"Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - читать онлайн книгу. Автор: Клаус Фритцше, Юлия Нестеренко cтр.№ 42

Немного погодя к нам подъехали на ишаках, груженных хворостом, еще двое немолодых чеченцев.

Почтительно поприветствовав нас, они сели, скрестив ноги, на кошму и присоединились к нашей беседе. Пятидесятилетний Шовхал рассказал, как в тридцатых в горы понаехали уполномоченные из города, чтобы сгонять горцев в колхозы. Вчерашние рабочие с заводов и нефтепромыслов, убежденные коммунисты, но абсолютно незнакомые с чеченскими обычаями, пришельцы наломали немало дров и наплодили много новых обид. Свободолюбивые горцы не желали впрягаться в ярмо, брали оружие и уходили в горы. Стреляли в комбедовцев, в уполномоченных по заготовкам; Советская власть в ответ объявляла их врагами народа. Шовхал был арестован НКВД, несколько лет провел в гулаговских лагерях, окончательно озлобился и был готов зарезать любого встречного в ненавистной синей фуражке. Его впалую грудь постоянно бил кашель от приобретенного в сырых шахтах туберкулеза, он часто сплевывал на землю тягучую мокроту с прожилками крови, и я предпочел отодвинуться от него подальше.

Третий из них был по-настоящему глубоко верующим человеком, не расставался с жайна — маленькой книжечкой молитв из Корана, и никогда не пропускал намаз. Его возмущало то, что большевики закрывали мечети, проводили репрессии против мусульманского духовенства, призывали жен не слушаться мужей, а молодежь не уважать мнение старейшин тейпов.

— Валлаги, биллаги! Что творится на земле вайнахов! — сокрушался он, по-горски цокая языком. Его лицо и белки глаз были желтоваты от разлившейся желчи, что согласно народным приметам выдавало скверный и склочный характер. — Мой собственный сын стал комсомольцем, женился на русской девке! Позор на мою седую бороду и весь наш род! Я проклял его, он ушел из родного аула и теперь работает на нефтепромыслах. Вот шайтан, разве это занятие Для настоящего джигита?!

— Danke, Vater! — произнес в конце трапезы наш фельдфебель. Чеченец довольно закивал головой: видно было, что за долгое и тесное общение с немцами он уже начал понимать их язык.

Мы пробыли на соляных источниках два дня, ожидая приезда шейха. Вообще-то он считал себя очень важной птицей, этот потомственный горский князь и священнослужитель. Он метил не менее чем в падчахи — то есть на место монарха в будущем мусульманском государстве.

Впервые мы встретились с шейхом почти три месяца назад, Гюнтера свели с ним как с одним из вдохновителей прежнего антисоветского восстания.

— Старый дурак, — презрительно фыркнул наш покойный оберштурмфюрер, когда Гюнтер передал ему результаты своего первого разговора с честолюбивым святошей. — Он что, всерьез думает, что мы усеиваем подступы к Кавказу трупами немецких солдат только ради того, чтобы вернуть в горы старую власть и мусульманскую веру? Он сам и его люди нужны нам только в качестве мелкой разменной монеты. Впрочем, обещайте шейху все, что он ни попросит. Обещайте ему горы немецкого оружия — горцы боготворят оружие и символически поклоняются ему. Дайте ему много советских денег — они все равно скоро обесценятся.

Но реальному Шмеккеру так и не удалось встретиться с влиятельным представителем мусульманского духовенства, оберштурмфюрер был убит. Теперь его личность представлял наш майор Петров.

Шейх прибыл в сопровождении четырех вооруженных мюридов — учеников и телохранителей. Это был пожилой, но еще вполне крепкий мужчина с благообразной, как у любого святоши, внешностью; весьма талантливый актер, умеющий убедительно сыграть на публике верного слугу Аллаха. Он был сосредоточен, горделив и неприступен, его холеные руки постоянно перебирали янтарные четки, а губы шептали суры из Корана.

Шейх был старым и непримиримым врагом Советской власти, участвовал в антисоветских мятежах еще в двадцатых годах, разжигая ненависть местного населения против русских соседей; в тридцатых его проповеди толкали невежественных горцев сопротивляться созданию колхозов; я много слышал о нем и его грязных делах, но видел его впервые. Он был одет в тонкую шерстяную черкеску с серебряными газырями и цепочкой на груди, подпоясанную кавказским наборным ремешком. Под черкеской была надета чоха из изумрудно-зеленого шелка с застежкой из мелких пуговичек, на гордо посаженной голове красовалась дорогая каракулевая папаха, обмотанная белой чалмой. Пояс украшал длинный и широкий кинжал с самоцветами в рукояти. Под лохматыми седыми бровями таились хитрые глаза — черные и глубокие, словно омуты. Хищный орлиный нос, тщательно расчесанная, белая, как снега Эльбруса, длинная борода; мягкая, вкрадчивая поступь.

Он недовольно покосился на Лайсат, но все же принял ее в качестве переводчицы. Затем они с оберштурмфюрером приступили к переговорам, а мы заняли по краям поляны позиции караульных.

— Хитрая бестия! — ярился после отъезда шейха чекист. — Скользкий, изворотливый, словно змея. Так и хочет объегорить, словно барышник на базаре: поменьше дать и побольше взять. Гарантии ему подавай! Чует, старый хрыч, что дела у гитлеровцев на Кавказе идут плоховато. Ничего по существу не сказал, никакого с него толку!

Петров рассказал, что повстанцы во главе с шейхом сильно рассчитывали на вступление в войну против СССР турок, своих собратьев по вере. Турецкое правительство, в свою очередь, собиралось объявить войну русским только после успешного взятия немецкими войсками Сталинграда. Но гитлеровцы завязли под этим волжским городом в затяжных боях, успех которых становился все более сомнительным, и осторожные турки занимали пока выжидательную позицию. Шейх тоже выжидал, чья возьмет, поэтому был не очень щедр на обещания сотрудничества с абвером. К тому же выяснилось, что число его сторонников не так уж велико, поэтому Петров решил усиленно искать контакты с Шериповым. Мы покинули окрестности солеварни и двинулись выше в горы.

Создавалось впечатление, что мы двигаемся не только в пространстве, но и во времени — навстречу наступающей зиме. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становились ночи, к утру на пожухлую траву оседала уже не роса, а белая кайма инея. Холодный ветер нес по ставшему ближе небу рваные клочья облаков, они цеплялись за острые пики скал, в расщелинах которых чудом лепились корявые сосны. Парящие орлы с удивлением взирали на цепочку путников с рюкзаками на плечах, словно муравьи карабкающихся по крутому склону.

К вечеру мы дошли до окрестностей горного аула Хайбах. На околице собирал хворост крепкий мужчина в лохматой папахе и бараньем полушубке. Он выпрямился и без малейшего удивления или боязни смотрел на шестерых вооруженных немецких парашютистов.

— Ассалям алейкум, — поздоровалась с ним по-чеченски Лайсат. — Прости, отец. Попали мы сюда нечаянно. Нельзя ли нам провести здесь ночь?

— Сам Аллах ведет путников в горах, и он же делает их гостями избранного им горца, — сказал чеченец довольно чисто по-русски и, пригласив нас в саклю, пошел вперед.

Наклонившись под низкую притолоку, мы по одному вошли в небольшую комнату, посредине которой прямо на полу горел самодельный керосиновый светильник. Оба окна, расположенные в той же стене, что и входная дверь, были завешены маленькими пестрыми ковриками, поэтому мы и не видели снаружи света в доме.