— На толстого кольцо ставлю, — предложил кто-то в толпе. — Первым выдохнется.
— Не, он сильнее будет. У тощего, вон, уже ноги подгибаются.
— Ты, Рухай, токмо кольца зря переводишь. Того, кто первым сдохнет, любой дурак угадает. Ты забейся на то, кто последним останется…
Пока воины, оглядывая приговоренных, заключали пари, рядом хрустнула ветка, кто-то — кажется, холоп, — вскрикнул, забормотал:
— Боги против… Боги-то против…
Однако воины лишь весело захохотали, а бедолагу, видимо, поставили под петлю снова. Внезапно шум и разговоры как отрезало, толпа расступилась, и вперед вышел уже знакомый Олегу рыжебородый воин, одетый, в отличие от всех, в прошитый наискось золотой нитью войлочный поддоспешник. Сапоги его сверкали от наклепанных бронзовых пластинок, лоб закрывала алая ленточка.
Воин остановился перед Олегом, заглянул ему в глаза, высматривая что-то неведомое, потом двинулся дальше. В напряженной тишине прошло несколько минут, после чего рыжебородый снова появился у ведуна в поле зрения и остановился, скользнув взглядом сразу по всем пленникам:
— Ну что, весело вам теперь, уроды? Весело, выродки жадные? Добра дармового захотелось? Богатства не заработанного? Теперь все получите. Петля волосяная теперича богатством вашим станет! — Он развернулся, сделал шаг прочь, но не утерпел и развернулся к приговоренным снова: — Семнадцать парней! Семнадцать славных ребят! За что? За лишнюю рубаху? Лишнюю пару сапог? Лишний кусок жратвы за обедом? За что вы их убили? Почему?!
Олег дернулся, пытаясь сказать, что ничего они не воровали, а свое забирали, и что не убивали никого, а в честной схватке одолели — но чуть не потерял равновесие, и петля тут же придавила горло так, что перед глазами пошли круги от удушья. Насилу равновесие восстановить успел, а то и задохнулся бы сразу.
— Как я их детям, их женам теперь в глаза посмотрю? Что матерям скажу, выродки? Во сколько вы жизнь их оценили, твари безродные? — мотнул головой рыжебородый. — Вот как вы с людьми, так и они с вами, уроды дикие. Теперь и ваша очередь подохнуть. И не просто, а в муке и вое предсмертном. Стоять так, на пальцах, будете, пока все мышцы в теле не затекут, не задеревенеют, пока слушаться не перестанут. Тогда они разгибаться начнут, а петли — затягиваться. И вы все понимать будете. Что умираете, что сдохнете с минуты на минуту, что конец приходит — но сделать не сможете ничего. Вот тогда вы про моих ребят и вспоминайте, что на реке за лодку гнилую зарубили. Да, знаю, Раджаф меня за это накажет. Что сам казнил, к нему не привел. Пусть накажет, я его гнев вытерплю. Но хоть душа моя, совесть успокоится, что выродкам таким землю топтать не позволил. Нет вам места среди живых. А боги мертвых пусть сами решают, что с вами делать. Все, счастливо подохнуть.
Рыжебородый ушел, и воины опять загалдели, заключая пари, гадая, кто задохнется первым, кто последним, как быстро все это произойдет. Некоторые считали, что первые трупы появятся уже к полудню, но многие склонялись к тому, что даже самых слабых из пленников хватит до первых сумерек.
Между тем Олег начал чувствовать, что ноги у него затекают уже сейчас — стоять на пальцах не так-то просто. Даже если от этого зависит твоя жизнь.
«Или, может, сразу пятки опустить и не корячиться? Лишить этих уродов удовольствия, а себя — мучений?».
Мысль показалась интересной — но даже в таких условиях покончить с собой ведун не решился. Пока человек жив — всегда остается шанс. Хоть какой-то, но шанс.
Резкий порыв ветра на миг лишил его равновесия — петля тут же даванула горло, перед глазами поплыли круги. Середин заплясал на носках, выискивая место, где он может удержаться выше всего. Веревка чуть-чуть ослабла, позволив сделать вдох, и он замер, боясь потерять найденное положение. В щиколотках и спине плавно нарастала тягучая узловатая боль. Ведун понял, что это продлится еще целую вечность, еще невероятно долго — до самого конца жизни. И ему стало по-настоящему страшно.
К полудню все тело словно горело огнем. Стоять на носочках, постоянно вытянувшись в струнку, в напряжении, не имея ни возможности хоть на секунду переменить позу, ни мгновения для отдыха, было не так-то просто. Совсем не просто. Рыжебородый был не прав. Смерть Середина больше уже не страшила — она представлялась отдыхом, когда он больше не будет чувствовать боли, не будет задыхаться и слушать веселые переговоры зрителей по поводу своих стараний остаться в живых. Раньше он думал, что на подобное издевательство способны только в Риме. Ан нет, нашлись любители полюбоваться на чужие муки и в приуральских лесах. Вдобавок ко всему, откуда-то налетела стая слепней, они стали садиться на лицо, выискивая место для укуса, ползали по губам и глазам, совались в ноздри.
«Опустить пятки, и все закончится… — опять всплыла в голове соблазнительная идея. — Просто опустить пятки, и все останется позади».
От жары и усталости у Середина начались видения. Он увидел, как из леса с копьями наперевес вылетают черные всадники на вороных конях, как накалывают пиками разбегающихся с воплями каимцев, услышал истошные вопли: «Смолевники! Смолевники!!!». Черные, как ночь, воины накалывали по два-три врага зараз, бросали застрявшие в телах копья, выхватывали мечи и на всем скаку рубили, рубили, рубили улепетывающих трусов.
В мир реальности ведун вернулся лишь в тот миг, когда проносящийся мимо всадник вскользь рубанул его веревку. Оказалось, что она была, вдобавок ко всему, и опорой — Олег кулем рухнул на землю и громко завыл: затекшие мышцы, получив отдых, внезапно полыхнули еще большей, обжигающей мукой. Они словно вскипели изнутри, норовя разорвать тело и вспениться, как забытое на плите молоко.
— У-а-а… — В таком состоянии ничего вокруг Середин не замечал, и чем кончилась схватка, так и не увидел. Хотя… Нетрудно было догадаться.
Несколько минут спустя, когда боль только-только начала утихать, возле Середина остановился черный конь, с него спустился черный воин с черным лицом, наклонился, перевернул ведуна на живот. Олег скорее догадался, чем почувствовал, что ему разрезали веревки, и через миг снова застонал от боли, закрутился на земле. Руки валялись рядом, словно тряпки, не желая шевелиться.
— До вечера не пройдет. — Всадник поднял черную личину, и под ней оказалось вполне обычное, чуть смуглое, голубоглазое лицо, украшенное тонкими усиками и короткой бородкой. — Мы положим вас на коней. Их у нас ныне в достатке оказалось…
Воин довольно расхохотался.
— Кто вы? — с трудом выдавил из больного горла Олег.
— Смолевники мы, чужеземец! Слуги мудрого Аркаима, властителя здешних земель!
— Мы думали, здесь правит Раджаф… — удивился ведун.
— Аркаим — законный правитель. Раджаф — отступник и предатель, захватчик и тиран. Он обманом захватил царство каимское, запугал и заворожил здешних людей, присваивает себе их труд и древние знания. Мудрый Аркаим прослышал, что его бандиты опять захватили гостей из чужих стран, и послал нас на выручку. Мы рады, что успели вовремя и раджафовские бандиты не успели вас запытать. Имени своего сказать не могу, но кличут меня Сарычем. Черным Сарычем.