Русский капитан - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Шурыгин cтр.№ 15

— Мганга, ну расскажи!

…Мганга — сахаляр. Никогда до этого не знал, что есть такое слово. Оказалось, так зовут тех, у кого кто-то из родителей якут. У Мганги якут отец. Вообще-то зовут его Миша, Михаил Лукинов. А «Мганга» его прозвище. Точнее — «Великий Мганга». В каком-то старом фильме был такой африканский колдун. Прозвали Мишку так потому, что он, по его словам, сын шамана и ученик шамана. Может быть, он и врёт. Но слушать его интересно.

— …Ну, чего ты, ломаешься, расскажи!

Его лицо, в дрожащем пламени, похоже сейчас на какую-то восточную маску. Хотя днём, на свету Мишка не очень похож на якута. Кожа у него белая, глаза европейские. И только разрез глаз якутский — узкий, поднимающийся к вискам. Да ещё лицо широкое. Мы даже поначалу не поверили в его рассказы об отце якуте. Думали — врёт. Но в военном билете в графе «место призыва» было написано «гор. Тикси». Пришлось поверить.

Сам Мганга объясняет свою небольшую похожесть на якутов тем, что его мать, приехавшая в Тикси по распределению после медицинского училища, была родом из глухой костромской деревни.

— Кровь у матери сильная была. А у отца кровь — слабая, не мужская. Он же теперь не мужчина…

От его рассказов мы иногда просто угораем со смеху. По словам Мишки, его отец только какое-то время был мужчиной. Но как стал шаманом, то переродился в женщину. Так, мол, духи захотели.

— Так может он у тебя обычный пидор? — Зашёлся хохотом после этого его объяснения «Окинава» — Стёпка Акинькин, долговязый белобрысый сержант. — В зад дуплиться, а ты нам лапшу на уши о каких-то «духах» вешаешь. Да у нас в Москве, в сквере перед Большим театром, этих «духов» жопашных — как грязи!

— Дурак ты! — беззлобно огрызается Мганга. — Никакой он не жопашник. У настоящих шаманов всегда так. В обмен на силу им духи велят измениться.

— А как он изменился? — не унимается Окинава — Ну, как женщиной стал? Типа, в жопу кому-то дал, да? — он опять давится смехом. Но Мганга непоколебим.

— Сам ты в жопу даёшь! Никому он не давал. Просто переоделся в женское платье и стал жить как женщина, хозяйство вести женское…

— Так может он у тебя и ссыт как баба? — сквозь смех спрашивает Окинава.

— Да, ссыт как баба, на корточках. — Неожиданно соглашается Мганга.

От этих слов Окинава вообще складывается пополам. Все остальные тоже хохочут в голос.

— Вот — умора! Ну, вы даёте! — чуть не задыхаясь от смеха, тараторит Окинава. — Нет. Я в шаманы не пойду. А то сядешь поссать, а тебя какая-нибудь змея в конец болтающийся укусит. Или мужики с бабой перепутают, поставят раком…

— …Мганга, ну расскажи, не ломайся!

— Ладно. — Широкое лицо Мганги в языках огня сейчас очень похоже на какую-то восточную маску. — Расскажу, как я отца первый раз увидел.

Мне тогда тринадцать лет было. На праздник солнца в наш поселок всегда приезжали якуты, ханты, манси и прочие северяне. Вообще, отношение к ним было не очень. Вечно грязные, воняющие рыбой, тюленьим жиром, сопли — до подбородка. Ну а уж когда они напивались, то вообще теряли человеческий облик. Мы часто издевались над ними.

Я скрывал, что мой отец якут. Рассказывал, что мой отец был лётчик. Мол, погиб, когда я был маленьким.

В тот год в поселок приехал шаман. Шаманы редко появлялись в поселке. Боялись милицию, боялись, что посадят за тунеядство или по религиозной статье. Жили шаманы обычно далеко в тундре…

В тот день я помогал матери нести сумки из магазина. Тут к нам подошла пожилая якутка. Мать её сразу узнала и почему-то занервничала. Послала меня с сумками домой, а сама осталась с ней. Через час пришла, заперлась у себя в комнате, плакала. Я к ней, мол, что случилось. Она долго не хотела говорить. Но я не отставал. Наконец сказала.

— Здесь твой отец.

Я растерялся. Знал, конечно, что где-то он есть.

За год до моего рождения мать всю зиму в стойбище каком-то жила. Её за ним закрепили. Эксперимент какой-то был. Типа новая форма медицинского обслуживания оленеводов. Фельдшерский пункт. Там она с отцом и познакомилась. Но почему-то у них не сложилось, и весной она улетела в Тикси. Через полгода месяца родился я. Но я всегда думал, что это было где-то очень далеко. И вдруг, вот так прямо — «Здесь твой отец!»

Я мать спросил:

— А он к нам придёт?»

— Нет. — Сказала. — Не придёт.

Помню, обидно стало. Первый раз в жизни я почувствовал себя безотцовщиной.

— Что, видеть не хочет? — говорю я.

— Нет — говорит мать — не поэтому. Просто он теперь другой.

— Какой другой?

Она долго не хотела отвечать. Но я её всё же достал.

— Отвяжись. — Разозлилась мать. — Не придёт потому, что он шаман…

Я так и охренел. Батя — шаман!

Конечно, с того дня только о нём и думал…

О нем много тогда говорили. Кто сказал, что он умеет управлять погодой. В магазине какой-то пьяный якут рассказывал своему собутыльнику, что шаман может перекидываться волком и главное — «ходит за реку мертвых» — умеет переходить в подземный мир мертвых и духов.

Можно было конечно просто взять и прийти к нему. Мол, я твой сын. Но не знаю почему, я боялся…

В тот день я возвращался с острова Бруснева. Мы там часто играли. Лазили по корабельной свалке. По дороге налетел заряд. Я не очень испугался. Направление знал. Брел, отворачиваясь от снега. И, наконец, вышел к окраинам поселка. Как раз к чумам. Сильно замерз, к тому же снег стал просто валить стеной. В паре метров уже было ничего не видно. Еле добрел до ближайшего чума и буквально ввалился внутрь. Только, когда оттер лицо от мокрого липкого снега, понял, что сижу в чуме шамана. Смотрю, кто-то у очага сидит. Услышал меня, повернулся, поднялся.

Смотрю и не пойму. По одежде вроде баба. Парка, торбаза. Но лицо как у мужика. В волосах какие-то косточки, кисти и нити. На линялой байковой рубахе куча каких-то мешочков. Ещё помню цвет кожи, показался почти черным. Стою как дурак, а в голове одно — «Ё-моё! Это же мой отец…»

Он подошёл ко мне и начал меня шумно обнюхивать. Делал он это как-то по-медвежьи. Так когда-то цирковой медвежонок в наморднике выпрашивал у нас сахар. Сильно сопел и поминутно глотал слюну. Я просто охренел от ужаса. А он обнюхал мои лицо, шею, волосы, потом опустился ниже, обнюхал живот, уперся в ширинку. Тоже обнюхал.

Я почувствовал, что краснею как помидор и вот-вот обоссусь от ужаса.

Но тут он спустился ниже и обнюхал мои ноги.

Потом встал и, схватив меня за шиворот, буквально потащил к очагу. Усадил на оленью шкуру. Потом солдатской кружкой зачерпнул из котла над очагом какого-то варева и сунул ее мне в руки. «Пей, рысенок!» — это были первые слова, которые я от него услышал. Ну, я глотнул. Что-то горячее солоновато-сладкое. Стою цежу из кружки, а сам батю разглядываю.