Вознесение - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 103

Они вернулись в теплый освещенный подвал. На Клыка не надевали наручников.

— Садись, — приказал рыжебородый чеченец, и в его твердом приказе не было жестокости и угрозы, а едва уловимая веселость. — Человека обмануть можно. Аллаха нельзя… Если хочешь получить оружие, воевать в одних с нами рядах, прими нашу веру… Станешь мусульманином, примешь имя Исмаил, в память нашего любимого певца, которого застрелили оккупанты. Будешь мстить за его смерть… Эй! — обратился он к двум охранникам у дверей. — Несите сюда воду и Коран!..

Те вышли и через несколько минут вернулись, проворные, быстроглазые и веселые, с похожими смуглыми лицами, на которых проступила синеватая щетина. Один нес таз с водой, перекинув через плечо полотенце. Другой держал толстую, в зеленой обложке книгу.

— Снимай брюки, — приказал чеченец, доставая из-за пояса нож в деревянном чехле, висящий на кожаном ремешке. С тихим шорохом извлек из ножен лезвие, сверкнувшее под лампой синей молнией. Нож у острия завершался легкой волной острейшей стали, на которую было больно смотреть, и начинали вздуваться на горле вены, словно их рассекало лезвие. Свет лампы скользнул в желобке, омывая крохотное пустое русло для стока крови. — Снимай, говорю, портки!..

Клык догадывался, что с ним хотят совершить ужасное, унизить, лишить чести. Так в тюрьме поступают с теми, кого хотят подавить навсегда, внушая отвращение к себе самому, и этим отвращением делая человека навсегда одиноким и немощным.

Охранник открыл зеленую книгу и стал читать нараспев, издавая бурлящие, стенающие и молящие звуки. Другой окунул в таз полотенце, и оно потемнело от воды, и маленькая темная лужица натекла на пол. Клык слышал непонятные, на неведомом языке слова, которые, казалось, отпевают его заживо, и смотрел на белое лезвие с жалом и синеватой, скользящей молнией.

— Не бойся… У нас малые дети терпят… А ты здоровый мужчина…

Клыку помогли расстегнуть ремень, спустили брюки, трусы. Маленький чеченец приблизился с ножом, примериваясь, поигрывая сталью. Как малую тушку зверька, взял за шиворот его страшащуюся плоть. Оттянул кожицу и провел лезвием. Клык почувствовал острую боль, словно в пах ударила оса. Чеченец ткнул ему в колени мокрый ком полотенца. На лезвии расплывалось пятнышко крови. И глядя на белую лучистую сталь, на красный наплыв крови, Клык выпадал из пространства и времени, улетал в невесомость.

Он находился без сознания не больше минуты, побывал в иных мирах, из которых вернулся на землю измененным. С другим лицом, именем, иным составом крови, созданный из других веществ, наполненный новыми органами жизни. Словно там, в космосе, где он пропадал, в огромной операционной ему вырезали сердце и мозг, вставили вместо них другие, искусственно созданные органы.

Начальник разведки Адам, в недавнем прошлом преподаватель психологии, с удовлетворением смотрел на своего пациента, с которым провел сложное действо, связанное с полной заменой личности. Приведенный к нему человек, сильный, упрямый и хитрый, был разобран им на составляющие части, как разбирают машину. Эти разобранные колеса, пружины и шестерни он бережно рассмотрел и смазал и снова собрал, но только в иной последовательности, с добавлением новых деталей, с удалением ненужных и лишних. И возникла другая машина, другой сконструированный им человек, послушный его воле, готовый по его наущению выполнить любую работу. И эта работа теперь предстояла.

