Месть Танатоса - читать онлайн книгу. Автор: Михель Гавен cтр.№ 126

Она слышала, как фюрер, созвав совещание, высоко отозвался о Венке. Он назвал его «настоящим мужчиной» и выразил надежду, что русские истекут кровью в Берлине. «Что я потерял? Самые дорогие воспоминания! Что все это значит? Рано или поздно весь этот кошмар должен остаться позади!» — донесся до Лены полный драматических тонов голос Гитлера: фюрер цитировал Ришелье.

На рассвете, после приличной выпивки, повздорили Борман, Кребс и Бургдорф.

— Девять месяцев назад я пришел на свой нынешний пост с энергией и высокими идеями, — кричал Бургдорф, — я старался помирить партию и вермахт. Из-за этого коллеги-военные стали презирать меня, называть предателем. Сегодня мне ясно, что эти обвинения справедливы, я оказался наивным болваном!

Кребс пытался утихомирить Бургдорфа, но тот закричал на него:

— Оставь меня, Ганс, в покое! Обо всем этом надо сказать! Через сорок восемь часов, наверное, будет уже поздно! Хелене, — он увидел Райч в коридоре, — подите сюда, Хелене, — нетвердым шагом он подошел к летчице и, взяв за руку, потянул за стол. — Вы не дадите мне соврать, Хелене, — обратился он к ней, — молодые офицеры, Ваши офицеры и мои с верой фюреру тысячами шли на смерть. А ради чего? Ради Отечества? Нет! Они погибли ради этих свиней! — он ткнул пальцем в Бормана. — Ради этих жирных свиней. Ради их роскошной жизни, ради их жажды власти. Ради этого они уничтожили нашу многовековую культуру, истребили германскую нацию. В этом их вина. Где Ваш полк, Хелене? Где Ваши асы, Ваши мальчики? Сколько их осталось, двое, трое? А сколько было?

— Мой дорогой друг, — успокаивал генерала Борман, — не надо обвинять всех без разбора. Если даже кто-то действительно обогащался, я, по крайней мере, невиновен. Клянусь всем святым! Простите его, Хелене.

— Да, простите меня, фрау Райч, — генерал тяжело опустился за стол, сжав голову руками. Воспользовавшись паузой, Хелене вышла. Она слышала, как Борман сказал; «За Ваше здоровье, мой друг!» Послышался звон бокалов, потом наступило тягостное молчание.

Выйдя в коридор, Хелене прислонилась спиной к холодной стене, откинув голову, закрыла глаза. Ей хотелось оглохнуть, ослепнуть, провалиться в бессознательное со стояние, умереть, чтобы больше ничего не видеть и не слышать. Будь все проклято! Вдруг кто-то. ласково тронул ее за плечо. Она открыла глаза: Хартман. Не стесняясь, что их могут увидеть, — теперь уже все равно, она обняла его за шею. Он с нежностью гладил ее по волосам.

— Тебе надо отдохнуть, — предложил он мягко и сообщил: — фрау Ким уже вышла от Эльзы. С ней все будет в порядке.

— Я хочу видеть ее, — встрепенулась Лена.

— Она спит. И тебе нужно поспать.

— Все равно я хочу видеть ее. А Ким? Ким ушла?

— Нет. Она беседует с фрау Геббельс.

Когда Хелене прошла на половину Геббельсов, министр пропаганды сыпал проклятиями по адресу предателя Геринга и заявил, что те, кто остался в бункере, творят историю и умирают во славу рейха. Его громкие слова не тронули Хелене. Цену смерти во славу рейха в отличие от министра пропаганды полковник Райч знала не понаслышке.

