Месть Танатоса - читать онлайн книгу. Автор: Михель Гавен cтр.№ 116

— Так Вам будет легче, — сказала она. — Надо успокоиться. — И напомнила: — Вам предстоит еще долгий путь.

Ильзе Послушно выпила таблетки. Вскоре появился начальник охраны — штурмбаннфюрер СС. Войдя, отдал честь.

— Госпожа оберштурмбаннфюрер, — начал докладывать он, но Маренн сразу остановила его.

— Необходимо выделить людей для обеспечения безопасности семьи бригадефюрера Шелленберга во время следования в Тироль, — приказала она. — Я полагаю, Вы знакомы с его супругой. Фрау Ильзе Шелленберг, — представила она жену генерала, — и его сын, Клаус. Сейчас из Управления придет машина — шофер получит от меня инструкции. Но в создавшейся ситуации, я думаю, Вы понимаете, — заметила она со значением, — было бы верхом легкомыслия отпускать фрау Шелленберг без охраны. К сожалению, адъютант бригадефюрера, ответственный за выполнение его распоряжений, трагически погиб сегодня утром и пока в Управлении не могут решить вопрос с охраной. А фрау должна уехать сегодня же.

— Но господин бригадефюрер поручил мне охранять Вас, — возразил командир эсэсовцев, — это был его приказ. При любых обстоятельствах.

— Я ценю Вашу преданность, — ответила Маренн, слегка улыбнувшись, — но здесь нам пока хватит нескольких человек. Остальных я прошу передать в распоряжение фрау Шелленберг. В конце концов, наш с Вами прямой долг позаботиться о семье нашего шефа, ведь он всегда заботился о нас, верно?

— Слушаюсь! — ответ штурмбаннфюрера прозвучал не очень убедительно. Скрывая любопытство, он украдкой взглянул на Ильзе. Похоже, он и не догадывался о ее существовании, хотя и состоял в личной охране Шелленберга последние три года.

— Когда подготовить людей, фрау? — деловито осведомился он.

— Сейчас, — распорядилась Маренн. — Машина, я думаю, уже вышла.

— Ты хочешь оставить нас совершенно без защиты? — поинтересовалась Ирма, когда эсэсовец удалился.

— От кого нам здесь защищаться? — спросила Маренн, закуривая сигарету. Она предложила сигарету Ильзе. Но та отказалась, сославшись на то, что у нее болит голова. Конечно, фрау Шелленберг заметила удивленный взгляд офицера, брошенный на нее, и снова помрачнела. Ее угнетало сознание того, как мало она значила в жизни Вальтера, раз упоминание ее имени вызывает изумление даже у офицеров личной охраны бригадефюрера, а все кругом, судя по реакции этого солдафона, считают фрау Ким если не женой, то почти женой бригадефюрера.

Однако на этот раз Ильзе благоразумно решила сдерживать эмоции. Известие о смерти Фелькерзама и случайно вырвавшееся замечание Маренн навели ее на мысль, что ее капризы обходятся слишком дорого совершенно невинным людям, и она чувствовала свою ответственность. Наблюдая за ней, Маренн предпочла ее не трогать — пусть соберется с мыслями, настроится.

— Скоро, — с грустью ответила она Ирме, — у нас будет предостаточно охранников. Весь вермахт встанет здесь в последний, прощальный караул. А пока… Ну, если потребуется, я сумею добиться от этих штабистов, чтобы нам выделили солдат. Но повторяю: увы, скоро их будет в Берлине очень много — нам хватит. Только зачем? — она затянулась сигаретой и вдруг пристально посмотрела на Ирму. — Ты тоже собирайся, — сказала она решительно.

— Что? — не поняла та.

— Собирайся, собирайся. Поедешь с ними. Пока не поздно. Вряд ли еще удастся достать машину, если даже для семьи бригадефюрера ее с трудом находят.

— Я никуда не поеду, — запротестовала Ирма.