— Дорогой Исмаил, так я буду теперь тебя называть… — Начальник разведки вынул из стола портативный японский диктофон с мерцающими электронными цифрами и ягодками индикаторов. — Теперь, прежде чем ты пойдешь отдыхать, мы должны сделать маленькую запись… — Он пододвинул диктофон к полуобморочному Клыку. Черный глянцевитый зверек навострил свое чуткое ушко, замигал внимательными разноцветными глазками. — Будешь обращаться к своему командиру Пушкову, как если бы ты находился в Музее искусств, который завтра станет штурмовать твой взвод. Ты должен убедить Пушкова в том, что находишься в доме с другими пленными и просишь не стрелять из танков… Повторяй за мной!.. — Он включил диктофон. Побежали прозрачные зеленые цифры, похожие на водянистых слюдяных насекомых. Замигали пузырьки индикаторов. — Повторяй!.. «Товарищ лейтенант!.. Это я, сержант Клычков!.. Я в плену у чеченцев!.. Прошу не стрелять… Здесь Звонарев и другие пленные!..»

Клык слушал, как во сне, чужой, говорящий от его имени голос. Испытывал непрерывную ноющую боль в паху, приглушаемую холодным мокрым полотенцем. Повторял, как под гипнозом, внушаемые мысли:

— Товарищ лейтенант, это я, сержант Клычков!.. Я в плену у чеченцев!.. Не стреляйте из танков!.. Тут много наших, Звонарев и другие!.. Пожалуйста, не стреляйте!..

Начальник разведки записывал еще и еще. Завтра он поставит в заминированном Музее искусств громкоговоритель и прокрутит сделанную запись. Добьется того, чтобы атака дома проходила без огневой поддержки танков, одним стрелковым оружием. Штурмовая группа, щадя своих пленных, откажется от ударов артиллерии, проникнет в дом, где радиосигнал подорвет одновременно все фугасы и мины, погребет под развалинами русских военных.

Он достал кассету с записью, бережно спрятал в футляр.

— Отдыхай, Исмаил. — Он по-товарищески хлопнул Клыка по плечу. — Завтра увидимся…

Клыка отвели в отдельную камеру, но не в ту, с холодным бетонным полом и железными дверями, где его содержали после пленения, а в тесную теплую каморку с деревянным топчаном и разорванным ватным одеялом. Закрыли за ним засов. Изможденный, без сил, чувствуя боль в животе, забыв свое имя, не помня, какого он рода и племени, Клык зарылся в одеяло. Ему казалось, он опрокинут в бездонную яму, зарыт в нее, упирается головой в самый центр земли, стараясь понять, что с ним приключилось, за какое сотворенное зло ему было уготовано это мучение. Кто-то в далеком безымянном поселке, когда-то родной и любимый, а теперь навек позабытый, склонил к баяну хмельную голову, давит кнопки и клавиши, и шумный нарядный люд топочет по сухим половицам. Клык держался руками за пах и беззвучно рыдал.

Рядовой Звонарев, как только кончилось тупое беспамятство после оглушающего, в затылок, удара и он почувствовал, как сильные, грубые люди, ухватив складки бушлата, проволакивают его в тесном подземелье, огрызаются очередями на туманные вспышки, и пули с ноющим бекасиным звуком рикошетят в туннеле, — Звонарев понял, что случилось самое страшное. То, чего он больше всего боялся. Что было страшнее раны, болезни, самой смерти. О чем он тайно думал, в чем был почти уверен, отодвигая от себя эту жуткую возможность ночной молитвой, сразу после того, как молитвенно вспоминал мать, приходского священника отца Александра и соседскую девушку Ирину, которую тайно, с каждым днем все больше любил. Он был почти уверен, что это должно случиться и он окажется в руках беспощадных, ожесточенных, желающих его гибели врагов. И как только это случилось и его, без оружия, оглушенного, волокли под землей, пиная, браня, упирая в лоб холодный автоматный ствол, он сразу же, среди страхов и болей, поместил в свое сердце молитвенное ожидание чуда. Предался в руки всеведающего и всесильного Бога, который знает его беду, следит за ним из небес, видит его в черном подземелье и непременно, либо сейчас, либо позже, пришлет избавление.