Глядя на осенние пейзажи — ряды фруктовых деревьев, перекопанные под зиму огороды, безлюдные дачные домики, Гуров, не оглядываясь, спросил:
— Далеко еще?
— Нет, еще минут пять езды… — угрюмо ответил главарь.
— У меня такое впечатление, что это похищение было совершено не столько ради денег, сколько ради того, чтобы свести какие-то счеты. Я прав? — спросил Лев, продолжая смотреть на дорогу.
Тяжело засопев, Уругин медленно заговорил:
— Да! Я его всегда ненавидел, этого Примуса, как у нас его звали. У себя там в школе — отличник, по спорту — медали, девки, как только прикатит — все только о нем. Натаха — и та повелась! А он? «Киндера» ей замастрячил и — смылся. Если бы не его «киндер», я бы все равно ее взял. Но растить чужого «спиногрыза» — на фиг нужно. А он с ходу — в миллионеры, в олигархи… За что вот ему столько?! Чем я хуже его?! Как только услышал про его проделку с переодеванием в бомжа, сразу появилась мысля — а не поставить ли его на место? Вот с Натахой получилось херово. Кинулась, дура, его защищать. Ну, я ее толкнул, а Мосол шмальнул в нее. Я его за это чуть самого не пришил. Черт!.. Надо было Примуса сразу пускать в расход. Жаль, вовремя не сообразил…
Выписав два или три замысловатых поворота по узковатым дачным проездам, машины остановились у высоченного дощатого забора, над которым высилась двухэтажная кирпичная дача. Уругин выбрался из кабины и, сопровождаемый сержантами, подошел к двери, встроенной в изгородь рядом с большими воротами. Ему дали ключи, он открыл калитку, и прибывшие прошли во двор, покрытый асфальтом. Слева от крыльца к боковой стене дома был пристроен тамбур входа в подвал с мощной железной дверью.
Звякая ключами, Уругин отпер замок, и дверь с громыхающим скрипом распахнулась. Щелкнул выключатель, лампочки, освещающие длинную лестницу, ведущую вниз, загорелись, и Гуров указал рукой главарю, чтобы тот следовал по ней. Уругин нехотя зашагал вниз. На его лице было выражение крайней досады, чувствовалось, что он боится того, что его спутники смогут увидеть в подземелье.
Войдя в просторное подвальное помещение, построенное добротно и капитально (пол и потолок — монолитный бетон, стены — хороший качественный кирпич), Лев огляделся. Вдоль стен подвала тянулись в основном пустые стеллажи, стояли какие-то шкафы и высились штабеля мешков с цементом — похоже, хозяин этой дачи намеревался продолжить строительство.
— Где Перлинов? — строго спросил Гуров, вопросительно глядя на Уругина.
Тот уныло повлекся к еще одной железной двери, за которой оказался не очень просторный чулан со спертым, затхлых воздухом. На полу, в положении полулежа, темнела мужская фигура. Руки пленника были прикованы наручниками к железному кольцу, вделанному в стену. Голову закрывал надетый на нее черный мешок. Услышав шум шагов и голоса, пленник, издавая маловразумительное мычание, отчаянно задвигался, пытаясь встать.
Лев подошел к нему и, развязав тесемки, снял с головы мешок и отодрал широкий пластырь, закрывавший рот.
— Евгений Перлинов? — спросил он, отстегивая наручники.
Тот попытался что-то сказать, но смог лишь судорожно мотнуть головой. Оглянувшись, Гуров распорядился:
— Воды! Быстро!
Один из сержантов опрометью помчался к машинам и вскоре вернулся с бутылкой минералки. Глядя, как Перлинов с жадностью глотает воду, Лев посмотрел на Уругина и недоуменно спросил:
— Ты его за все это время хоть раз-то кормил? Что, даже воды не давал?!! Ниче-го себе!.. Ну ты и тва-арь!
Перлинов, глядя на Гурова и с трудом двигая ртом, задал вопрос, как видно, мучивший его все эти дни:
— Ат..а..ха ы. фа?
Сразу же догадавшись, что он имеет в виду, Лев поспешил ответить:
— Наташа жива, она уже выздоравливает.
На лице пленника появилась гримаса, которая, скорее всего, предполагала собой радостную улыбку. По щеке Перлинова пробежала крупная слеза. Подоспевшие санитары принесли носилки и вместе с полицейскими уложили на них недавнего узника. Тот едва двигал затекшими и ослабевшими от голода и жажды руками и ногами. Поднимаясь из подвала, Гуров услышал звонок своего телефона. С нотками заинтригованности в голосе Стас поинтересовался:
— Ну, как там успехи? Ты где сейчас? Мы только что приехали в Заречное.
— Ну, а я сейчас в Краснополянском. С зареченскими коллегами провели операцию. Робот задержан, Перлинов освобожден. Его, я думаю, повезут в областную клинику, так что в ближайшее время они с Натальей там увидятся, — сообщил Лев без намека на помпу или некую многозначительность.
Но Крячко все равно воспринял услышанное как некие вселенского масштаба события, которые прошли без его участия, чему очень огорчился, и разочарованно воскликнул:
— Ешкин-матрешкин!.. Блин! Как же я пролетел-то? А? Вот как всегда: если что нудное и скучное — это мне, если что-то интересное — это Леве. Вот что за несправедливость?
Слушая его, Гуров от души рассмеялся. Стас был верен себе — он не терпел, если сам не оказывался в жерновах происшествий и передряг. Пусть даже на собственной шкуре останутся синяки, ссадины и царапины, пусть перепадет уйма колотушек, зато не остался обсевком на обочине жизни, зато сам ощутил все ее стороны — и полынь, и медовый нектар…
На следующий день утром приятели, как и обычно, входили в кабинет своего приятеля и начальника Петра Орлова. К их удивлению, тот и близко не излучал ожидаемого в подобной ситуации лучезарного сияния, глядя озабоченно, с несколько напряженной сосредоточенностью. Поздоровавшись и плюхнувшись в кресла, опера воззрились на сумрачное начальственное лицо.
— Ну, что сказать о вашей работе, мужики? Молодцы. Однозначно молодцы. Но ситуация тут у нас складывается, как в песенке про Гулливера: чем больше делал Гулливер, тем лилипуты злее… Речь о вашем вчерашнем интервью липецкому областному телевидению.
Опера разом пожали плечами. Они и подумать не могли, что сказанное ими может оказаться поводом для чьего-то недовольства. Да, вчерашним днем они поставили точку на расследовании исчезновения крупного предпринимателя, которое началось как придуманная им хохма, а закончилось тем, что он и в самом деле оказался заложником особо опасной банды.
Вернувшись из дачного массива в Краснополянское, команда полицейских, участвовавшая в задержании Уругина, с ходу была приглашена к краснополянскому главе. На телефон майора поступил звонок из приемной, ну, а он перезвонил Льву.
Вопреки ожиданиям Гурова, глава района оказался человеком серьезным, настроенным на конструктив. Правда, сидевший у него начальник местного ОВД выглядел хмурым и недовольным — по его мнению, как столичные опера, так и его коллеги из Заречного поступили не вполне этично, произведя задержание жителя данного района, к тому же депутата районного собрания, не поставив их в известность и не пожелав подключить к данной операции. Это было, как посчитал он, верхом неуважения и ничем не оправданного недоверия к краснополянской полиции.