— Послушай меня, — стараясь говорить как можно мягче, уговаривала подругу Маренн, — не упрямься. Действительно, очень удобный случай. И охрана будет. Укроешься пока в Тироле. А потом…

— И что потом? — с вызовом спросила Ирма, глаза ее блеснули.

Понимая причины ее упорства, Маренн вздохнула.

— Я тебя прошу, не повторяй моих ошибок, — произнесла она с упреком. — Ты видишь, как я расплачиваюсь за них. Я бы и уехала теперь, да не могу. Когда я увидела сегодня Джилл на носилках — бездыханную, мертвенно бледную, — я почувствовала то же, что и летом сорок третьего, когда погиб Штефан, — жизнь моя кончена. Но Бог смилостивился — Джилл оказалась жива. И хотя я готовлюсь к худшему, надеяться все же хочу на лучшее. Но не исключаю, может случиться так, что я останусь одна, — сигарета дрогнула в ее тонких пальцах, но голос оставался неколебимым. — Всё, ради чего я жертвовала собой — это мои дети. Ты знаешь — мой сын погиб, а дочь едва жива…

— Вот видишь, — перебила ее Ирма, — у тебя есть дети. У тебя были дети, сын и дочь, теперь у тебя осталась одна дочь — но она у тебя есть. И у нее, — она указала на Ильзе, — есть сын. Тебе было ради кого жертвовать, тебе есть за кого бороться, ей — есть ради кого уезжать. А мне? У меня никого нет, кроме Алика. Никого на свете. И никогда не было. Я уже плохо помню своих родителей. Вся моя жизнь — это он. Весь смысл моего существования — только в нем. И без него я никуда не поеду!

— А когда начнутся уличные бои, ты что, будешь снаряды подносить, как Гаврош? Ты не приспособлена к этому, Ирма! — Маренн чувствовала, что говорит жестоко. Но она с трудом владела собой, и виновата в этом, конечно, не Ирма.

— Извини. Быть может, я потеряла чувство такта и обижаю тебя, — продолжила она, — но Алик не сможет уехать с тобой, пойми это. Он — солдат и должен до конца выполнить свой долг. Он будет драться здесь, на улицах Берлина, за каждый дом, за каждую подворотню, быть может, и за ту, в которой, как ты рассказывала, вы когда-то начинали совместную жизнь. Но при этом он должен быть спокоен за тебя. Он должен знать, что с тобой все хорошо, что ты ждешь, когда он вернется, если ему суждено вернуться. Еще раз прости меня, я раню твое сердце, но сейчас не время строить воздушные замки. Скажи, я не права?

— Быть может, фрау Кох, — осторожно вступила в разговор Ильзе, — Вы и в самом деле поедете с нами…

— Нет, — решительно отказалась Ирма, — я дождусь Алика.

— А ты уверена, что он сможет приехать к тебе сейчас? — спросила серьезно Маренн. — Вполне вероятно, он уже не сумеет прорваться. Мы даже не знаем, где он.

— Я все равно должна дождаться его, — настаивала Ирма. — Понимаешь, я должна сказать ему… Сказать наконец все то, что мучило меня годы. Я должна признаться, что изменяла ему, вся эта история с Гейдрихом, — Ирма не на шутку разволновалась.

Маренн села рядом с ней и взяла ее за руку:

— Успокойся. Ты же говорила, он все знает.

— Это я так думаю, что знает. Но мы никогда не говорили с ним об этом. Пусть он выслушает это от меня. И ответит. Пусть скажет сам, что он обо мне думает. Я не могу, Ким, не могу иначе, меня мучает совесть. Пусть он ударит меня, назовет шлюхой, отречется от меня. Тогда я без сожаления погибну в этом городе, сгорю заживо, как в аду, я согласна, я заслужила… Мне не для чего будет жить. А если нет, если он простил меня, простил, а не пожалел… Тогда… я сделаю все, что он скажет. И если ему суждено погибнуть или попасть в плен, я всё разделю с ним, всё… — она заплакала, закрыв лицо руками. Маренн обняла подругу, прижимая ее голову к своему плечу.