Середин осторожно приоткрыл глаза, скосил вправо. Там, похоже, сидел яркий, как попугай, небольшой черно-красный клест. Еще несколько неуклюже ковыляли в метре перед ним. Дальше копошились в траве воробьи, синицы, вышагивали цапли.
Однако в воздухе всё нарастал и нарастал гул от тысяч хлопающих крыльев, на святилище и поляну вокруг легла плотная тень, тут и там опускались пичуги самого разного размера и расцветки. Удоды, дятлы, дрозды, кукушки, вальдшнепы, вьюрки, вяхири, грачи, зырянки, иволги…
Многие из охотников за сокровищами, сообразив, что тут скоро начнется, начали поворачивать коней и отъезжать подальше — но чародеям не оставалось ничего, кроме как смириться с будущим и продолжать колдовство. Святилище и роща вокруг уже напоминала собой многоцветный шевелящийся ковер, птицы покрывали всё в два, даже в три слоя. Они заставляли прогибаться ветки дубов и обламываться — веточки березы, они путались в волосах, прокалывали когтями ткань штанов, теснились на плечах, падали с частокола, на помещаясь на его остриях. Во всем этом галдящем месиве перемещались храмовые воины, выискивая в постоянно меняющемся рисунке живого ковра иссиня-черное оперение воронов, вытягивая к ним руки. Птицы при этом чуть приседали, расставив крылья и возмущенно каркая, но волхвы тут же презрительно отмахивались и шли дальше:
— Молод, молод. Все они слишком молоды!
— Разумеется, — выпрямился Середин, стряхивая с себя надоедливых крикливых постояльцев. — Самые молодые и сильные примчались первыми. Старики приползут позднее. Птицы еще слетаются. Вон, кстати, еще ворон тащится…
Прикрыв левой рукой глаза от солнца, другою Олег указал на черную точку, что двигалась от поросшей лесом излучины.
— Да, это ворон, — согласился, глянув туда, главный из волхвов. — А дальше — сокол. Соколов почему-то здесь еще не было.
— Что это? — Олег не поверил своим глазам, увидев, как сокол, сделав короткую горку, обрушился ворону на спину. — Что за бред? Соколы не едят воронов и не охотятся на них. Этого не может быть!
— Может — если кто-то из колдунов не хочет, чтобы нам попали его глаза! — Храмовый воин выхватил у одного из товарищей бердыш, вытянул его в направлении птиц, что-то забормотал. Однако схватка в небе продолжалась.
— Стреляйте! — закричал Олег воинам, что стояли в той стороне, побежал к ним. — В сокола стреляйте!!! Стреляйте же!
Ратники подняли головы, кое-кто потянул из саадаков луки, стрелы. Воздух начали штриховать стремительные черточки. Наконец одна перечеркнула сцепившихся птиц, и обе они, кружась, как листки цветной бумаги, понеслись вниз.
— Ворона ловите!!!
К счастью, Олег успел вовремя, чтобы подхватить окровавленное тельце птицы с разорванной до мяса спиной и кровоточащей шеей. Вдобавок стрела, сбившая сокола, пробила ему крыло, и перья намокли от крови. Сердце ворона еще продолжало неровно постукивать, но глаза уже задернула белесая пелена.
— Нет, нет, только не это…
Ведун сжал птицу между ладонями, сосредоточился, стягивая свою ауру, сдувая, как шарик, вбирая в себя — и выпустил всю свою энергию, которая поддавалась управлению, в ладони, отдавая ее ворону. Сердце пернатого старика сразу забилось ровнее, а у Середина тут же закружилась голова. Покачиваясь, он пошел к святилищу. Навстречу кинулись несколько кудесников, предлагая помочь, но Олег только прошептал:
— Скорее с глазами. Я не смогу вечно удерживать его по эту сторону яви.
Подбежал храмовый воин, склонился над птицей, потом отмахнулся, и тут же десятки тысяч птиц взмыли ввысь, заставив как будто качнуться от неожиданного толчка саму землю. Подобно выстрелу из вулкана, плотная черная стая взлетела на высоту полукилометра, после чего медленно рассеялась.
— Слепца готовьте!
Земля вокруг святилища — как, впрочем, и всё остальное, — была покрыта толстым бело-черным слоем того, что всегда оставляют за собой пернатые друзья. Для обряда все вместе торопливо очистили круг в два шага шириной — в святилище же послышались мерные удары. Один из храмовых воинов из медного чайника очертил это место струйкой черного, угольно поблескивающего порошка и отступил, поставив чайник на землю и молитвенно сложив на груди руки.
К мерным тяжелым ударам добавились более звонкие, стучащие вдвое чаще. Звук начал нарастать. Из ворот, тоже сложив руки, вышел служитель Святовита в тунике, а за ним… За ним брел, непонимающе крутя головой, боярин Чеслав. Сзади, отрезая пути к отступлению, двигался третий волхв.
«Так вот зачем они тащили с собой этого невезучего бедолагу! — сообразил ведун. — Лишить человека его души не так-то просто, а уж тем более — заменить на воронью жизнь. Другое дело, коли смертный сам этого пожелает. Простенький обряд с послушной жертвой — и всё готово».
У очерченного круга они остановились, глава волхвов повернулся к несчастному:
— Помнишь ли, боярин Чеслав, мольбу, с которой обратился ты к великому Святовиту?
— Да, отче… — кивнул тот, опасливо поглядывая по сторонам.
— Готов ли ты сжечь свою старую судьбу, дабы принять из наших рук новую?
— Готов…
— Клянешься ли ты в этом богам неба?
— Да…
— Клянешься ли ты в этом богам земли?
— Да…
— Клянешься ли ты в этом богам воды?
— Да…
— Клянешься ли ты в этом богам огня?
— Да…
Внезапно порошок полыхнул, круг для обряда вырос в многометровый огненный столб. Через несколько мгновений огонь осел, но не погас, приплясывая до уровня пояса. Удары стали громче и чуть чаще. Главный из волхвов рванул на боярине ткань рубахи, раздирая в клочья и разбрасывая по бокам:
— Тогда войди в круг и прими волю богов!
Бедолага громко сглотнул, глядя на языки пламени, пару раз кашлянул. Олег подумал было, что боярин сейчас попятится и пошлет всех подальше — но, видать, судьба-злодейка довела его до того, что он был согласен даже сгореть заживо, лишь бы прекратить всё раз и навсегда… И Чеслав решительно перешагнул огненную черту. Пламя снова взревело, полностью скрыв его в себе, и опять опало. Смертный, которого почему-то била мелкая дрожь, оказался цел и невредим.
— Справишься? — стрельнул на ведуна взглядом волхв в тунике.
— Да, — кивнул Середин.
Храмовый воин макнул пальцы в кровь ворона, шагнул в огонь и начертал на спине жертвы два иероглифа, похожих на багор, обогнул боярина, вывел священные знаки у него на груди:
— Тебя, Стратим непобедимая, вызываю в плоть земную, к травам зеленым, к рекам глубоким, к небу синему, к пашням черным, к деревьям высоким. Лети, Стратим, к детям своим смертным, дай им силы животные, дай страсть небесную, дай перья легкие, дай клювы острые, дай когти крепкие, дай глаза вострые…
Начитывая заговор, волхв продолжал очерчивать последовательно низ живота, грудь, руки, ноги, несмотря на то, что кровь полумертвой птицы уже стерлась с его пальцев: