"Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - читать онлайн книгу. Автор: Клаус Фритцше, Юлия Нестеренко cтр.№ 7

Лев Давидович уже немолодой человек и больше похож на школьного учителя, чем на офицера: у него интеллигентное лицо, высокий лоб с залысинами, старомодное пенсне на длинном горбатом носу; говорит вежливо, не повышая голоса, но очень аргументированно. Он даже чем-то отдаленно напоминает мне моего отца — то ли тем, что носит пенсне, то ли тихой рассудительной речью.

Я пока «не отошел от шока», старательно жую местные деликатесы, пить стараюсь поменьше. Надо держаться настороже.

Надо сказать, что мне ужасно стыдно за свою истерику на расстреле. Враги видели германского воина в слезах!

Вдруг полковник делает мне совершенно неожиданный комплимент — говорит, что я очень смело Держался на допросе у Джапаридзе.

— Любой немецкий солдат на моем месте держался бы так же, — заявляю я с набитым ртом. — Думаю, кое-кто еще бы и «Хайль Гитлер!» орал.

Тут вдруг они начинают хохотать, а Лагодинский сквозь смех говорит:

— Мне чаще на допросах приходилось слышать «Гитлер капут!».

Говорит, что обычно или сразу умоляют о пощаде, или раскисают после первого же удара.

Какой позор! Не может быть!

— Да вот, я пару месяцев назад допрашивал одного из вашей группы, некоего шарфюрера Хешке, — рассказывает Лагодинский.

— Ага, я лично на скалу залезал, снимал его, — говорит Серега. — Он чуть не обделался со страху, в ногах у меня валялся, сапоги лизал, просил не убивать. Его даже пальцем никто не тронул, а он все рассказал.

— Мы догадывались, откуда НКВД так много известно о разведгруппе! На допросе ваш Хешке такие сопли распустил, обещал сотрудничать с НКВД. Клялся, что его папа коммунист, — добавляет Лев Давидович.

— Нацист его папаша еще с 1933 года, а сам он… — выдаю его полную характеристику на русском матерном. — И эта мразь назвала меня тогда слюнтяем! — заканчиваю я гневно.

— И еще коммунистом, — полковник хитро прищуривает глаза. — Ты на него за это сильно обиделся?

— Это далеко не самое худшее оскорбление, — парирую я.

Потом полковник рассказал про нашего Шамиля. Оказывается, тот взял имя известного в XIX веке имама — святого человека. Настоящее его имя Абдулла, и он вовсе не бывший мулла, а вор и насильник. Говорит, что хадж в Мекку совершил, а сам в это время в тюрьме сидел.

— Наш Хайнц тоже из бывших уголовников, — вставляю я.

— Ну, вот видишь, сколько у них общего. Родные души! — иронизирует Серый.

— При Гинденбурге сидел за вооруженный грабеж, а при Гитлере за то же самое в России железный крест получил, — язвительно вторю я.

Оказывается, НКВД давно и небезуспешно охотится за бандой Абдуллы: их уже обложили, как волков, со всех сторон. Можно сказать, что последнее время абреков выручала только круговая порука, когда население чеченских аулов отказывалось сообщать о передвижениях бандитов властям, потому что в банде много их родственников. Но не все джигиты отпетые головорезы, многих Шамиль обманывает или загоняет в банду силой.

— Ну, ладно темные невежественные горцы. Они искренне думают, что ведут праведный джихад за свою веру и после смерти попадут к гуриям в рай, — говорит Лев Давидович. — Но ты-то умный парень из интеллигентной семьи. Ты за что сражаешься?

«Вот теперь уже не знаю, — не озвучиваю свои мысли я. — Получается, что мы уже сражаемся за свои собственные шкуры. Просто из страха поголовного возмездия».

— Абдулла гонит своих джигитов на убой, как стадо баранов. Ты ж не баран. Что ты делаешь в их стаде? Под нож ведь все вместе пойдете. Тебе оно надо?!

Точно — оно мне надо?! Будто мои мысли читает. Я как песчинка попал между страшными жерновами истории. С одной стороны, такие как оберштурмфюрер Шмеккер, Хайнц, Хешке и Абдулла, грязь, кровь и подлость. С другой — Сема, Серега, дядя Леша, тетя Тося, да все мои друзья и знакомые из солнечного грозненского детства! Но есть еще товарищи по другую сторону баррикад. Как же Алекс, Крис и Гюнтер? Я не могу отречься от них. Мы вместе прошли учебку в Лютцензее, вместе принимали присягу, делились последним кусочком хлеба на привале, прикрывали друг друга в бою.

А может, попробовать рассказать о них этому пожилому еврею с мудрыми глазами царя Соломона? Он должен понять! Ведь он сам сказал, что Сталин разделяет Гитлера и немецкий народ.

— Вообще занимательно было послушать про этих трех персонажей. Обычно враги представляются какой-то безликой общей массой, как мишени в тире. Просто стреляй по ним и не вдавайся в подробности биографии. А тут… Пауль так эмоционально рассказывал обо всех своих камерадах, что я четко представил себе каждого из них и даже (черт побери!) проникся к ним какой-то долей симпатии.

Оказывается, Алекс — вообще не немец, а терский казак. Родился в станице Червленой в 1915 году, сын казачьего атамана. После Гражданской войны эмигрировали в Германию. Так что он по-настоящему Алешка Ростоцкий. И особняк у них был в Грозном, и дед где-то на грозненском кладбище похоронен. Сам Алексей всю жизнь мечтал вернуться на Родину, изучал в Берлинском университете русскую литературу.

Кристиан — немец только наполовину, его мать русская, а отец из обрусевших немцев. Родился в немецкой колонии Каны, это менее 200 километров отсюда, на Ставрополье, сейчас эта местность временно оккупирована врагом. Учился в Грозненском нефтяном техникуме. Еще молодой пацан, веселый, бесшабашный. Хорошо поет и играет на гитаре, сам сочиняет стихи и песни.

Вот Гюнтер действительно стопроцентный немец, но к нацистам относится более чем прохладно. Самый старший из троих по званию и по возрасту, ему почти тридцать. Достаточно взрослый и разумный человек, со своими принципами и понятиями о чести. Заядлый альпинист, с рюкзаком за плечами исходил весь Кавказ, поднимался на Эльбрус и Казбек, мечтал штурмовать Эверест. Увлекается фотоделом, именно его горные пейзажи я видел среди фотографий Пауля.

В общем, у всех есть какие-то российские корни, и все хорошо говорят по-русски. Неудивительно — их специально так в разведшколе подбирали, со знанием местности, языка и обычаев.

Оказывается, все четверо разочарованы в своей миссии, недовольны излишней жестокостью своего командира и его подручного.

Вообще хитрюга Лагодинский так здорово разговорил Пауля, что тот уже буквально жалуется нам на своего оберштурмфюрера, как школьник на несправедливого учителя.

Пылко, с обидой рассказывает, что Шмеккер был очень заносчив и высокомерен, сильно доставал их мелочными придирками и муштрой, часто унижал. Нередко в глаза называл Алекса русским тупицей, а Кристиана недоделанной грязнокровкой. Он откровенно не любил эту четверку, и они платили ему той же монетой. С эсэсовцем Хайнцем ребята тоже сильно не ладили, пару раз Гюнтер даже дрался с ним.

Шамиля и его абреков все четверо презирают, уверены, что НКВД вскоре накроет банду. Те, что постарше и поумнее, даже сомневаются в победе германского оружия и исходе войны в целом.