Магда тепло обняла Хелене. «Вот видишь, — радостно сказала она, — я же говорила, все будет хорошо». Магда вообще вызывала у Хелене восхищение. Она и прежде знала ее сильный характер, но в сложившейся обстановке самообладанию фрау Геббельс могли бы позавидовать многие мужчины. В присутствии детей Магда неизменно сохраняла бодрое настроение. Желая поддержать ее, Хелене, а вслед за ней ее летчики Хартман и Лауфенберг рассказывали детям о своих летных приключениях, разучивали с ними песни. Дети не должны были догадываться о приближающейся трагической развязке. Но сейчас, воспользовавшись тем, что фрау Ким уже занялась с раненым Лауфенбергом, Магда отвела Хелене в сторону. Она чувство вала, что не может совладать с собой.

— Дорогая Хелене, — обратилась она к летчице, — то, что я скажу тебе сейчас, — это очень важно. Нас связывают долгие годы дружбы. Я любила и люблю тебя как сестру. Ты нередко помогала мне прежде в сложных для меня ситуациях. Я хочу… — Магда замолчала, вздохнув. Затем нервно проглотила слюну и продолжила, стараясь говорить спокойно, — я хочу, чтобы ты помогла мне в последнем, самом важном деле. Ты сильная, ты должна помочь мне и детям уйти из жизни.

Хелене не поверила своим ушам.

— Ты хочешь убить себя и детей?! — воскликнула она. — Зачем? Ты с ума сошла!

— Нет, — Магда решительно покачала головой, — я все обдумала. Мои дети принадлежат рейху и фюреру. Я очень боюсь в последний момент проявить слабость.

— Но это же безумие — убить детей!

— Им все равно не будет жизни. Вместе с рейхом для нас будет развеяно в прах все прекрасное, благородное и дорогое. После такого краха, Хелене, не стоит жить. Ни мне, ни моему мужу, ни детям. Они слишком хороши для жизни после такой катастрофы. Недавно фюрер подарил мне партийный значок, которые он долгие годы носил на своем пиджаке… Иозеф сказал… Ах, Лена… — Магда всхлипнула, больше не в силах сдерживать слезы, — ведь должно же быть хотя бы несколько человек, которые останутся верными до конца… Ради чего-то все мы жили, Лена…

— Но дети! При чем здесь дети!

— Лена, — Магда разрыдалась, обнимая подругу, — у меня не хватает сил… Я больше не могу…

— Я должен подчиниться воле судьбы. Капитан тонет вместе со своим кораблем, — снова донесся до них голос фюрера, — я не позволю Сталину выставить себя в клетке напоказ.

* * *

Кольцо вокруг Берлина стремительно сжималось. Снабжение по воздуху было полностью прекращено.

Американские газеты сообщили, что группа высокопоставленных нацистов без ведома. Гитлера согласилась принять от Запада любые условия, на которых можно было бы подписать Акт о капитуляции. Предательство Гиммлера стало очевидным.

Положение раненых и гражданского населения были бедственными. Двенадцатую армию Венка остановили южнее Потсдама, и войска вступили в тяжелые оборонительные бои.

На рассвете 26 апреля у озера Комо итальянские партизаны задержали автоколонну одной из отступающих частей, с которой, в надежде прорваться через испанскую границу, следовали из Милана итальянский диктатор Муссолини и его любовница Клара Петаччи.

Муссолини оставил свою жену дома, передав ей документы, в том числе письма Черчилля, которые, как он надеялся, помогут ей с детьми выбраться за границу. Несмотря на разногласия в стане партизан, одни из которых требовали расстрелять дуче на месте, а другие склонялись передать его в руки союзников, 28 апреля Муссолини и Клара Петаччи были казнены. «Не знаю, что со мной станет, — писала накануне отъезда из Милана Клара подруге, — но я не могу идти против своей судьбы».

Утром 27 апреля гестапо арестовало мужа сестры Евы, генерала СС Фегеляйна. Он был в гражданской одежде, имел при себе драгоценности и большую сумму денег, часть из них — в швейцарских франках. Гестапо заподозрило, что генерал собирается бежать в нейтральную страну.