. Смысл такого полёта в том, чтобы уберечься от обстрела с земли. Не успел ещё противник услышать или увидеть вертолёт, того уже и след простыл. Если б он летел выше, косые могли бы заметить его приближение и сбить одним метким выстрелом.
Самые классные вертолётчики набирались опыта во Вьетнаме. Не раз они рисковали и спасли немало жизней. Они сажали своих птиц почти везде, зачастую на волосок от гибели, облетали контуры леса, словно на «русских горках», летали так, что твоё очко морщилось от страха, а ты сам ссался потом целыми днями.
Ты можешь это забыть, но твоё очко — никогда…
Особенно, если ты побывал на борту «Хьюи», попавшего под обстрел. После такого обычно появляется стойкая боязнь вертолётов и не проходит до конца службы.
Бойцы открыли пулемётный огонь по дальней границе леса. Я же чувствовал себя в западне. Снизу ко мне приближались джунгли. Там, внизу, был хаос. Меня охватила полная беспомощность. Шум и скорость сбивали с толку. Боже, ведь меня могут кокнуть ещё до того, как я выберусь из этой штуки! Бежать — некуда. Спрятаться — негде. Во мне закипала слепая ярость, но сделать ничего нельзя, пока нога не ступит на землю. Господи, мне не следовало здесь появляться!
— НУЖНО ПРЫГАТЬ! — крикнул кто-то из солдат.
Я кивнул, вставил обойму в винтовку и присел на корточки на краю вертушки, ботинками почти касаясь лыжного шасси.
— ДАВАЙ!
Мышцы напряглись. Я слышал, как бьётся моё сердце и кровь пульсирует в артериях, словно кто-то сплёвывает её сквозь зубы. Я уже почти вывалился, и моё тело вовсю качало адреналин. Я превратился в прекрасную мишень. Вот оно, твою мать, сейчас меня шлёпнут…
Вертолёт нырнул и коснулся верхушек слоновой травы. Я схватил в одну руку каску, в другую — винтовку и прыгнул.
Всё было как во сне. Я прыгал с трёхметровой вышки в бассейне «Северного парка» в Баррингтоне: медленно падал, подняв руки вверх, словно орлиное перо на ветру…
Вниз — ниже, ниже…
Я видел, как приближается земля. Этого не может быть. Через минуту я проснусь и снова окажусь на своей койке в ЮСАРВ, в полной безопасности. Я не готов к этому говну! Не готов!
Я пролетел 15 футов. Ударился о землю, откатился в сторону. Лопасти вертушки подняли пыль и мусор и крyгом примяли траву. Воздушный поток от пропеллера превратил зону высадки в мишень: я как на ладони.
Уши глохли от треска автоматического оружия, косившего джунгли вокруг. От очередей отплясывающих рок-н-ролл винтовок М-16 и «хак-хак-хак» автоматов Калашникова. От гранатных взрывов «КЕР-ВАМП» и длинных сольных трелей «тат-тат-тат» разъярённого пулемёта.
Кровь стыла. Куда бежать?
Пули резали траву. Гранаты рвались подобно грому, и русские автоматы прошивали воздух.
Я потерялся в стране Вьет Конга.
Вертолёт развернулся, поднял хвост и, как разозлённый скорпион, полетел назад, а стрелки с борта продолжали изливать свою ярость на деревья.
Я передёрнул затвор винтовки М-14, патрон вошёл в ствол. Зарывшись носом в грязь, я лежал, не двигаясь, и соображал, что делать дальше. Трава немного распрямилась, давая хоть какое-то укрытие, и я прополз чуть вперёд, держа винтовку в левой руке.
Вдруг — голос.
— Псссст! Эй ты, сюда…
Я увидел солдата: стоя на одном колене в траве за деревом и чертыхаясь, он вставил в М-16 новую обойму и продолжил огонь по невидимому противнику.
Я медленно пополз к нему. Грохот перестрелки оглушал. Взвод гремел так, как будто сдерживал целую дивизию СВА.
Я добрался до валежника, снял винтовку с предохранителя и стал оглядывать линию леса, где прятались азиаты.
Летели зелёные трассирующие пули. Градом сыпались гранаты и ракеты Б-40. Ливень пуль проносился со свистом над головой.
— САНИТАР! СЮДА! — закричал кто-то.
Повсюду рвались гранаты. Я ничего не видел, но продолжал всматриваться. Дал очередь. Потом ещё одну.
Вдруг я заметил — мелькнула тень. Косоглазый бежал, согнувшись, за деревьями, метрах в 20-ти к северо-востоку.